А потом Лив встала и сбросила с себя всю одежду. И мы при этом целоваться продолжали. И когда она разделась, я сильно удивился — как может у обычной с виду женщины, только маленькой, быть такая красивая фигура. Просто словами не передать. Кожа у нее была какой-то матовой. И еще она была смуглой. Или загорелой. Наверное, у меня вид был удивленный, потому что Лив засмеялась тихо и сказала:
— А чего ты ждал? У меня ведь клиника косметологии. — И еще непонятное: — Мелкие радости профессии.
А я ничего лучше придумать не смог, чем:
— Ты очень красивая, Лив.
И ей стало приятно. Я почувствовал. Она совсем меня не боялась. И мы прямо в этом большом кресле стали делать всякие здоровские штуки. Лив большой мастерицей на них оказалась. И постепенно я с себя не только штаны, но и все остальное снял. Когда я с Лив был, то сразу почувствовал, что все идет не так, как в том доме с кожаной мебелью. Потому что там женщины делали все очень старательно, но я их не ощущал. А с Лив все совершенно по-другому. Она мне всю грудь и шею искусала. И спину исцарапала. А мне нисколечко больно не было. Так, совсем чуть-чуть. Но я терпел. И голос мне все пытался сказать про какие-то там повреждения, но я на него так цыкнул, что он тут же умолк. Потому что Лив вдруг застонала так протяжно, и я понял, что ей очень хорошо. Для этого много ума не нужно, так ведь? А потом мы встали и убрали кресло. И достали из стены узкую кровать. И на ней нам еще лучше стало. А потом я взорвался. Ну, не в буквальном смысле, конечно. Просто мне так показалось. И Лив кричала. А голос молчал. Наверное, ему это дело по вкусу пришлось. Как и мне. Только однажды он сказал: «Произвожу восстановление». И мне тепло стало внизу живота, и я снова на Лив набросился. И так мы долго с ней кувыркались, пока она не сказала, что я просто зверь. И улыбнулась загадочно. И я подумал, что она устала, наверное, но сказать об этом стесняется. Потому что она вся такая миниатюрная, а я рядом с ней все равно что шкаф. И мы стали пить вино и разговаривать обо всем. И Лив мне голову на грудь положила и всюду меня гладила. И я ее совершенно не стеснялся. Мне было здорово, как никогда в жизни. Только некстати подумалось, что, наверное, с Мишель эти штуки, что мы тут вытворяли, были бы интереснее. Но потом я постарался и перестал об этом думать. Потому что Мишель где-то там и у нее своя пара. А Лив рядом, и она очень хорошей оказалась. И она теперь моя пара, я точно знаю. Пусть кто-нибудь только попробует ее отобрать!
— Скажи, Юджин, зачем ты летишь на Кришнагири?
Я хотел было промолчать или придумать что-нибудь. Соврать. Я же помню, как надо мной смеялись в кают-компании, когда я правду сказал. Но почему-то ответил как есть:
— Я хочу найти любовь.
А Лив не стала смеяться. Поцеловала меня легонько в плечо и спросила:
— А почему именно там?
— Не знаю. У себя ее найти я не смог.
— По нынешним временам это большой дефицит. Ты уверен, что ее отыщешь?
— Уже нет. Но я буду стараться. Я очень хочу знать, что это такое. Что чувствуешь, когда любовь.
— Большинство людей сказали бы, что то, чем мы с тобой сейчас занимались, и есть самая настоящая любовь.
— А на самом деле?
— А на самом деле это всего лишь секс. К сожалению, — и она грустно улыбнулась.
И я опять почувствовал, как ей одиноко. И поцеловал ее в рыжую макушку. А она в ответ прижалась ко мне еще крепче. И я взял и включил музыку. И Дженис снова хрипло говорила нам о любви и о рыбах, что выскакивают из воды, и о счастливом ребенке в летнее время, и выкрикивала что-то гневно, и в чем-то обвиняла.
— А ты когда-нибудь видела любовь? — спросил я.
А Лив покачала головой и тихо ответила:
— Сначала были розовые мечты о прекрасном принце. Все девочки рано или поздно проходят через это. И о свободе. А свобода без денег — миф. И тогда на первый план вышла карьера. Я долго училась. Много работала. Загоняла себя, как лошадь. Все, кто за мной ухаживал и с кем я спала, казались чем-то временным. Суррогатом, чтобы не было скучно и серо. Допингом. А по мере того, как я вверх продвигалась, как-то так оказывалось, что все прекрасные принцы — просто держатели активов. И мои клиенты к тому же. Оттого они и прекрасны внешне. Увы — только внешне. И у каждого из них обязательно есть своя принцесса — деловой партнер. Теперь я относительно богата и знаю, что свобода — это такая большая сладкая морковка, за которой тянутся наивные мечтатели. Я по-прежнему втиснута в клетку. И вынуждена крутиться там с утра до вечера. Не в силах ничего изменить. Потому что остановиться — значит потерять то немногое, что у меня есть. Все, что я делала эти годы, — это делала свою клетку повыше и попросторнее. У каждого из нас своя клетка.
— У меня нет, — сказал я убежденно.
— Тогда ты счастливый человек. Ты не сердишься на меня?
— За что?
— Ну, не знаю… Мне отчего-то кажется, что я тебя использовала. Ты — как окошко в тот мир, куда мне уже никогда не попасть…
И она потерлась щекой о мою грудь.
— Мне с тобой здорово. И спокойно, — ответил я.
— И мне с тобой. — Она снова подняла голову и посмотрела мне в глаза.
И я в который раз поразился их бездонной черноте.
А потом Лив устроилась у меня под мышкой и уснула. А я лежал и смотрел на нее. Она улыбалась во сне. И я боялся пошевелиться. Чтобы ее не разбудить. Потому что кровать была уж очень узкой. Но потом я тоже задремал. И спали мы долго-долго. Так мне показалось. И пробуждение оказалось не слишком приятным.
Глава 22О ПОЛЬЗЕ ПРОБУЖДЕНИЯ В ЧУЖОЙ ПОСТЕЛИ
В двери кто-то громко начал стучать. И голос сверху произнес: «Мисс Зори, здесь служба безопасности судна, лейтенант Макариос Масафакис. Прошу разрешения войти по безотлагательному делу». Лив проснулась, посмотрела на меня недоуменно и смутилась отчего-то. Потом натянула на себя простыню.
— Неплохо бы тебе одеться, Юджин, — так она мне сказала.
Почему-то она отводила от меня глаза. И отворачивалась, чтобы я ее лица не видел. Наверное, это оттого, что я голый был. Совсем. Тут я спохватился и начал свои трусы разыскивать. И только я успел в брюки влезть, как дверь уползла вверх и на пороге остановился красивый молодой человек с тоненькими усиками и голубом кителе. Он был выбрит так, что щеки стали синими, и еще он оказался весь в блестящих пуговицах, разноцветных значках и звездочках. На груди у него болтались какие-то сверкающие висюльки на толстых шнурах. И свет от него всюду отражался. И еще у него были большие красивые эмблемы во всех местах. В общем, он был неотразим.
— Мисс Лив, прошу извинить за вторжение. По данным систем наблюдения в вашей каюте находится капитан Юджин Уэллс. Нам срочно необходимо с ним побеседовать, — так он отбарабанил без запинки, а мы с Лив только глазами хлопали. А еще он ко мне повернулся и распорядился: — Прошу вас пройти со мной, сэр.
А потом Лив сказала возмущенно:
— Систем наблюдения? То есть за всем, что в каютах происходит, ведется наблюдение? Ничего себе — «корабль любви». Я подам на вашу компанию в суд, лейтенант!
И блестящий со всех сторон молодой человек отчего-то смутился и начал бормотать, что госпожа его не так поняла и никакого наблюдения не ведется, точнее, ведется, но исключительно в целях безопасности, при этом не всегда и не обязательно визуальное, а чаще просто посредством биодатчиков и… В общем, он совсем запутался и стал пунцовым. И на меня жалобно так посмотрел, словно я ему помочь чем-то мог. А из-за его плеча в каюту норовили какие-то люди заглянуть. И возбужденно в коридоре переговаривались.
А Лив тогда встала и простыню отбросила. И стала надевать чулки. И так сказала:
— Коли все равно за мной подглядывают, кому не лень, так чего уж теперь…
И мне незаметно подмигнула. А лейтенант уставился на нее и совсем дар речи потерял. Только блестел со всех сторон. А люди из коридора стали его сзади подталкивать и шеи тянуть, чтобы лучше видно было. И всё шипели что-то вроде «скандал, скандал». А потом лейтенанта кто-то схватил за плечо и назад дернул. И он как кукла в коридор вывалился. Только его висюльки и звякнули. И его место заняла Мишель. Она полуодетой Лив кивнула и сказала мне:
— Слава богу, ты жив! Я черт знает что думала!
И хотела ко мне подойти, но уж больно в каюте тесно было, и стол ей мешал. И еще она снова на Лив посмотрела, но уже внимательнее, а потом снова на меня. Хотя чего тут смотреть-то? И так все ясно. Даже такой, как я, догадался бы, в чем тут дело. Но Мишель себя в руки взяла и сказала:
— Извините за вторжение, мисс. Искренне сожалею. Вы позволите ненадолго забрать вашего мужчину?
Почему-то она сделала ударение на «вашего». А Лив перестала придуриваться, что-то на себя набросила и на кровать уселась. И ответила устало:
— Я полагала, что ваша пара распалась. Должно быть, я ошиблась. Из-за чего такая суматоха?
— В его каюте был взрыв. Ему повезло, что он не ночевал у себя.
И посмотрела на меня. А я ей улыбнулся. Потом надел рубашку, подхватил коробочку и пошел вместе с Мишель и тем блестящим молодым человеком. Но сначала обернулся и на Лив взглянул. А она так и сидела, придерживая ткань на груди. И смотрела на меня как-то просительно, что ли. А может, ей просто опять грустно стало. Я не успел разобрать. Потому что Мишель меня потянула за руку.
За нами шло много людей, и мужчин и женщин, и все они возбужденно переговаривались, а лейтенант впереди всех был, и вид у него снова стал значительным и гордым. Еще бы — в кои-то веки для него работа нашлась. Люди говорили, что это «безобразие» и что они будут жаловаться, а женщины почему-то больше всех возмущались и говорили, что такому отъявленному негодяю и контрабандисту, как я, не место в приличном обществе, и куда смотрела служба безопасности раньше, а те, что шли совсем позади, меня еще и «разнузданным развратником» величали, но уже не так громко. Правда, мне все равно было слышно. Так уж я скроен теперь — когда хочу, слышу все, что нужно. А Мишель мне говорила, чтобы я ничего не боялся и что скоро во всем разберутся и все будет в порядке. И еще — что она знает, чьих поганых рук это дело. А я и не боялся. Мне просто немного тревожно было из-за того, что так много людей на меня обиделись, а я ничего такого и не делал.