В мифологии индейцев навахо Мать Перемен – созидательница. Она – земля и небо, повелительница растений и морей. Она не просто мать, а творец. Она создала первых людей из кожи с разных частей своего тела. Она постоянно меняется и эволюционирует. «Движение космических циклов – старение зимой и превращение в прекрасную молодую девушку весной – делают Ее воплощением смерти и возрождения, символом постоянного восстановления и омоложения Жизни»[142]. Говорят, что «там, где мужское творчество стремится всегда двигаться вперед, женское, как правило, развивается внутри себя, но не по кругу, а по спирали»[143]. Оно постоянно меняется. Мать Перемен творит в танце. Эта невероятно прекрасная женщина создает красоту везде. Она одета в платье из белых ракушек и бирюзы и исполняет ритуальный танец полового созревания для всех юных девушек племени навахо. Этот танец описан в «Песне первой церемонии».
Она двигается, она двигается.
Она двигается, она двигается.
Женщина в Белых Ракушках, она двигается.
Ее туфли из белых ракушек, она двигается.
Ее туфли с черной отделкой, она двигается.
На шнурках белые ракушки, она двигается.
На ней лосины с белыми ракушками, она двигается…
Ее юбка из белых ракушек, она двигается.
Ее пояс из белых ракушек, она двигается.
Ее юбка из белых ракушек, она двигается.
Ее браслет из белых ракушек, она двигается.
Ее ожерелье из белых ракушек, она двигается.
Ее серьги из белых ракушек, она двигается…
Над ней красиво танцует самец синей птицы, она двигается.
Он поет, у него прекрасный голос, она двигается…
Перед ней все прекрасно, она двигается.
Позади нее все прекрасно, она двигается.
Она двигается, она двигается.
Она двигается, она двигается[144].
Эта способность двигаться в творческом порыве, не пытаясь форсировать события, – один из аспектов женского начала, который я только сейчас начинаю постигать. Папины дочки вроде меня редко оставляют все на волю случая. Нам нравится контролировать события. Ожидание результата и неуверенность в нем порождают сильное беспокойство. Женское начало способно отпускать ситуацию. Люди, работающие с глубинными уровнями бессознательного в терапии и творческом процессе, знают, что существуют фазы и успокоения, и обновления и их нужно уважать, защищать и уделять им время. Насилие неприемлемо. Доверие тайне проявления – один из глубинных аспектов женского пути.
Научиться быть, а не делать – священная задача женского начала. Во снах и произведениях искусства многие современные женщины воскрешают образ сосуда, внутренней сути женского начала. Vesica piscis («сосуд с рыбой») – его символ и в языческих, и в христианских религиях. Джоан Сазерленд рассказывает об очищении сосуда нашей жизни. «Медитация и уединение очищают сосуд изнутри, а совместные ритуалы, объединение с другими женщинами – снаружи. Мы должны и дальше работать над этим сосудом, поскольку его качество определяет то, что в нем может произойти, природу трансформации. Мы должны уделять внимание очищению, чтобы сосуд мог принимать то, что в нем оказывается. Процесс происходит как внутри, так и снаружи, пока сосуд не станет прозрачным. И это вроде бы несложно. Но такое дело требует подлинной преданности»[145].
Просто быть или существовать – значит принимать себя, оставаться в себе и ничего не делать ради самоутверждения. Внешний мир относится к такому подходу неодобрительно, поскольку он ставит под сомнение производство ради производства. Политически и экономически он не имеет большой ценности, но в его простом посыле есть мудрость. Если я могу принять себя такой, какая я есть, и если я в гармонии со своим окружением, мне не нужно что-то создавать или рушить, чтобы быть счастливой. И существование не пассивно, оно требует сосредоточенного осознания.
Валери Бехтол, художница из Нью-Мексико, создает сосуды, отражающие такой активный аспект существования. «Объекты, которые я создаю, – это связь с собой как с сосудом, в который я погружаюсь и осознаю, что все необходимое есть внутри меня. Я – невероятный сосуд, большая, чудесная, гигантская матка, самодостаточная. Неважно, где я. В этом сосуде у меня есть дом. Я хочу покончить с пассивностью, которой современная культура наделяет сосуды. Я хочу вернуть его значимость из языческих времен, когда он был очень востребованным инструментом. Сосуд использовался для исцеления, его всегда изготавливали женщины»[146].
Вероятно, женщины понимают, что такое быть сосудом. Они осознают, что значит допустить трансформацию в утробе. Если женщины получают поддержку и уважение, они обретают мудрость. И наша планета, Гея, нуждается в мудрости осознанного существования, чтобы установить правильные отношения со всеми живыми существами. Наши бездумные действия привели к невероятным разрушениям на Земле.
Вот почему так важно переосмыслить понятия герой и героиня в современной жизни. Героический путь – это не власть над кем-то, не завоевание и не доминирование, а стремление привнести баланс в жизнь за счет сочетания женских и мужских аспектов натуры. Современная героиня вынуждена противостоять страху перед возвращением женской натуры, личной силы, способности чувствовать, исцелять, творить, изменять устройство общества и формировать свое будущее. Она делится с нами познаниями о взаимосвязи всех видов. Она учит нас уживаться в этом огромном сосуде и помогает вернуть женское начало в нашу жизнь. Мы тоскуем по ней.
О Великая Праматерь,
Я была папиной дочкой,
Наконец-то я стала маминой дочерью.
О Мать, прости меня, ибо я не ведала, что творила.
О Мать, прости меня, как я прощаю тебя.
О Праматерь, о Великая Праматерь!
Мы возвращаемся домой.
Мы – женщины.
Мы возвращаемся домой.
Глава 8. Исцеление раскола матери и дочери
Реалии нашего времени требуют, чтобы мы обратили вспять сюжет из сказок: мы должны вернуться назад, восстановить и исцелить эти женские аспекты, чтобы обновить и принять подавленную мужскую составляющую.
Глубоко внутри мне хочется размотать саван, покрывающий рану,
и запятнать нас кровью
во время расцвета красных анемонов,
в это первое воскресенье после первого весеннего полнолуния.
Оно вернет нас к истокам вещей
и позволит увидеть в переломный момент
отражение луны во искупление Любви.
Следующий этап путешествия героини подразумевает исцеление того, что я называю расколом матери и дочери, разрывом со своей природой. И об этой части путешествия мне сложнее и болезненнее всего писать. Как и многие женщины, я открыла в себе образ могущественного отца и развила героические качества, которые считаются мужскими. Я овладела навыками проницательности, логического мышления и доведения дел до конца. Несколько раз я совершала нисхождение и до сих пор жива, хотя Эрешкигаль нанесла мне серьезные раны. Каждый раз я возвращалась из подземного мира все более цельной.
Но я так и не исцелила внутренний раскол матери и дочери. Мои отношения с мамой никогда не складывались легко, но я чувствую, что эта проблема выходит за рамки отношений детей и родителей. Она лежит в основе дисбаланса ценностей в обществе. Мы отдалились от своих чувств и нашей духовной природы. Нам не хватает глубокой связи. Мы стремимся к принадлежности и общности – к позитивным, сильным женским качествам, которых недостает в нашей культуре. Джанет Даллетт пишет: «Когда человек или общество становятся слишком ограниченными, отстраняются от глубины и истины человеческого опыта, что-то в душе восстает и стремится восстановить подлинность. Срыв освобождает нас от требований повседневности и запускает духовный процесс, внутренний ритуал посвящения, который завершается исцелением»[148]. Мы тоскуем по сильной, властной матери.
Я, как и многие женщины, никогда не чувствовала особой материнской любви, хотя знаю, каково это, когда тебя сильно любят. Моя мать с трудом принимала меня, в детстве я была для нее слишком активной. Я постоянно падала с деревьев, ломала себе что-то или попадала в неприятные ситуации. Она не ценила мои творческие порывы – те пугали ее. Мать пыталась сдержать меня, но безуспешно. Я продолжала вырываться из-под ее опеки. Ее мир был слишком мал для меня, я задыхалась в нем.
В детстве я считала женское начало опасным. Я признавала его красоту и чувственность, но для меня там не хватало юмора. Мама стремилась к совершенству, а я, конечно, была далеко не идеальным ребенком. Я понимаю, что мое первоначальное неприятие женского начала было вызвано отторжением гнева, неодобрения, строгости и неспособности матери слышать или видеть меня такой, какая я есть. В подростковом возрасте, все больше отвергая ее и отождес