— Ты помнишь, как после падения Стирлинга, незадолго до Куллодена, неожиданно появились слухи о золоте, которое прислали из Франции?
— От Людовика? Да. Но он его не посылал. — Слова Джейми вызвали в моей памяти те короткие и отчаянные дни дерзкого возвышения и стремительного падения Карла Стюарта, когда слухи были главной темой разговоров. — Все судачили обо всем: насчет золота из Франции, кораблей из Испании, оружия из Голландии, но на самом деле за этим ничего не стояло.
— О, кое–что оказалось правдой, и, хотя Людовик тут был ни при чем, этого тогда никто не знал.
И Джейми рассказал мне о своей встрече с умирающим Дунканом Керром и последних словах бродяги, произнесенных шепотом в чердачной каморке постоялого двора, под бдительным взглядом английского офицера.
— Дункан был в лихорадке, но оставался в здравом уме. Он знал, что умирает, узнал меня, а поскольку это был для него единственный шанс поделиться тайной с человеком, которому он мог довериться, он рассказал мне все.
— О белых колдуньях и тюленях? — повторила я. — Должна признаться, что для меня это тарабарщина. А ты его понял?
— Ну, не вполне, — признал Джейми.
Он повернулся ко мне и слегка нахмурился.
— У меня нет ни малейшего представления о том, что это за белая колдунья. Поначалу я подумал, что он имел в виду тебя, англичаночка, у меня сердце чуть было не остановилось, когда он ее помянул.
Джейми печально улыбнулся, и его рука сжала мою.
— Я было подумал, что вдруг что–то пошло не так. Может быть, ты не смогла вернуться к Фрэнку и месту, откуда пришла; может быть, ты каким–то образом в конце концов оказалась во Франции; может быть, ты находишься именно там, — короче говоря, моя голова наполнилась всяческими фантазиями.
— Жаль, что это не было правдой, — прошептала я.
Он криво улыбнулся мне, но покачал головой.
— При том, что я находился в тюрьме? А Брианне было… сколько? Лет десять? Нет, англичаночка, не стоит тратить время на пустые сожаления. Главное, теперь ты со мной и никогда больше меня не покинешь.
Он нежно поцеловал меня в лоб и продолжил свой рассказ.
— Я понятия не имел, откуда взялось это золото, но из слов Дункана понял, где оно находится и почему там оказалось. Послал за ним не кто иной, как принц, собственной персоной. Что же до тюленей…
Он приподнял голову и кивнул в сторону окна, где розовый куст отбрасывал тени на стекло.
— Когда моя мать убежала из Леоха, народ поговаривал, что ее сманил огромный тюлень, который будто бы сбросил шкуру и стал ходить по суше, как человек. И он был на него похож, да.
Джейми улыбнулся и запустил руку в свои густые волосы, вспоминая.
— Волосы у него были густыми, как мои, но черными, как гагат. Они поблескивали на свету, словно влажные, и двигался он быстро и плавно, как тюлень в воде.
Джейми повел плечами, отгоняя накатившие не к месту воспоминания.
— Так вот. Когда Дункан Керр произнес имя Элен, я понял, что он имел в виду мою мать, как знак того, что он знал мое имя и мою семью, знал, кто я. Это было доказательство того, что он не бредит, Какими бы странными ни казались его слова. И, зная это…
Он снова пожал плечами.
— Англичанин сказал мне, где они нашли Дункана. Близ побережья. Там сотни пустынных островков и скал вдоль всего берега, но тюлени живут только в одном месте, на краю земель Маккензи, близ Койгаха.
— И ты отправился туда?
— Ну да.
Он глубоко вздохнул, его свободная рука переместилась к моей талии.
— Я бы не стал сбегать из тюрьмы, если бы не подумал, что это могло иметь отношение к тебе, англичаночка.
Побег не был сопряжен с какими–то особыми трудностями. Заключенных выводили наружу маленькими группами, чтобы добывать торф, служивший в тюрьме топливом, или выламывать, обтесывать и катать камни, предназначавшиеся для ремонта стен.
Человеку, для которого вересковая пустошь — родной дом, скрыться ничего не стоило. Он оторвался от работы и свернул к травянистому холму, развязывая штаны, как будто для того, чтобы справить нужду. Стражники вежливо отвернулась, а когда посмотрели снова, то не увидели ничего, кроме вереска. Джейми Фрэзера и след простыл.
— Видишь, ускользнуть было совсем нетрудно, но люди редко это делали, — пояснил он. — Никто из них не был родом из окрестностей Ардсмура, да и будь люди местными, им было бы непросто найти убежище.
Солдаты герцога Камберлендского отменно выполнили свою работу. Как сказал один современник, оценивший позже достижения герцога: «Он превратил край в пустыню и заявил, что установил там мир». Подобный способ умиротворения привел к тому, что некоторые районы горной Шотландии полностью обезлюдели: мужчин перебили, заточили в тюрьмы или отправили в ссылку, посевы и дома сожгли, а женщины и дети или были обращены в рабство, или разбежались кто куда, ища спасения. Любой убежавший из Ардсмура заключенный недолго продержался бы один, без родичей или клана, к которому можно обратиться за помощью.
Джейми понимал, что очень скоро английский командир сообразит, куда он направился, и организует погоню. С другой стороны, в этой отдаленной части королевства настоящих дорог не было, и привычный к такой местности человек, будучи пешим, имел преимущество перед конными чужаками.
Сбежав из–под стражи во второй половине дня, он, ориентируясь по звездам, шел всю ночь и добрался до побережья на рассвете.
— Понимаешь, я знал, где лежбище тюленей, это место хорошо известно Маккензи, и мне даже довелось побывать там до этого, с Дугалом.
Прилив был высоким, и тюлени по большей части находились в воде, охотились за крабами и рыбой среди плавающих водорослей, но темные пятна их помета и очертания некоторых, видимо отлынивающих от охоты, бездельников выделяли среди прочих три островка, расположенных рядком у горловины маленькой бухты, охраняемой скалистым мысом.
Как понял Джейми из слов Дункана, клад находился на третьем острове, самом удаленном, то есть почти в миле от берега. Проплыть такое расстояние — не пустяк даже для самого крепкого мужчины, а его силы были подорваны тяжелым тюремным трудом, не говоря уже о том, что в дороге он устал и изголодался. Неудивительно, что на вершине утеса Джейми размышлял о том, стоит ли это сокровище — если оно там вообще имеется — того, чтобы рисковать из–за него жизнью.
— Скала была вся расколота и разрушена. Когда я подошел слишком близко к краю, осколки выпадали прямо из–под моих ног, плюхаясь с обрыва в воду. Я не представлял себе, каким образом я сумею спуститься к воде, не говоря уже о том, чтобы добраться до островка. Но потом я вспомнил, что говорил Дункан о башне Элен, — рассказывал Джейми.
Его взгляд был сосредоточен сейчас на том далеком берегу, где обломки крошащейся скалы рушились в пенящиеся волны.
«Башня» была там, маленький гранитный шпиль, который торчал не более чем в пяти футах от острия мыса. Но ниже этого шпиля, в камнях, находилась расщелина, узкая, но тянувшаяся на все восемьдесят футов от вершины утеса до его подножия, что давало возможность подняться и спуститься. Задача была нелегкой, но для решительного и целеустремленного человека осуществимой.
От основания башенки Элен до третьего островка — более четверти мили колыхавшейся зеленой воды. Раздевшись, он перекрестился и, поручив душу попечению своей преставившейся матери, нырнул в волны.
Продвижение было медленным и трудным, порой волны захлестывали его с головой и он задыхался. Вообще–то Шотландия край приморский, но Джейми вырос в глубине суши и плавать ему доводилось в спокойных водах озер да речушек, где водилась форель.
Здесь же пловец столкнулся с морскими волнами — они плескали в лицо соленой водой, сбивая дыхание. Ему казалось, что он плывет уже не один час, а выпрыгивая с усилием из воды и озираясь, он видел все тот же утес, с которого спустился, только почему–то не позади, а справа.
— Короче говоря, — со вздохом сказал Джейми, — по всему выходило, что вместе с приливом придет конец и мне. По той простой причине, что плавания в обратную сторону мне нипочем не выдержать. Два дня у меня не было ни крошки во рту, и сил уже не оставалось.
Поняв это, Джейми перестал грести, а просто лег на спину, отдавшись на волю волн, и стал воскрешать в кружившейся от напряжения голове слова старой кельтской молитвы о спасении утопающих.
Он умолк и молчал довольно долго. Я даже подумала, может быть, что–то не так. Но наконец Джейми вздохнул и смущенно заговорил:
— Ты подумаешь, что я рехнулся, англичаночка. Я никому об этом не рассказывал — даже Дженни. Но представь себе, прямо посреди молитвы я услышал матушкин голос — Он неуверенно пожал плечами. — Может быть, все дело в том, что я думал о ней, когда покидал берег. И все же…
Он умолк, а я коснулась его лица и тихо спросила:
— Что она сказала?
— Она сказала: «Иди ко мне, Джейми, мой мальчик».
Он сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.
— Я слышал ее совершенно ясно, но ничего не видел, там никого не было, даже тюленей. Мне даже подумалось, что она обращается ко мне с небес и зовет туда, а усталость была такая, что смерть уже не пугала, но я собрался с силами и погреб в ту сторону, откуда донесся ее голос. Решил для себя: вот сделаю десять гребков и остановлюсь, чтобы отдохнуть. Или утонуть.
Но на восьмом гребке его подхватило течение.
— Впечатление было такое, будто кто–то поддержал меня, — пояснил Джейми, и в его голосе даже сейчас слышалось удивление. — Вода, и подо мной, и вокруг, стала чуть теплее, и она несла меня в нужном направлении. Сама несла, мне только и нужно было, что держать голову над поверхностью.
Сильное течение, вившееся между мысом и островами, вынесло его к третьему островку. Всего несколько гребков — и он оказался на суше.
Остров представлял собой гранитную скалу, потрескавшуюся, как все древние скалы Шотландии, заляпанную водорослями и тюленьим пометом, но Джейми был так же благодарен судьбе, как потерпевший кораблекрушение моряк, попавший на дивный тропический остров с пальмами и белоснежными песчаными пляжами. Правда, выбравшись на сушу, он растянулся на камнях и бог знает сколько времени лежал в полудреме, приходя в себя.