— Наши конструкторы позиционируют «Гепард» как самолет превосходства в атмосфере и в космосе. Скорость позволяет эффективно контролировать всю планету силами всего одного-двух морских авианосцев. Время реакции морской авиации теперь будет исчисляться не часами, а минутами. Вы согласны с такой трактовкой?
А я совсем уже в себя пришел. Не знаю, что и сказать-то. Все смотрят на меня в ожидании. И молчать неловко. Тишина аж на уши давит.
— Самолет классный, — так я сказал. Подумал и добавил: — Посадочные антигравы только выкинуть, а на их место больше горючки для маневровых. Или пару оружейных контейнеров.
Сказал и аж взмок весь. Что это я несу? Как будто за меня кто разговаривает. А тишина вокруг не просто сгустилась. Она теперь как камень стала. Наверное, я чего-то не так сказал.
— А… зачем их выкидывать? — наконец спросил важный мистер.
— Ну… как… на кой они в космосе-то? Машинка — класс, только не морская она, факт. Космическая, что ни на есть. Скорость приличная, вооружения для космоса — завались. И для ударов по планетам — тоже. И для эскорта — хоть куда. В общем, штука и впрямь универсальная. «Гарпуну» до нее — как до дна, — продолжает мой язык чушь молоть.
— А чем же он вас над морем не устраивает? — холодно так спрашивает этот самый Председатель. А Сэм ему знаки делает, мол, не видите — не в себе парень. Только дядечка на него и не смотрит даже. Только на меня. И глаза — как синие буравчики.
— Если его собьют, основные движки вразнос пойдут, факт. Пятьдесят на пятьдесят. Что будет с планетой, которую они защищают, если пара десятков таких рванет? Сорок термоядерных взрывов. Кому, на фиг, то, что от этой загаженной планетки останется, потом понадобиться сможет? А вот в качестве ударного с космического авианосца — милое дело. И дело сделают, а ПВО их в атмосфере бить поостережется. Потому как от него живого меньше вреда, чем от сбитого. И в качестве эскорта— любого «Мавра» разделает. Блеск, а не машинка. В общем, никакой он не палубный и не универсальный. Он ударный космический, факт. Только антигравы выбросить…
— Дались вам эти антигравы! — в сердцах сказал Председатель и со стульчика поднялся.
Я делаю усилие над собой. Принуждаю себя замолчать. Но слова снова упорно лезут наружу.
— И еще…
— Ну?
— На «Гарпуне», ежели случай, я мог и на ручном до палубы дотянуть. И даже сесть. А тут — сразу кранты. Никакое ручное эту ласточку не удержит. Норов у нее… И катапультироваться с нее — гиблое дело. Так что с пилотами для них у вас проблемы будут. Хотя мне машина нравится. Ничего подобного в жизни не пробовал.
— Спасибо, — ледяным голосом сказал Председатель.
И к выходу направился. И охрана по бокам от него пристроилась. А Сэм за ним побежал. И что-то на ходу говорил. А вокруг все почему-то на меня не смотрели. Отворачивались, будто в смущении. А я что — я как лучше хотел. Самолет-то мне нравится. Не мог же я такому важному мистеру соврать. Я врать не обучен. Я же мужчина. У меня и достоинство есть.
В этот день я больше не летал. А когда пошел на выход, «Красный волк» меня коснулся. Чего-то там внутри. «Закрытая ментопередача», — так мне голос сказал. И такая тоска вдруг накатила, будто умер кто. Я даже остановился и на «Гепарда» посмотрел. Это он так со мной прощался. Очень уж ему со мной, дурачком, летать понравилось.
— Прощай, «Красный волк», — так я ему ответил.
И отвернулся. Потому что слезы отчего-то к горлу подступили.
Больше меня сюда не пускали. Охранники на вахте говорили: «Ваш пропуск аннулирован, мистер Уэллс». Я несколько дней подряд приходил по утрам. Потом перестал. Чего зря ноги-то бить?
Глава 38ПЕРВЫМ ДЕЛОМ — САМОЛЕТЫ…
И стали мы с Васу к отъезду готовиться. Точнее, он готовился. А я просто лежал себе и в потолок смотрел. И на все вопросы только кивал молча. Потому что мне все равно было. Все, абсолютно. И еще я на себя досадовал. Ну почему у других все выходит, а я, за что ни возьмусь, все испорчу? Как я теперь без «Гепарда»? Кто сейчас на нем, вместо меня? Наиль мужик ничего, свой. А кто еще? «Гепард» — существо тонкое. Это он только с виду грозен. А внутри — как дитя малое. Его любой обидеть может. И что потом? Зарубят самолет на этом их «конкурсе». И все. Убьют его. А он ведь живой. Как я. Или как Васу.
Васу мне подружек приводил. Чтобы от всякого дерьма отвлечь. Так он говорит. Только мне их не надо. И они это понимают. Посидят смирненько, пива немножко выпьют и прощаться начинают. И смущаются отчего-то. А Васу злится. Говорит: не факт, что на Кришнагири таких кисок отыщем. Там они все такие, как я, в смысле, как он. Смуглые и черноволосые. А белых и нет почти. Так что надо попользоваться всласть, пока можно. Напоследок. А я с ним соглашаюсь. Киваю. Только неохота мне ничего. Я и ем-то едва-едва. И голос внутри тоже как-то не в себе. Привык он со мной летать.
И как-то раз я так лежал и в потолок смотрел. А Васу по делам убежал. Наверное, насчет билетов договариваться. И тут по визору реклама началась. И давай по комнате самолеты маленькие летать в каких-то розовых облаках. И белые следы за собой оставлять. И веселый мужской голос сказал, что это достойная работа для настоящих мужчин. Для отставных военных летчиков то есть. Кто не забыл, как земля с высоты выглядит. И адрес назвал. И еще сказал, что короткий трехмесячный контракт с полным обеспечением. И я подумал: «А чего? Вдруг и вправду полетать удастся?» Быстренько оделся и рванул.
Вербовщик этот почему-то в таверне «Обожженные барды» контору свою устроил. Недалеко от окраины. По дороге в порт. Кто это такие «барды» и почему они обожжены, я не знал. Но забегаловка там была еще та. Любой питейный подвал для всякого отребья в нашем районе в сравнении с «бардами» этими — все равно что дорогой ресторан. В полутемном зале пахло чем-то кислым. На полу слой опилок. Вперемешку с окурками. Столики из камня. Тяжелые стулья. Какие-то мутные люди сидят вдоль стен и курят что-то едкое. Аж дух перешибает. И бутылки в баре все пыльные. Сразу видно, что они тут просто так стоят и никто из них давно ничего не пьет. А от бармена перегаром несет. Он мне рассказал, где тут вербовщик. На втором этаже, в номере восемь. В люксе, так он сказал. И я пошел. Сначала по темной грязной лестнице. Потом по длинному коридору. В одном углу какой-то щетинистый мужик женщину тискал. А она хихикала и говорила, что сначала деньги. А потом я люкс этот нашел. Большая такая желтая дверь. Вся в грязных разводах.
Вербовщика звали Кеони. Так он мне представился. Смуглый, подвижный. Когда улыбается, то видно, что у него одного зуба впереди нет. А вместо него — просто дырка. Я понять ничего не успел, как уже рядом с его столом в продавленном кресле сидел. А Кеони говорил и говорил. Я и спросить-то ничего у него не мог, потому как он слова мне не давал вставить. Сказал, что работа очень интересная. И что, по-хорошему, так за нее не платить надо, а, наоборот, плату взимать. Потому как проводиться она будет на прародине человечества — на давным-давно забытой Земле. Компания, которую Кеони представляет, называется чего-то там «терраформирование». Она получила от правительства подряд на эту планету. «Пришла пора вернуть ее людям», так он выразился. Вроде как сам Император возжелал вновь на Землю вернуться. И свою резиденцию там устроить. «Наша Империя как называется? Правильно — Земная. А какая же она Земная, ежели Земля в помойку превратилась, и на ней никто давно не живет?». Так Кеони мне сказал, наставительно подняв палец вверх. В общем, я только и понял из его болтовни, что над этой Землей летать надо и какие-то штуки распылять. И все. «Не работа — прогулка», — объяснил он. И еще добавил, что полдня работаешь, а остальное время на орбите отрываешься. На комфортабельной орбитальной станции. «Со всеми, понимаешь, делами». И подмигнул. А насчет документов, если я вдруг волноваться буду, то ни к чему это. Компания не сторонница формальных отношений. Главное — дело. И снова палец поднял. Я так решил, это он имел в виду, что главное — летать уметь.
— Я летать умею. Не беспокойтесь, — сказал я, как только вербовщик замолчал.
— Нет проблем, уважаемый Юджин. Нет проблем. Пойдемте со мной, устроим маленький тест. Прямо скажем — плевок, а не тест, — и повел меня по грязному ковру в соседнюю комнату.
А там — не поверите — стоит имитатор. Старенький, я таких даже в академии не застал. Кресло, ремни, джойстик и шлем. И ничего больше. Кеони мне костюм контактный надеть помог. По мне, так он больше мешал, чем помогал. Суетился вокруг и все время что-то из одной руки в другую перекладывал. Но я терпел. Я видел, он мне радуется искренне. А чего еще мне надо? Чтобы на меня зла не держали. И еще чтобы летать. И я влез в этот тесный костюм с несвежей подкладкой. И шлем нахлобучил. И когда чип мой врубился, оказалось, что в руках у меня джойстик ручного управления. А сижу я в кабине «Москито». Не в том, современном, который A60S. В допотопном до ужаса. В одной из первых моделей. Наверное, на таких лет сорок назад летали. Даже гравикомпенсатор кабины работает только в вертикальной плоскости. И управление наполовину ручное. И надо мне выполнить три фигуры пилотажа. Боевой разворот. Двойной восходящий разворот с полубочкой. И еще пикирование и горку. И все бы ничего, только этот «Москито» будто камней наелся. Управление как сонное. Пока я двойной восходящий выполнил, весь мокрый стал. А Кеони ничего. Обрадовался. «Чудненько», — сказал. И сунул мне контракт. «Стандартный летный. На три месяца. С правом продления». Я и подписал не читая. Главное, подумал я, что буду летать по-настоящему. И прямо из этой дыры, из «Бардов» этих, меня на такси в порт повезли. Кеони сказал, что по условиям контракта остальных членов команды ждать надо на борту. «А то мало ли что», — так он хихикнул и руки потер. И «подъемные» мне выдал. Маленькую карточку с нарисованным посередине сине-зеленым шариком. Едва я водителя упросил, чтобы по дороге к Васу заехать.