Тогда я понял, зачем он на своем мотороллере ездит. Это называется — работать. Должно быть, это интересно — работать. Вокруг тебя всегда много разных людей. С ними, наверное, можно разговаривать, узнавать что-то новое. Мне понравилось узнавать новое. Я многое понял, после того, как улетел из дома. Теперь я совсем не такой, как тогда. Наверное, стал умнее. И скоро никто не посмеет назвать меня придурком.
От этой мысли мне стало легче.
А днем вернулся Васу с незнакомым человеком. Незнакомец был небрит и вонял перегаром. Васу сказал, что сейчас будем «это твое дерьмо в бабки превращать». И попросил дать ему мой жетон.
Небритый сунул жетон в какое-то устройство, и через минуту сказал, что он похож на настоящий. Типа, совсем как у вояк. И еще, что у вояк «башли правильные, не паленые». В общем, я не очень понял, о чем он. И голос внутри — тоже. Наверное, это какой-то неизвестный язык. Не имперский.
И стали они с Васу спорить о каких-то «процентах». И даже чуть не подрались. И мужчина этот, который с перегаром и красными глазами, совсем уже уйти собрался. Но Васу ему так сказал: «Ладно, Торчок, твоя взяла. Десять, так десять». И меня попросили палец к маленькой штучке приложить. Прямо как в магазине. И человек за это дал Васу много разноцветных бумажек. Совсем как те, что были в казино. Только те были хрустящими, а эти мятыми и засаленными. Но Васу все равно им обрадовался. Хлопнул мужчину по плечу. «С тобой можно дела делать, кент», — сказал. И мужчина этот ушел и сразу стало легче дышать.
Васу принялся раскладывать бумажки по кучкам. И все приговаривал:
— Так… это смотрящему… за хату… хавки прикупить… ящерам… мусорам…
А потом одну кучку мне отдал.
— Тут еще немного осталось. После шкуру тебе сменим, твоя вся зашмалеванная, — сказал он. И снова исчез.
А я опять стал лежать и думать. И вспоминать. Я вспоминал Сергея и Лотту, и Анупама, и Мишель. Даже Ахмада из продуктового магазина, и того вспомнил. Больше все равно делать было нечего. Когда я их всех вспоминал, мне становилось грустно. Но потом я представил, как прилечу на Кришнагири, и там будет солнце вместо этого нудного дождя, и зеленые деревья вместо серых луж. Еще там будут веселые люди, все сплошь отзывчивые и добрые. И еще красивые девушки. И там я смогу найти любовь. Ведь иначе зачем мне тогда было так далеко лететь? И грусть ушла. Иногда я вставал и глядел в окно. Правда, там особо и смотреть-то не на что было. Все время дождь и одинаковые серые дома вокруг. И когда вернулся Васу, был уже вечер.
Васу принес еды. Не такой вкусной, как на лайнере, но я все равно обрадовался. И Васу тоже был доволен. Приготовил какую-то клейкую горячую массу и все время, пока мы ее ели, меня нахваливал. Говорил, что я правильный чувак.
После ужина Васу бухнулся на кровать и уставился в визор. Шла скучная передача про разных животных. Они ползали, извивались и плавали. И пахло от них не очень здорово. Но я терпел. Я ведь тут в гостях, и надо уважать хозяев. А когда началась реклама, Васу рассказал, как он все уладил. Про то, что смотрящий бабки принял и с «ящерицами» тоже теперь без проблем. А мусорам он завтра отстегнет, потому что сегодня нужного перца не встретил.
Потом пришла девушка. Ее звали Туен. И Васу отвел меня к дальней стене и тихонько попросил на лестнице погулять. Сказал, что он тут кое-какие делишки должен обтяпать. Еще извинился, за то что мне сегодня «похариться» не выйдет. Сказал, в другой раз обязательно «снимет» мурку с подружкой. И тогда мне тоже «обломится». Как будто я сам не знаю, чем он тут заниматься станет.
И я подхватил свой пенал и вышел.
На лестнице было темно и сухо. Я сел на каменные ступени и стал ждать, пока Васу закончит свои таинственные дела. У Туен узкие глаза и длинные черные волосы. Она застенчиво улыбнулась мне, когда здоровалась. Я представил, как Туен будет «хариться» с Васу, и как он ее будет трогать своими разноцветными руками, и мне стало смешно. Правда, мне было больно смеяться, потому что губы все запеклись и, чуть что, норовили потрескаться. Но все равно, я не смог удержаться от улыбки. И когда дверь снова открылась, и Туен из нее вышла, я все еще улыбался. Она сказала: «пока» и зацокала каблучками по ступенькам. Такая потешная. И маленькая, будто игрушечная.
Глава 28Мечта идиота, или как стать богатым и любимым
Через пару дней мне стало лучше. Только синяки еще видны были. Васу сказал, что на мне все как на собаке заживает. Мы с ним подолгу теперь говорим, когда он не на работе. И когда передачи про животных по визору не смотрит. Я спросил как-то, зачем ему столько знать про животных, а Васу мне признался, что есть у него интересный план. И он им со мной поделится, потому как в людях разбирается и видит, что я пацан не резьбовой. И потребовал, чтобы я побожился молчать.
Я и побожился. Тогда Васу рассказал, как его родители перебрались на Йорк. Сами они с Кришнагири. Местные-то не шибко любят вкалывать, вот люди с других планет и приезжают на заработки. Болота осушать или там мусор вывозить. Да мало ли чего. Ведь местные все подряд — имперские граждане, а у приезжих, — у тех только колониальное гражданство. А он сам, Васу то есть, уже здесь родился. И родители ему много рассказывали про Кришнагири и про то, как они там жили у моря. В тех морях и водится цефалопод Адамса. Очень скрытная и опасная тварь. Настоящее чудище.
— Про «черные слезы» слыхал? — так он у меня спросил.
— Нет.
— Это такие черные камушки, с виду как жемчуг. Только на самом деле — вовсе не жемчуг. Их эти самые цефалоподы дают. За самый плохонький камушек скупщики пару миллионов отваливают.
— Здорово!
— То-то и оно. А хорошая «черная слеза» и того дороже. До пятидесяти миллионов доходит. Вот только в год их всего с горсть добывают.
Тут я ему рассказал, что сам туда летел, но вот не повезло мне немного, и я тут оказался.
И Васу мне предложил стать его «компаньоном». Потому что здесь положиться не на кого, народишко дрянь. А я парень крутой, сразу видно. И еще одному ему не справиться нипочем. Рассказал, как мы здорово будем жить на Кришнагири, когда станем «черные слезы» добывать. Купим лодку, или даже катер. И будем на нем жить. И денег у нас будет — как звезд на небе. И еще мы ни от кого не будем зависеть. Ни от полиции, ни от братвы, ни даже от смотрящего. Про правительство и вовсе речи нет. Будем как сыр в масле. Так он сказал. Только надо денег на билеты заработать. И узнать поточнее, как эти самые слезы добывать, да так, чтобы их много у нас было. Потому он и смотрит передачи про всяких животных, будь они неладны. Чтобы узнать про цефалоподов побольше.
А я признался Васу, что хотел на Кришнагири любовь найти. А он посмотрел на меня снисходительно и сказал, что если в кармане заведутся «черные слезы», то тогда кто хошь тебя полюбит. Хочешь, банкирша какая-нибудь. А хочешь — принцесса.
— И баронесса тоже может? — спросил я.
— Спрашиваешь! — фыркнул Васу. — Да хоть герцогиня!
Конечно же, я согласился. И мы руки друг другу пожали.
Так мы стали компаньонами.
Для начала Васу мне рассказал про этого самого цефалопода. Оказалось, что это такой донный хищник с двустворчатой раковиной и тремя парами глаз с одной стороны и с мантией со щупальцами — с другой. Вырастает до пяти метров в длину. Охотится на какие-то там «донные организмы». Двигается, выпуская реактивную струю складками мантии. И еще много чего другого рассказал. Только мне больше запомнилось, что тело хищника покрыто слизью, которая во время опасности становится смертельно ядовитой. Человек, который сдуру дотронется до него, помрет раньше, чем успеет испугаться. И еще панцирь твари состоит из какого-то «бора», и запросто режет своими кромками любые сети. Или тех, кто хочет этого цефалопода съесть. Или поймать. Вроде таких, как мы. И еще у него здоровенный язык, и на нем зубы. Из «боро-корундового соединения». И цефалопод этот умен, как сам император. Когда на него охотятся — сразу чует. И улепетывает, только его и видели. А когда настроение у него плохое — тогда запросто жрет самого охотника. Потому как донный-то он донный, но иногда любит лакомиться чем-нибудь плавающим. Всякие акулы и иглоклювы для него как пирожные.
В общем, мне эта тварь совершенно не понравилась. Чудище какое-то. Наверное, на лице у меня это было написано. Потому что Васу сказал:
— Свинья тоже с виду отвратительна. И даже воняет. Но мы же ее мясо жрем. Так и с цефалоподом. Ну и что, что мерзкий. Зато польза с него какая. А ради пользы можно и потерпеть.
И мне нечего возразить ему было. Но все же потом я часто думал о том, что мне Васу рассказал. Не такая уж это простая работка, с цефалоподами дружить. Не зря ведь этих слез так мало добывают. «Слезы», как Васу рассказал, это такие «неоплодотворенные яйца», которые твари эти сбрасывают в период брачной игры, чтобы избавиться от излишков бора в организме. Чтобы у настоящих яиц потом скорлупа мягче была. Поэтому надо этого цефалопода так подстеречь, чтобы застать эту самую игру. Но если он тебя при этом учует — пиши пропало. Дернет своими венчиками и на глубину свалит. И не будет больше ни игры, ни «черных слез». А в неволе он никогда не размножается. И слезами этими ни с кем не делится. Да, чуть не забыл. Игры эти всегда над большой глубиной происходят. И все эти слезы, что на жемчуг похожи, только в сто раз красивее и прочнее, сразу тонут. И найти их в бездне — гиблое дело. А если он заметит, что кто-то его яйца ловит — сразу приходит в ярость. И тогда все цефалоподы вокруг сразу хотят этого ловца на зуб попробовать. Обычно им это хорошо удается. Видимо, человек для них тоже деликатес. И тогда я вовсе запутался. Если эта тварь хищная нипочем ни с какой стороны не дается, то как же мы богатыми станем?
— А как же эти яйца собирают? — спросил я.
А Васу тогда вздохнул тяжело.
— Кто как. Кто-то на лодках издалека за цефалоподами через приборы наблюдает и потом с аквалангом пытается нырнуть поглубже и на глубине под ними держаться. И яйца тонущие ловить. Только умельцев таких мало. И цефалоподы ими часто закусывают. В основном «слезы» собирают крутые перцы при всех делах. Сначала с воздуха игру засекают, а после на этом месте батискаф на дно пускают. Иногда один-два камушка и находят.