— Это они пришли тебя послушать, — шепнула Авиша, когда нам столик один освободили. Как почетным гостям. Никто не возражал.
— Не знаю, что они в этом нашли, — с сомнением ответил я.
И пошла у нас работа. Я сбрасывал две-три вещи через свой интерфейс, а Авиша их быстренько адаптировала и чистила от голосов. А Юлия, та самая бой-баба с короткими каштановыми волосами, своим зычным голосом порядок наводила. И объявляла названия. Я их на маленькой бумажке писал, чтобы она смогла правильно их называть.
— Так, друзья мои, — начала она. — У нас тут времени маловато. Капитану Уэллсу скоро на инструктаж. Сами знаете — у нас тут намечается большой «Бум». Поэтому мероприятие будет коротким. Попрошу не перебивать выступающего.
— Да ладно тебе, Юлия! Чего время тянуть? Пускай начинает! Ввали по полной, Юджин! Пускай отмочит, а то на вахту пора!
Собрался я с духом, и начал. С Мадди Уотерса. Недавно услышал его вещь «Сэд сэд дэй». И петь в каюте своей пытался. А вообще — я осмелел теперь настолько, что даже те песни петь начал, которые только раз и слышал. И вполне сносно выходило. Наверное от наглости моей.
И вот я пою Уотерса. Голосок мой — так себе. Но тут главное — чувство. Чтобы лучше им проникнуться, я за руку Авишу взял и глаза прикрыл. А она напряглась вся и сидела, боясь шелохнуться. Будто я уголь раскаленный ей в ладонь вложил. А потом, когда запел, ушло все куда-то. Только я и музыка. И Авиша, что сама себя боится. И вытягивающий душу ритм. Да еще слова, что сами по себе с языка срываются.
Народ только хлопать и свистеть начал, как я почти без перерыва «Человек и блюз» Бадди Гая включил. И хлопки постепенно перешли в ритмичное похлопывание. Здорово так было — бас смешивался с нестройным звуком от ладоней. И знакомое ощущение, когда тебя теплом обволакивает. Смеяться от радости хотелось, как в детстве. И Авише тоже, я чувствовал. Через ее ладонь в меня лава раскаленная вливалась, и кипела внутри. Кажется, от меня что-то такое по отсеку расходилось, потому что народ все больше заводился. Не передать словами, что чувствуешь, когда вокруг разогревается воздух, и множество людей дыхание сдерживают. Качают головой, как пьяные, каждый звук твой ловят. И Триста двадцатый — готов поклясться, он со мной пел! Пусть и беззвучно. Но все равно — я вроде как дуэтом выступал.
Пара секунд тишины — и словно сбесились все. Хлопать и свистеть так начали, что я едва себя слышал, когда Авише название следующей песни говорил. А она как сонная стала. Двигалась совсем как я в Восьмом ангаре. На некоторых музыка странно действует. Так что «Сладкий маленький ангел» пришелся впору. Я даже бояться начал, что с Гиви — нашим коком, удар приключится, так его развезло. Плакал он, натурально. Стоял с закрытыми глазами, улыбался, а у самого щеки мокрые.
В этот раз не танцевал никто. Просто слушали. Сидя, стоя, кто где. Кажется, этот час бесконечным стал. Я спел задорную «Джем в понедельник утром», так, что многие вокруг невольно шевелили плечами и ногами притопывали. И «Смоукстайк лайтин» Волфа. «Ядро и цепь» Джоплин. От которой у женщин глаза становились удивленными. Поднялся, уселся верхом на столик и отмочил буги «Крошка как долго». Всего себя отдал, в общем. Из последних сил затянул «Летнее время». К тому времени голос мой совсем охрип. И от растерзания меня Авиша с Юлией спасли. Авиша меня за собой, как куклу безвольную за руку тащила. А Юлия дорогу в толпе прокладывала. Потому что меня отпускать не хотели. И всяк норовил по чему-нибудь хлопнуть дружески. Обычная история — пока до выхода добрались, у меня болело все, и скулы онемели. От гримасы, которая улыбку изображала. Хорошо хоть Триста двадцатый в этот раз не пытался никого убить.
Глава 56Большой «Бум»
Два с половиной десятка «Москито», увешанных современным оружием — это, скажу я вам, не игрушки. Два с половиной десятка «Москито» раскаленными метеорами валятся в атмосферу. Пусть я и не вижу их обычным глазом — трудно заметить то, что происходит в радиусе тысячи километров. Внутри моего объемного зрения-восприятия картина еще величественнее. Она дополнена строчками комментариев для каждого объекта. Угловой скоростью, температурой обшивки, показателями энерговооруженности. Два с половиной десятка «Москито» несут смерть. Тысячи смертей. И вместе с тем — они несут жизнь. Прозрачный воздух. Яркое солнце в небе. Чистую воду и щебечущих в листве птиц. От разницы между тем, что мы делаем, и тем, во имя чего, меня-человека слегка переклинивает. Я-самолет относится к фокусам человеческого сознания наплевательски. Это все мимо него. Для него — только ожидание выхода на цель, вибрация корпуса в облаках, легкость набора высоты. Он сам себе птица и сам себе ветер.
«Большой „Бум“» — так назвал Милан эту акцию. Народ заведен на драку — круче некуда. Тремя группами мы атакуем крупнейшие авианосцы землян. Наша цель — показать, кто в доме хозяин, захватить господство в воздухе. Авианосцы — самые зловредные из наших оппонентов. Курсируют по океанам туда-сюда в окружении свиты и каждый контролирует по паре тысяч миль вокруг себя. Как назло, именно в тех районах, где мы вынуждены появляться наиболее часто. Не так уж много на этой самой Земле осталось мест, где на мелководье можно кораллы сеять. Больше всего меня удивляет, что люди, у которых недостаточно еды, воды и энергии, умудряются строить и поддерживать такие дорогостоящие игрушки. Наверное, если на свете останутся всего два человека, они все равно будут точить камни и делать копья из деревянных обломков. Человек, а вовсе не боевой робот, создан для войны. Я понимаю это, испытывая нарастающий азарт предстоящей драки. А может, это Триста двадцатый старается. В последнее время мне становится трудновато отличить, кто из нас кто.
Писк тактической системы напоминает мне о точке разворота. Расправляю руки-крылья пошире, опускаясь к воде. Красивые инверсионные следы разлиновывают воздух за кормой. Крупная рябь подталкивает меня снизу, заставляя гравиприводы часто дергать машину. Мои рысканья над волнами сегодня несколько замедлены. Сегодня я чувствую себя большой беременной рыбиной. Десятитонная туша «Санта — Клауса» сковывает мои движения. Оттого мои маневры напоминают скорее неспешные па вальса, чем стремительные кульбиты легкого палубного штурмовика. В паре километров выше следует звено прикрытия. На траверзе левее меня идет второе звено в таком же составе. Все вместе это называется группа «Север». Через двести километров группа разделится, чтобы по широкой дуге с двух сторон начать заход на цель — авианосец с непроизносимым названием «Саратога». Группа «Восток» атакует «Акаги», а «Запад» должен вогнать в гроб «Гермес». Эти монстры — наиболее крупные из тех, что имеются у землян. Еще два десятка разведка классифицирует как тактические или конвойные. Их радиус действия значительно меньше и в основном они несут легкие атмосферные машины, поэтому решено оставить их на закуску.
Я сильно волнуюсь. Малейшая ошибка может стоить мне потери ракеты. Этот «Санта» — капризная тварь с загоризонтным пуском. Пара наших высотных «глаз» постоянно передают мне данные о цели. Скорость, курс, контуры с различных ракурсов, коэффициент поглощения радиоизлучения, направление и силу ветра в районе, скорость, местоположение и курс кораблей охранения. Данные о дежурных звеньях перехватчиков, их состав и предполагаемое вооружение. Малейшая ошибка при пуске, и дорогущая ракета будет рыскать над морем в тщетной попытке отыскать хоть что-то, напоминающее своими параметрами цель.
Наш массовый проход сквозь атмосферу, конечно же, не остался незамеченным. Разведчики транслируют все возрастающую активность береговых средств ПВО. С прибрежных аэродромов и авианосцев взлетают дежурные звенья. С каждой минутой плотность вражеской авиации над наиболее вероятными зонами атаки возрастает. Нам надо сделать все чисто. Выйти на дистанцию пуска раньше, чем в нас вцепятся маленькие злобные «Миражи» и «Фантомы». И мы сорим помехами, наполняя воздух сотнями ложных целей, летящих во всех направлениях. Специальное звено беспилотных «мусорщиков» или «дурил» с орбиты помогает нам, сводя с ума вражеские радары.
Сигнал. Звенья расходятся. Звено сопровождения повторяет мой маневр.
— «Глаз-первый» — «Красному волку». Рекомендую увеличить скорость до двух с половиной тысяч. Входите в зону повышенной турбулентности.
— Принял.
Зона турбулентности — синее колышущееся пятно над морем. Мой значок на тактической карте касается размытых контуров. Ныряет внутрь. Визг гравиприводов. Болтанка заставляет забыть обо всем на свете, кроме заданной высоты. Странно, что я не так боюсь быть размазанным о серо-зеленую полосу под собой, как не донести до заданного района свою ношу. Парни из тройки прикрытия здорово рискуют, отвлекая внимание на себя. Иногда кажется, что я задеваю брюхом вершины пологих волн. Четыре метра — высота не для размышлений. Тело-человек в своем летном скафандре варится в собственном поту от неимоверного напряжения. Минуты тянутся тягучими каплями.
— «Глаз-один» — «Красному волку». Сто километров до сброса, — дублирует далекий наблюдатель показания моих бортовых систем.
— Принял.
Включаю систему наведения. Просто внутри шевелится какая-то очередная невидимая мышца. Или нерв. Сам черт не разберет, на что это похоже. «Санта» жадным птенцом жрет потоки данных. До «Саратоги» три тысячи сто пятьдесят километров. Напряжение растет. Перед пуском я должен подскочить на четыре десятка метров. И сразу уйти вверх. Иначе меня шарахнет многометровой стартовой струей от своего же «гостинца». Прежде чем сбросить подводную часть, «Санта» развивает над морем до пяти «махов». Горизонтальный факел от него не меньше, чем от баллистической ракеты.
Отрешенность. Сосредоточенность. Мира больше нет. Нет звуков. Нет усталости. Мыслей. Боли. Мерное тиканье многочисленных метрономов в глухой вате. Отсчет расстояния. Высоты. Времени до раскрытия створок бомболюка. Времени до срабатывания стартового двигателя ракеты. Времени до запуска имитаторов, до их активации, до форсажного режима основных двигателей. Успокаивающее шевеление Триста двадцатого: «все в норме, пил