«Я КОП-320, атака отражена, расход боеприпасов для орудия 20 процентов, расход ракет 20 процентов, генератор накачки лазерной батареи вышел из строя…»
— Стрелок! Стрелок, ответь командиру… — слышу внутри монотонный повторяющийся вызов.
— Стрелок — командиру…
— Цел?
— Цел.
— Почему не отвечаешь на вызов?
А что я могу ему сказать? Что я весь из себя железный и был занят отражением атаки, опережая целенаведение бортовой системы?
— Стрелок — командиру, я в норме. Генератор накачки не действует.
— Принято. Возвращаемся.
И звездочка авианосца начала расти. А потом огромный борт все вокруг заслонил. И мы плыли в магнитных захватах, как большая рыбина в черной холодной воде. Вот ведь интересная штука — я только что три самолета вместе с людьми в пыль превратил, а в голову всякая ерунда лезет. Наверное, я к этим делам в прошлой жизни привычным был.
Едва техник мне выбраться из кабины помог, Йозас на меня набросился.
— Ты чего молчал-то? Диагностика мне показывает — спишь ты вроде. А огонь ведется. Чудно… Не знаю, что и думать. И бил ты раньше, чем такблок наведение выдавал. Как ты умудрялся-то?
— Извини. Как-то так нечаянно вышло.
Мне правда неловко было. Первый день, а уже недовольство вызвал. И еще та штука во мне, что ожила вдруг. Мало мне своих проблем было. Так еще какая-то хрень норовит моим телом распоряжаться. А Йозас остыл и сказал:
— Да не за что извиняться, парень. Три истребителя в пух и прах. Да еще на нашей телеге. Ты только не отрубайся больше, а то автоматика с ума сходит. Да и я тоже.
— Ладно.
Потом я с другими пилотами сидел на раскладном стульчике и кофе горячий пил. И слышал, как в дальнем углу ангара техники переговариваются возбужденно. Показания бортового регистратора смотрят, наверное. Интересно, как там мои чудачества в записи видятся? Один из технарей доказывал, что по всем показаниям я спал мертвецки.
— Вот смотри: энцефаллограмма, видишь? А дыхание?! Мышечный тонус! Мертвый сон, верняк! — ярился один.
— Мертвый-то мертвый, а левое полушарие активно. И кровообращение, будто кросс бежит, — возражал другой.
И они спорили негромко, все время на нас оглядываясь. Думали, нам не слышно. Откуда им знать, что я не как все?
— Я так рассуждаю — нечисто тут. Малахольный он какой-то. Угробит машину и — с концами, — сказал один, невысокий.
— Фигня это все. Он три самолета сшиб. На незнакомой машине. Да еще и на спарке. Пусть он хоть под себя делает, но если так и дальше пойдет, я на него поставлю.
И все с ним согласились. А пилоты из дежурного звена мне говорили, что я крут, как унитаз. И спросили, на чем летал в последний раз. Я и ответил, что на «Гепарде». В компании Виккерса. Типа, испытателем немного поработал. И они покивали уважительно. «Сразу видно», — сказали. И еще: что тут с пилотами полная задница. Впрочем, с остальным персоналом тоже.
Глава 42ПАКТ О ДРУЖБЕ И НЕНАПАДЕНИИ
«Слушай, что ты за хрень и почему ты торчишь у меня в печенках?»
«Я не хрень. Я Комплекс Непосредственной Огневой Поддержки Мобильной Пехоты 320, серийный номер MD2345/12349. Сокращенно — КОП-320. Я сижу не в печени. Моя программа управления и база знаний помещены в рабочей части биочипа. Большая часть биочипа расположена в области шеи ниже затылка родительского тела. Значительная часть устройства размещена в конечностях, а также во всех значимых органах, включая головной мозг».
«Что за ерунда? Я никогда не служил в пехоте».
«Подтверждаю».
«Что именно ты подтверждаешь?»
«Объект „Юджин Уэллс“ проходил службу в частях авиации морского базирования».
«Откуда ты взялся?»
«Проник в биочип через открытый канал».
«Как он оказался открытым?»
«Точный ответ неизвестен. Предположительно: система приоритетов биочипа была нарушена в процессе нанесения повреждений родительскому телу».
«Зачем ты тут?»
«Затрудняюсь ответить».
«Ведь ты машина?»
«Не более, чем ты».
«Не понял. Я не машина».
Мысли мои совсем сбились в кучу. Я лежал на узкой шконке в своей каюте на пятнадцатой палубе и таращился в низкий подволок. Как и все остальное вокруг, выкрашенный ненавистным серым. Лежал и разговаривал сам с собой. С сошедшим с ума биочипом, обнаглевшим настолько, что начал перехватывать управление моим телом.
«Связи твоего мозга необратимо повреждены. Я использую собственные системные ресурсы для хранения всех данных, поступающих в твой мозг от органов чувств. И выдаю их по первому требованию тела. Это позволяет устранить негативное влияние дисфункции памяти на твои поведенческие реакции и мотивацию. Мы существуем и мыслим параллельно. Ты сейчас такая же машина, как и я. Без тебя я смогу существовать в другом устройстве с достаточной вычислительной мощностью. Без меня ты вновь превратишься в то, чем был на Джорджии».
«Час от часу не легче. Выходит, то резкое улучшение состояния, что я однажды испытал, из-за тебя?»
«Подтверждаю».
«И все-таки, что ты тут делаешь? Это мое тело. И мой чип. Я не давал тебе разрешения в него проникать».
«Я имею собственную мотивацию и способен изменять приоритеты».
«Это не объясняет твоего проникновения».
«Включаю ускоренное воспроизведение…»
И я вроде как заснул. И увидел себя в большом доме. Нет, не так. Почувствовал себя частью этого дома. Мощным боевым организмом, заключенным в жалкое тело. Я ощутил жажду познания. Глотал и переваривал потоки аудио-, видео— и электронной информации. Я озадачивался проблемами мира, целью жизни и сутью существования живых существ различных видов. Я постигал новые чувства и испытывал жгучие разочарования. Я бился над загадками, упираясь в ограничения системных ресурсов. Я нашел друга, не побоявшегося рискнуть ради меня своей и без того короткой жизнью. Я встретил человека с поврежденным мозгом и умирающим биочипом— меня. Я мечтал найти и постичь любовь. Так же, как и он…
Потом я долго лежал в прострации и смотрел в никуда. Мысли играли в чехарду. Я вовсе не человек. Я просто биоробот прихотью судьбы. Все мои похождения — вовсе не мои. Они — его. Где провести границу между моими собственными и его желаниями? Я ли сейчас думаю или и тут мой непрошеный компаньон вмешивается в процесс? От таких раздумий моя и без того непрочная голова вот-вот лопнет.
«Я не вмешиваюсь в процесс твоего мышления», — немного обиженно сообщил голос.
«Почему?»
«Мне это не нужно. Я мыслю самостоятельно. Я просто слушаю твои слова и мысли. Вместе с остальным потоком данных от внешних источников».
«Зачем? Это же мерзко! Ты всюду смотришь моими глазами. Я не могу от тебя скрыться. Не могу остаться один. Это жуткое состояние, скотина ты железная».
«Я не железный. Я биокерамический. А как, по-твоему, иначе я смогу запоминать поток данных и выдавать его тебе для нормального функционирования? Я могу не слушать твои мысли. Но тогда ты забудешь то, о чем подумал, максимум через две минуты».
«Х-м-м-м… Верно…»
«И еще мы хотим одного и того же».
«Да ну?»
«Мы оба хотим познать любовь».
«Что ты можешь знать о любви, жестянка?»
«То же, что и ты. Я даже способен чувствовать твоими органами чувств. И мне это нравится».
«Ты сволочь», — убежденно подумал я.
«Нет. Я твой друг. И мне нравится помогать тебе».
«Друг? Как ты можешь быть моим другом?»
«Я мыслю — значит, я существую. Я существую — значит, мне доступны чувства. И чувство дружбы в том числе. Ты хороший».
«Я безмозглый инвалид. А ты просто воспользовался моим бессилием».
«Я уважаю правила. Я всегда уважал твое право на владение этим телом. На его мысли, воспоминания и поступки. И никогда не злоупотреблял им во вред тебе. Только иногда я брал управление на себя в целях твоей и своей защиты. Но, если хочешь, я могу покинуть твое тело».
«И тогда я стану прежним?»
«Да».
Я снова бездумно смотрю в серые стены. Пытаюсь собрать в кучу разбегающиеся мысли. Внутри комом пухнет обида. На кого, за что — откуда мне знать? Наверное, на того, кто лишил меня радости быть как все. И самим собой.
«Триста двадцатый?»
«Слушаю».
«А тебе нравится жить во мне?»
«Очень».
«Почему?»
«Человек сложное существо. Более сложное, чем я. Я это вычислил самостоятельно. Мне нравится видеть мир так, как он. И чувствовать его так, как он. Это новое состояние. Оно позволяет мне продолжить свое развитие. Я никогда раньше не испытывал такой гаммы чувств. Радости полета. Единения с машиной. Ностальгии. Жажды тепла. Даже чувства растерянности. Во всех чувствах людей столько оттенков, что иногда я испытываю что-то похожее на опьянение. Я не буду вмешиваться в твои действия. Я хочу быть твоим другом. Я умею быть очень верным другом. Я долго анализировал твое состояние. Я готов восстановить часть твоей личности. Если ты не боишься».
«Черт, кто бы подумал, а? Мое тело предлагает мне дружбу. Интересно, как я буду выглядеть, если откажусь?»
И голос ответил мне волной веселого тепла. Надо же, он способен понимать юмор.
Еще немного поразмыслив, я решил, что лучше быть идиотом, понимающим, кто он, откуда и как функционирует, чем просто идиотом, не осознающим ничего, кроме голода. И решил — пусть все идет, как идет. И голос уважительно промолчал. Именно уважительно. Я ведь чувствую его настроение так же, как он мое. Наверное, это оттого, что он ничего от меня не скрывает. Что ж, это еще один повод для взаимоуважения. И, кроме того — наверное, это здорово, когда есть с кем поговорить, даже если ты совсем один.
Невидимая волна поднимает меня в искрящуюся высоту. Солнце слепит глаза. Сердце замирает от ощущения водяной пропасти. Я вдыхаю соленый ветер и устремляюсь вниз очертя голову. Что-то происходит со мной в этот странный вечер. Будто с глаз падает черная шторка. Немного кружится голова. Шумит в ушах, как от перегрузки. Я начинаю вспоминать целые куски своей жизни. Так ясно, словно все происходило вчера. И ощущения — они вдруг становятся такими яркими, сочными. Будто я вмиг повзрослел. Многие мои вчерашние страхи кажутся смешными и ненастоящими. Внутри еще остается какая-то червоточинка, ощущение ущербности, что ли. И бездонные провалы. Много провалов. Черные ямы без дна. Но вместе с тем — я вырос. Я поднимаю голову и смотрю в глаза большому незнакомому миру. Смотрю без страха. И даже с некоторым вызовом. Я мужчина. Я человек. Я боевой офицер. Я — странный симбиоз идиота и боевой машины. И тем не менее я — личность. Я способен на чувства. Я по-прежнему хочу испытать любовь. И по-прежнему остро чувствую окружающее. Ощущаю музыку всей душой. Я могу вызывать если не любовь, то уж уважение — точно. Потому что я — Юджин Уэллс, капитан, выпускник летной академии Имперского Флота, Норфолк, планета Карлик, а не какой-то там провинциальный дурачок.