— Но письмо… — робко начал я. — Кораблекрушение…
Доктор поднял палец.
— Подожди-ка, — сказал он с улыбкой, а затем открыл свой сундучок и достал оттуда сложенный пергамент.
Знакомая сургучная печать.
Письмо!
— Но… Хаук ведь украл его, — удивился я.
— Торвальд пригрозил ему расправой, и Хаук рассказал, где спрятано твоё письмо. Торвальд передал его мне.
— А как же кораблекрушение…
— Корабль попал на отмель, а не затонул, — напомнил доктор. — Кое-что пропало, но часть груза удалось спасти.
Получается, Хаук, сам того не ведая, оказал мне услугу. Если бы не он, письмо, скорее всего, смыло бы волной, когда вода затопила кладовку.
— Его всё равно никто не сможет прочитать, — сказал я. — Это валлийский, а не латынь.
— Может быть, ты и прав: в Норвегии его точно никто не прочитает, а вот в Лондоне не так уж мало валлийцев. Ты ведь понимаешь валлийский на слух, не так ли?
Я кивнул, и во мне снова вспыхнула надежда.
— Значит, нам нужно найти валлийца, который умеет читать.
Удача улыбнулась нам на следующий день в ближайшей пивной.
Он был невысокого роста, с тёмными волосами и карими глазами. Как у меня. Позже мы узнали, что он пользовался большим успехом у женщин. Впрочем, ничего удивительного: он был привлекательным, а в его глазах горел лукавый огонёк. Представился Ллином. Сделав большой глоток из своей кружки, Ллин потянулся за письмом.
И вот тут меня одолели сомнения.
Я был настолько уверен в содержании письма, возлагал на него столько надежд и вдруг подумал, что всё это время мог ошибаться. С чего я вообще взял, что мои валлийские родственники ждут, когда я приеду и получу земли, по праву принадлежащие мне?
Я хотел надеяться на лучшее, но никаких оснований для этого у меня не было.
— Артур? — окликнул меня доктор.
Я протянул Ллину письмо.
Он развернул пергамент, наклонился к мерцающей лампе, стоявшей на столе перед нами, и провёл пальцем по верхним строчкам. Оторвавшись от чтения, он широко улыбнулся и обратился ко мне на валлийском:
— Да, — сказал он. — Я могу прочитать это. Проще простого.
Ллин разложил письмо на столе и начал читать вслух:
«Дорогой Сигни, вдове Моркана Гвинеддского; леди Кадвин, сестра Моркана, шлёт привет и желает мира».
Знакомые имена пробудили в моей памяти приятные воспоминания. Меня бросило в жар, и я затрепетал от волнения. Доктор вопросительно посмотрел на меня.
— Автор письма — моя тётя, Кадвин, — объяснил я. — Она шлёт привет маме, которую зовут Сигни. А Моркан — это мой отец.
Ллин продолжил:
«Должна сообщить тебе, мой друг, что моя душа изнывает от большого горя и глубокой печали».
Я заёрзал на скамье. Это звучало как дурное предзнаменование.
«Не знаю, доходят ли до тебя новости из Уэльса, но после перемирия с Англией молодые принцы вступили в междоусобную войну, в то же время затаив злобу на прежних союзников Давида».
Таких, как мой отец. Это фраза была ещё более печальной.
Дальше она писала о тех же междоусобицах в королевской семье, а потом Ллин прочитал:
«Во всём виноват Генрих. Я…»
Ллин огляделся по сторонам, опасаясь, что его могут услышать. За соседним столом сидели четверо мужчин, но они пили, смеялись и не обращали на нас никакого внимания. Линн прошептал:
— Твоя тётя пишет:
«Я презираю его. Я проклинаю его имя. Если бы Генрих не отобрал у нас честно завоёванные земли, всем молодым принцам хватило бы титулов и наделов, и у них не было бы ни времени, ни желания думать о старых обидах».
— Ну что? — поинтересовался доктор.
— Ах, — отозвался я, изо всех сил пытаясь не выдать свои страхи. — Кажется, моя тётушка не жалует короля Англии.
Ллин же читал дальше:
«Все годы после вашего отъезда я пыталась сохранить земли Моркана до возвращения вашего сына Артура, когда он достигнет совершеннолетия. Остался всего год. Но сейчас двое молодых принцев захватили…»
Ллин бросил на меня короткий взгляд и, нахмурившись, стал читать дальше. Мимо прошла горничная; по пергаменту побежали беспокойные тени.
— М-м-м, твоя тётя говорит…
Он проглотил слюну. Ллин был явно смущён и опечален.
— Что такое, сынок? — спросил доктор.
Не добившись от меня ответа, он обратился к Ллину:
— Читай дальше, чего же ты ждёшь!
Ллин не знал норвежского, но прекрасно понял, что сказал доктор. Сделав большой глоток из кружки, он продолжил:
«…захватили земли Моркана, и теперь ничего не поделаешь. Учитывая такое положение дел, я…»
Ллин снова перешёл на шёпот, и мне приходилось напрягать слух, чтобы расслышать его слова сквозь разговоры и смех:
«…я прошу тебя не отправлять Артура обратно и не требовать земель, принадлежащих ему по праву рождения, потому что он не найдёт здесь защиты и снова навлечёт беду на меня и моих несчастных дочерей».
Ллин откашлялся и отвёл глаза, боясь взглянуть на меня.
— Артур, что случилось? — спросил доктор.
…захватили земли Моркана…
…он не найдёт защиты…
…навлечёт беду на меня и моих несчастных дочерей…
Они не ждали меня.
Я сомневался, да, но после того, как я столько мечтал, покинул дом и отправился в опасное путешествие, эти вести причинили мне невероятную боль, — будто меня со всей силы лягнули в грудь.
Я резко вскочил; лицо горело. Скамья, на которой я сидел, с грохотом упала на пол. Я потянулся за письмом.
— Артур? — спросил доктор с тревогой.
Ллин выглядел растерянным. Он не сразу отдал письмо, прочитал до конца и сказал:
— Там ещё немного о валлийской политике. Твоя тётя желает твоей матери и всей вашей семье мира и процветания и…
— Отдайте, — потребовал я.
Переглянувшись с доктором, Ллин молча сложил письмо.
За соседним столом громко засмеялись. Дородный мужчина чуть не упал прямо на нас, расплескав эль из кружки; свеча в лампе наклонилась. Глубоко вдохнув, я ощутил запах горящего жира, кислого эля и пота, и неожиданно меня затошнило.
Ллин протянул мне письмо.
— Мне жаль, — пробормотал он.
Пока доктор отсыпал ему несколько монет, я выбежал на улицу.
Глава 44Беда с медведицей
Выйдя из трактира, я бросил проклятое письмо в грязную канаву и растоптал его, а затем отправился бродить по улицам Лондона. Моросил мелкий дождь.
Сначала я думал вернуться в гостиницу, но стыд и разочарование сжигали меня, и я не вынес бы сейчас заточения в тёмной тесной комнате.
Я случайно толкнул женщину с большой корзиной в руках, и она, осыпав меня ругательствами, погрозила мне кулаком. Затем я чуть не столкнулся с монахом в чёрном одеянии, но вовремя отскочил в сторону. А после на пути у меня возникла повозка с сеном, и я еле пробился сквозь толпу галдящих рыбаков. Я всё шёл, а когда увидел над крышами домов башни Тауэра — и вдруг понял, что всё это время неосознанно стремился именно туда.
Когда я добрался до деревянного моста через ров, мантия совсем промокла, а мои красивые новые ботинки покрылись грязью. Я перебежал через мост; мои шаги гулко отдавались в тишине. Впереди были ворота, по обе стороны от которых возвышались груды камней. Двое стражников преградили мне путь. Сперва я замедлился, а потом остановился.
— Мишка! — прокричал я.
Один из стражников выступил вперёд.
— Мишка! — снова крикнул я. — Ты слышишь меня, мишка?
Один из стражников пошёл мне навстречу, но я напряг слух и стоял как вкопанный. Если услышу от неё хотя бы один звук, то со спокойной душой развернусь и пойду навстречу тому, что уготовила мне жизнь. Но я слышал лишь хруст камешков под ногами стражника, звон камнетёсных молотков и голоса мужчин во внутреннем дворе замка.
— Мишка, ты слышишь меня?
Стражник остановился в нескольких шагах от меня и грубым голосом что-то сказал. Я не знал его языка, но понял: он велит мне уйти. И я бы послушался, если бы только услышал её голос. Хотя бы один раз!
— Мишка!
Стражник направил на меня пику, о чём-то грозно предупреждая. И тут я услышал за своей спиной шаги: это был доктор; он бежал что было сил. Оказавшись рядом, он заговорил на французском языке, стражник прислушался и опустил пику. Они немного поговорили, потом доктор подошёл ко мне и взял за руку.
— Скажите им, что я хочу увидеть её! — попросил я. — Скажите, что я хочу убедиться, что за ней присматривают!
— Ты не можешь увидеть её, сынок, — сказал доктор. — Она принадлежит королю.
Я отдёрнул руку.
— Не называйте меня сыном, я вам не сын! У меня был папа, настоящий папа, и он меня любил! И если бы он был жив, я бы обязательно был рядом с ним! Он бы научил меня объезжать королевских лошадей. Мы отправились бы в поход вместе с принцами и вступили бы в битву с врагами Уэльса! Он бы…
Внутри меня будто что-то оборвалось, ноги подкосились, и из моей груди вырвался ужасный сдавленный всхлип.
Стражник снова направил пику на нас. Доктор сказал ему ещё несколько слов по-французски и повернулся ко мне.
— Артур, — сказал он, — пойдём. Я должен рассказать тебе кое-что. Пойдём. Пойдём со мной скорее, пожалуйста!
Я снова напряг слух в надежде услышать медведицу, но тишину нарушал лишь тихий шелест травы на ветру. Над головой мрачно каркнул ворон. На сей раз я позволил доктору взять меня за руку, и мы пошли по мосту обратно.
— У меня был сын, — тихо начал рассказ доктор. — И жена.
Мы вернулись в свою комнату и сели на койки. Тонкий лучик заходящего солнца просочился сквозь занавески и вытянулся на полу длинной жёлтой лентой.
— Они сгорели от лихорадки, — сказал доктор. — Оба.
Я посмотрел на него. От лихорадки. Так же, как мой папа.
— И после этого, — продолжил доктор, — я решил, что больше никогда не хочу терять близких. Когда мы познакомились с тобой, я решил, что мы будем общаться только по делу. Я помогу тебе — ты поможешь мне. Но когда случился тот шторм, я подумал, что никогда больше не увижу тебя и…