.
Того же дня по утишении ветра, часу в двенадцатом утра, вступили мы под паруса, и по причине штилей при тихих попутных ветерках не прежде достигнули Кипра, как 28-го числа около полудни, и, подошед к пристани Липаель, свезли в оную бывшего с нами кипрского купца с сыном его и товаром в карантин, не сообщаясь отнюдь ни с кем из жителей, ибо на острове еще по местам продолжалась чума.
Того же числа от Кипра пустились к Яффе, и так как шкипер не бывал еще в сем порте, то и ошибся в своем расчете и тридцать миль прошел мимо оного к Дамиату, но, узнав от встретившегося арабского корабля свою ошибку, взял надлежащий путь, и 1 сентября в воскресный день прибыли мы на яффскую рейду (со всех сторон, кроме восточной, совершенно открытую и потому для стоянки якорной весьма опасную) и положили якорь. В Яффе нет карантина (хотя и строится лазарет для карантина судам на будущее), а карантин выдерживают все корабли с товаром и поклонники в Бейруте. Но старанием господина консула и просьбой его к паше, который тогда объезжал все пять пашалыков своих до Акры и находился в Яффе, нам позволено было остаться в Яффе и простоять на рейде с карантинным стражем пять дней, хотя и собственные их военные суда выдерживали карантин семидневный. По истечении сего срока 6-го числа утром перебрались мы с корабля на берег, и господин вице-консул Егор Иванович Мострас[90], к которому я при печали отправил письмо цареградского посланника обо мне, принял меня весьма дружелюбно, и все его семейство, и как мне, так и сопутникам моим отвел покойные жилища в монастыре Георгиевском, в котором он и сам живет, и всячески приложил попечение о доставлении нам по трудах плавания, а паче пребеспокойного стояния на якоре всякого успокоения.
Яффа. Общий вид
7-го числа ходил я на поклонение за город, на то место, где святой апостол Петр воскресил Тавифу[91], на коем видны следы бывшей церкви, и на развалины церкви Св. великомученика Георгия.
8-го числа посетил меня, грешного, епископ Севастийский Кирилл, живущий в Иерусалиме при наместнике патриаршем и приехавший в Яффу по делу строения в сем городе карантинного дома для поклонников.
9-го. Вещи наши отправлены; нам всем лошаки и ослы готовы, путь во Святой Град уже открывается. Господи благослови! Консулу и г. Жабе, будущем у его зятю, искренейше приношу благодарение за их гостеприимное ко мне, недостойному, внимание. Во втором часу пополудни отправились мы в последний, вожделеннейший путь, приняв благословение от архиепископа Кирилла и от души поблагодарив консула, и, вскоре миновав село Леазур[92] (от имени Елеазара, старца-учителя Маккавеев, с ними пострадавшего), знаменитое гробом Маккавеев, мучеников Христовых прежде пришествия Христа Господа, в шестом часу вначале приехали по желанию нашему в Лидду на гроб святого великомученика Георгия[93], над которым еще императрицей Еленой построен был великолепный храм, которого колонны и целые арки и своды остаются еще неразрушенными и в котором тогда арабские священнослужители совершали вечерню. С благословения их отслужил я со спутниками своими молебное пение святому великомученику Георгию на его гробе, отправился со всеми в Ремлю, древний Аримафей, где в монастыре Св. Георгия[94] и ночевали, получив всякое успокоение от почтенного старца, игумена святой обители.
10-го числа с восходом солнца отправились мы в дальнейший путь и с великой трудностью от зноя солнечного достигли в час пополудни села арабского (Гари), столицы Абугоша, древнего Эммауса[95], в котором стоит еще в целости, хотя не совершенно, древняя христианская церковь, в коей святой престол устроен был на самом месте преломления хлеба, в нем же познася Господь ученикам Луке и Клеопе; церковь сия ныне обращена неверными в конное стоялище. Там отдохнув час, продолжали мы с трудностью остаток пути своего до Святого Града, который в пятом часу открылся нашим взорам. Пали мы пред ним со слезами на землю и благодарили Господа, яко блаженными сотворил очи и сердца наши видеть град Великого Царя и благоговеть пред святыней Его, к поклонению коей стремились души наши, яко на источники воды живые стремится жаждущий елень. Тогда же сошли мы со скотов своих и пеши пошли ко вратам Святого Града, в которые в шестом часу вступили во исповедание великих Божьих к нам, недостойным, и вскоре достигли патриаршего монастыря[96]. Там, получив благословение его митрополита (наместника патриаршего) святого Петра, успокоились от своего дальнего и трудного путешествия. Особенно я, окаяннейший, при крайней своей слабости от многих немощей, а паче единой, от которой я тогда находился в страдании жестоком, от радости сам себе поверить не мог, что я действительно нахожусь во Граде Святом и исполнившу Господу Всеблагому во благих желание мое сие, о исполнении коего более трех лет толковал я, грешный, от усердной молитвы в двери Его милосердия. В церкви патриаршей получили мы благословение обители и поклонившись Святому Гробу, на который взирали с благоговением из окна церковного, сквозь которое по той причине, что к стене храма примыкает церковь патриаршая, видна вся его внутренность.
Того же числа после вечерни отверзен был для нас храм Святого Воскресения, и мы, грешные, сведены были в оный и по приклонении к камню Помазания[97] ароматами на погребение Тела Господня, впущены были в часовню[98] и в самый вертеп Гроба Господня. Повергся я ниц пред сим престолом милосердия Творца к преступной твари, за которую Он Сам, воплотясь, пострадал и умер, и погребен был, и воскрес со славой, яко Бог, совоскресив с собой всех нас человеков, во имя Его верующих. Воистину, страшно и свято место сие! В восторге благодарности ко Господу, сподобившему мое окаянтсво, дивным образом укрепляя немощь мою, припасти к Живоносному Его Гробу, и Пресвятому, и Преславному, да оживлюся благодатию, и освящуся, и не лишуся части в славе Царствия Его Небесного. Онемев я и умолчав от благ безмерных ко мне милости Господней, и умилился, и утешился, и усладился неизреченно. Изшед из Гроба Господня с новой, можно сказать, жизнью, поклялся я со страхом и радостью святой Голгофе[99] – алтарю всемирной исключительной жертвы Агнца Божьего – и прочим святейшим местам во храме, которым, ежели успею, сделаю особенное описание, возвратился, и возвращался ко Гробу Господню, и изливал пред Господом на месте сем благодатном в молитвах усерднейших грешную мою душу, и ощущал в душе моей радость и мир божественный, и целую ночь, преходя святыню небесную к месту, умножил, окаяннейший, моление мое ко Господу и ко Пречистой Его Матери, и в веселии духовном бдел духом, недремлющий телом. Единственная в жизни моей нощь сия спасительная, и светозарная, и всепразднственная для всех дней моих остальных будет источником виданного утешения и радования о Боге Спасе моем. Буди вовеки благословенна нощь сия, в которую я, темный грехами, осветился дивной благодатью от Гроба Господа моего и Бога моего!
Вид Иерусалима. Гравюра Д. Лебедева по рисунку Н. и Г. Чернецовых. 1840-е годы
13-го числа паки на нощь заключился я в церкви Воскресения Господня, пришед в оную к вечерни, торжественно совершаемой, причем один из архиереев священнодействовал в соборе многочисленном священных лиц, а прочие владыки в алтаре присутствовали.
Паки посетил меня Господь нощию в молитвах моих недостойных на святом и славном Гробе Своем и на святой и страшной Голгофе и в церкви Божьей Матери благодатию неизреченной внутреннего радования.
14-го. Утреня совершалась в присутствии архиерея, который сам в оной участвовал, в великом соборе, он же при рассвете начал служить там же божественную литургию, после которой началось торжественное хождение с Животворящим Крестом, который и воздвизаем был руками архиерейскими на Гробе Господнем, на Голгофе и на месте обретения оного в подземной церкви.
15-го, по прошению моему, митрополит Михаил, второй на местник, служил на Голгофе святой божественную литургию с поминовением на большом выходе по запискам моим живых и мертвых моих ближних и кровных, а панихиду после литургии отправляли три архиерея с собором освященным.
16-го и 17-го числа ходил к литургии в Гефсиманию[100] и поклонился гробу Царицы Небесной, и родителей Ее святых, и обручника Ее святого, и всем святым местам от града до Гефсимании пути крестного страшного, где Господь наш и Бог и Спаситель спасения нашего ради по неизреченном страдании душевном предал себя врагам своим и веден был до Голгофы по многих и бесчисленных муках и ругательствах на пропятие.
17-го числа исповедовался я, многогрешный, у святого Петра, и открылись очи мои помраченные, да вижу студ и срамоту мою. Боже! Милостив <буди> мне, грешному! Помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии Твоем (Лк 23, 42).
18-го паки ходил к литургии в Гефсиманию и покланялся святым местам и там, где Спаситель Господь, преклонив колена, трикратно молил Отца Своего Небесного о мимонесении от Него чаши страданий, и я, окаяннейший, преклонив колена, со слезами повергаясь челом на землю, молил Господа, пострадавшего по мне, да мимо идет и от мене горькая чаша скорби душевной, обаче не моя, но Его да будет святая воля со мною грешником.
Храм Воскресения Христова в Иерусалиме. Гравюра начала XIX века
19-го числа сподобился я, окаянный (заключившись с вечера во храме), приступить к трапезе бессмертия с прочей братией вкупе и вкусить хлеба небесного и чашу жизни из рук архиерея Божия, совершавшего божественную службу, по моему прошению, о спасении живых и умерших ближних моих и потом отправлявшего по последнему панихиду со освященным собором. День радости велия и день смирения во благо грешнику. Благо мне воистину, яко смирил мя еси, Господи, да научуся оправданием Твоим.