Корова с фистулой – или «та, дырявая», как любят говорить студенты, – уже десяток лет служит воплощением высоких животноводческих стандартов, которых следует придерживаться в процессе обучения. Мой муж Эд вспоминал однажды, как мальчишкой слышал от своего отца о корове Рутгерсов с «окошком в боку». Операция эта простая. К коровьему боку прикладывают донцем банку из-под кофе и обводят мелом, а затем под местной анестезией прорезают круглое отверстие в шкуре и аналогичное – в стенке рубца. Края обоих отверстий сшивают и подбирают соответствующую пластиковую «заглушку». Насколько это по-варварски? Пожалуй, не более, чем дырка в мочке уха разливающего кофе рядом с моим домом бариста Пита, продевшего в сделанное отверстие какую-то металлическую штуку. И не более, чем «лицевые украшения» Ариэль с ее пирсингом. «Сторонники защиты прав животных, приходившие сюда, пожалуй, были бы не прочь видеть стеклянное оконце в раме и с подоконником», – говорит Депетерс. Он подает мне защитный пластиковый рукав, которым пользуются ветеринары: он закрывает не только руку, но и часть плеча, и позволяет стоять напротив отверстия в коровьем боку. Если фистулированное животное глубоко вздыхает во время еды, частицы влажной травяной массы иногда вылетают наружу.
Депетерс фотографирует меня с рукой, засунутой в бок экземпляра № 101.5. Корова остается недвижима. У меня такой вид, словно я переживаю Прозрение. Но, даже всунув руку в отверстие до самой подмышки, дна рубца не достаю. Ощущаю только сильные равномерные сжатия – более индустриальные по своему характеру, как мне кажется, чем биологические. Похоже на то, что я опустила руку в бродильный чан с расположенной внизу автоматически действующей мешалкой – да так оно, в сущности, и есть.
Первобытный человек был существом всеядным – он не только охотился сам, но и не брезговал подбирать остатки чужой добычи. И очень часто к бифштексу на его обеденном столе примешивались миллионы болезнетворных бактерий. Именно поэтому человеческий желудок, в отличие от жвачных животных, служит в большей мере целям дезинфекции, чем повышенной вместимости. Однако в первобытные времена даже падаль не всегда валялась на дороге, и некоторая способность «запасать провизию» все же была необходима. Так насколько эластичен и «податлив» в этом смысле наш желудок? Все зависит от того, каким образом его использовать.
Глава десятаяЕда до одури
22 апреля 1981 года 52-летний возчик из Стокгольма проглотил содержимое бутылочки с предписанными ему врачом пилюлями опиума. Позже мистер Л., как его впоследствии стали величать, был найден домовладельцем и отправлен в больницу. Тамошний персонал со всем рвением принялся использовать обычные при передозировке лекарственных средств инструменты – включая воронку, длинную гибкую трубку и теплую воду: для уменьшения концентрации вещества и последующего вывода его из организма. Метод принудительного промывания желудка известен и в наши дни. Однако в медицинском заключении говорилось просто о «промывке желудка». Такая формулировка создает несколько облегченное представление об изяществе проделанной с человеком процедуры – как если бы желудок мистера Л. был чем-то вроде кофточки, которую требовалось немного освежить. Вряд ли дело обстояло подобным образом. Пациент то и дело норовил сползти со стула, едва не теряя сознание, но врачи снова и снова накачивали его желудок водой. Последний будто только и ждал новой порции, что и подсказало медикам, в чем тут дело. Мистер Л. дал течь.
Если вы считаете еду механическим актом, во время которого что-то попадает в рот, а затем проваливается вниз по пищеводу, то можете сказать, что, проглотив опиумные таблетки, бедняга Л. объелся до смерти. В общем-то, иного способа довести себя до смерти с помощью еды просто нет. Может ли пища разорвать желудок при его переполнении? Это практически невозможно, ибо мешает совокупность защитных рефлексов. Когда желудок человека растягивается более определенного объема – чтобы принять в себя праздничный обед, или побольше шипящего и пенящегося пива, или много-много воды, заливаемой усилиями шведских медиков, – особые рецепторы в его стенках начинают отсылать сигналы в мозг. Тот, в свою очередь, заключает, что уже достаточно и пора остановиться. И в тот же момент разжимается нижний сфинктер пищевода – происходит отрыгивание. А сфинктер в верхней части желудка на короткое время расслабляется[123], давая выход газам и вызывая у человека ощущение облегчения и спокойствия.
Может ли пища разорвать желудок при его переполнении? Это практически невозможно. Когда желудок человека растягивается более определенного объема – чтобы принять в себя праздничный обед, или побольше шипящего и пенящегося пива, или много-много воды, заливаемой усилиями шведских медиков, – особые рецепторы в его стенках начинают отсылать сигналы в мозг. Тот, в свою очередь, заключает, что уже достаточно и пора остановиться.
С позиций нашей природы, подобные «дисциплинарные меры» вполне оправданны. «Многие из нас, не исключая и меня самого, время от времени дорываются до еды так, что сам черт не угонится, – говорит эксперт по диспепсии Майкл Джонс, гастроэнтеролог и профессор медицины Университета содружества Виргинии. – Может быть, дело в стрессе, который мы заедаем. Или в чем-то, подобном вечному лепету: знаете, знаете, всему виной тот чертов лимонный пирог, ну никак было не оторваться». Предупредительные знаки, говорящие об опасности, совершенно очевидны: боль, приступы тошноты, и наконец – финальное предостережение в стиле крещендо – рвота. Здоровый желудок поджимается снизу вверх и опорожняет себя задолго до того момента, когда его стенки могли бы прорваться.
Если только не появится нечто, в некоторых случаях нарушающее действие отлаженного механизма. В случае мистера Л. в дело вмешался опиум. Пациент «показывал сильные позывы к рвоте», – писал Альгот Кей-Альберг в немецком медицинском журнале по поводу результатов вскрытия мистера Л. Однако несчастный просто не смог реализовать это стремление. Кей-Альберг был профессором медицины в местном университете и славился своей дотошностью. Я наняла переводчицу по имени Ингеборга, попросив прочитать этот текст мне вслух. Описание желудка мистера Л. и десятка параллельных друг другу внутренних разрывов занимает две с половиной страницы. В некоторых местах Ингеборга приостанавливалась и отрывала глаза от текста. «Итак, я полагаю, промывочные воды не нашли выхода наружу».
Мистер Л. в практике Кей-Альберга был первым больным, погибшим от разрыва желудка. Этот случай, как писал профессор, «занимает особое место в научной литературе». Медицине, следовал вывод, необходимо разобраться в случившемся, дабы лица, осуществляющие промывание желудка – в том числе и принудительное, – впредь отдавали себе отчет в опасности, грозящей пациенту. Что имело ключевое значение: общий объем воды или сила, с которой она накачивалась? «Чтобы получить более ясную картину, – продолжает Кей-Альберг, – я намерен провести опыты на мертвых телах». Ингеборга издала какой-то странный звук. «Опыты эти будут проведены мной в достаточном количестве». Невостребованные трупы Стокгольма, общим числом в 30 (максимум того, что нашли для начала), были доставлены в лабораторию к Кей-Альбергу и размещены на стульях в «полусидячем положении». В данном месте возникает выраженное желание понять, насколько ученый стремился воспроизвести все детали. Положение кадавров должно было имитировать позу мистера Л. во время процедуры? Или же за этим просматривалось затруднение, связанное с тем, что мертвые тела не так-то просто расположить в прямосидящем положении?
Кей-Альберг установил: если неисправны природные механизмы, позволяющие желудку освобождаться от избытка газов или чего-то другого – в случае, когда человек находится в наркотическом оцепенении или просто умер, – его разрывает объем воды в три-четыре литра (или около галлона). Если воду накачивать не спеша и с меньшим напором, то желудок может вместить от шести до семи литров.
Медленно, очень медленно и постепенно, наука начала постигать и желудок живого, находящегося в ясном сознании человека. В 1929 году в Annals of Surgery был опубликован обзор случаев спонтанного разрыва стенок желудка – когда они капитулировали без участия внешней грубой силы и не по причине внутренней болезненной слабости. Четырнадцать человек, несмотря на наличие природной «сливной системы» организма, умудрились довести себя едой до смерти. И наиболее опасным для них оказалось то, что обычно рассматривается в последнюю очередь – бикарбонат натрия (он же – пищевая, или пекарская, сода и ключевой ингредиент Алка-Зельтцера).
Достаточное количество человек, умудрились довести себя едой до смерти
Пищевая сода приносит облегчение сразу двумя способами: нейтрализуя избыточную кислоту желудочного сока и создавая газ, активирующий TLESR. (Раздувающие желудок газы могут возникать и благодаря активно ферментированным пище или напиткам, хотя и не очень часто. Сводные данные Annals of Surgery включают одного несчастного, убитого «слишком молодым пивом, в котором не перебродил избыток дрожжей», а также еще двоих, коих прикончила кислая капуста.)
Сравнительно недавно о примечательном случае сообщили два эксперта из округа Майами-Дейд, Флорида. Страдавшая булимией 31-летняя женщина-психолог была найдена на полу своей кухни мертвой в полураздетом виде, причем ее живот был безобразно раздут содержимым, включавшим более двух галлонов плохо пережеванных хот-догов, брокколи и каши, обычно подаваемой к завтраку. Вызванные на место происшествия эксперты-медики обнаружили, что тело лежало «в окружении огромного количества различных пищевых продуктов, разбитых бутылок из-под прохладительных напитков, консервного ножа и сумки для покупки бакалейных товаров». Здесь же оказался, конечно, и the coup de grace