молотов, наблюдал, как те злятся. Дал крысе немного хлеба.
19 июня. Поговорил с мастером-парусником на полуюте, пока тот работал, и в это время меня ударила летучая рыба. Мастер-парусник, увидев это, рухнул на палубу, визжа от смеха. Пришлось в конце концов унести его вниз и дать нюхательной соли.
20 июня. Нашел на палубе крохотную морскую черепаху. Смеялся. Решил вынянчить ее и поставить на ноги. Новый боцман — Лэндис — утонул в собственных соплях.
21 июня. Собрал команду на палубе и рассказал ей шутку о свинье и батуте. Один человек выругался, другие смеялись. Ремонт все еще идет.
22 июня. На ужин был альбатрос. Дурное предзнаменование.
23 июня. Форфанг сунул меня головой в иллюминатор и принялся тянуть ее на себя с другой стороны. Я громко звал на помощь, появился довольный Леггахорн и, поедая виноград, попытался развеселить меня остроумными шутками. Заход солнца положил конец сим упражнениям. Все хорошо.
24 июня. Слышу все больше докладов о Харкере, который часами мочится за борт. Пошел на палубу и решил серьезно с ним поговорить. Он мочился за борт. «Слушай, приятель, твои излияния надо прекратить», — сказал я ему. Матроса это явно удивило и даже обидело. Я ушел, чувствуя себя несколько пристыженным. Оглянулся назад, а он опять мочится за борт. Похоже, у него планы занять пост капитана.
25 июня. Встревожен переменой в Бэтче, юнге. Тот частенько стал красоваться голым в дверях кают-компании. Он не ответил, когда я предложил ему апельсин, да и вообще ни на что не реагирует. На палубе столкнулся с Берринджером и предложил вместе посмотреть карты; матрос порекомендовал мне посоветоваться с дьяволом. Форфанг сегодня набросился на меня с пронзительным криком. Назначил нового боцмана — Паркинса. Тот от такой новости сразу прыгнул за борт.
26 июня. Старпом Леггахорн сообщил, что команда начала есть собственные штаны. Рассказал ему шутку об улитке и театральном билете. Смеялись.
27 июня. Услышал, как бешено трясется парус, отправился посмотреть, в чем дело. Это Бэтч бил по нему веслом. Команда в унынии. Попытался развеселить их, изящно запустив морскую звезду, но попал Форфангу в лицо.
28 июня. Леггахорн, стоя на полубаке, давал уроки плавания Тобиасу, дородному грузчику, того подхватило волной и разбило о нос корабля.
29 июня. Пошел вниз проведать доктора, тот схватил меня за руку и прошептал что-то о «проклятии».
30 июня. Корабль в дрейфе, штиль, ветра нет совсем. Новый боцман — Уайт. Немало волнений вызвал Бэтч. Юнга долго стоял у леера, причитал, что в воде плавает носорог, и звал команду спасти его, но больше никто на корабле незадачливого зверя так и не увидел. Мы с Леггахорном решили спросить у кока, как же выглядит это животное, но тот, кажется, был не в курсе.
1 июля. Наблюдал за глумящимися акулами-молотами. Мистер Байрон отстегнулся от штурвала и со стоном упал на палубу. Я и Леггахорн сидели на квартердеке,[4] рисуя по памяти собак. Бэтч встал посреди корабля и, взгромоздив на голову бочонок рома, застыл так на целый час. Джон Конк бормотал о сосисках.
2 июля. Боцман крикнул: «Зеленые поля — воздушные ша…» — и прыгнул с фок-мачты. Поминальную службу прервал Форфанг, выстрелив из мушкета во всплывшую на поверхность сардину.
3 июля. Никто не помнит, что мы везем, и должен признаться, пункт нашего назначения также представляет для меня загадку. Бэтч говорит, может, это кокосы. Харкер мочится за борт. Леггахорн заявил, раз мы не помним о грузе, значит, он не важен. Джон Танни хватает меня за руку и беззвучно шевелит губами.
4 июля. Форфанг приказал команде есть свои собственные ноги, вынужден был вмешаться и распоряжение отменить. Матросы явно расстроились из-за столь неожиданной смены планов. Ветра по-прежнему нет. Крысы беспокоятся.
5 июля. Ветра по-прежнему нет. Джон Конк развлекает команду, пиная себя в голову. Леггахорн делает холстяной портрет своей матери. Я на палубу не выхожу, занимаюсь пантомимой.
6 июля. С лампой исследовал трюм. Нашел на полке засохший пикуль и книгу с множеством изображений лебедей. Несколько прямых балок: наверное, они часть корабля. Три пустые бочки — одна настолько покрылась мхом, что я поставил ее в каюте, получилось удобное кресло. Леггахорн предложил организовать в трюме, как он выразился, «вечеринку сопляков», но я не стал уточнять, что старпом имел в виду.
7 июля. Подул ветер. Леггахорн свалился с гамака и потерял сознание. Хэзлитт выстрелил в показавшегося на поверхности иглобрюха, в результате мишень взорвалась и ослепила его на один глаз. Новый боцман — Феннел — постоянно атакует воображаемых противников и кричит о «заговоре». Команда смотрит на меня сквозь снасти. За борт упала крыса, но ее спас мистер Байрон.
8 июля. Бурное море. Столкнулся с Берринджером на палубе и похвалил его за хорошую работу. Он в ответ плюнул по ветру и что-то прокричал, я, впрочем, ничего не услышал из-за грохота волн. Потом матрос схватил медузу, разорвал ее надвое и принялся тыкать мне пальцем в грудь. Пожелал ему трудиться так же усердно и отправился присматривать за работой команды.
9 июля. После небольшого опроса оказалось, что никто не помнит названия корабля. Безуспешно поискал в книгах упоминание о нем. Бэтч говорит, что судно называется «Кокосы». Палубу захлестывают волны. Все наверху в опасности, кроме Харкера, мочащегося за борт. На свой страх и риск, надев плащ и сапоги, отправился наверх и встретил его у леера. Попытался перекричать шторм, сказал, чтобы шел вниз. Он ответил, что люди не одобрят, если он станет мочиться там. Я заорал во все горло и предложил ему прекратить мочиться, но Харкер отвернулся от меня с ничего не выражающим взглядом.
10 июля. Бурное море. Спустил Форфанга вниз по борту посмотреть название корабля. По возвращении тот заявил, что видел бизона. Трех человек смыло в воду. Задыхаясь от усталости, второй помощник сообщил, что никогда не умел читать.
11 июля. Во время шторма Леггахорн разбил навигационные приборы кувалдой. В каюте одни карты промокли, другие — старпом, второй помощник и я съели на ужин. История про разбитый фрукт — как же мы хохотали!
12 июля. Боцман стал нападать сам на себя и бегать по квартердеку, колотя себя по носу. Леггахорн велел ему остыть, но в полдень тот снова начал драку, дрожа посредине корабля, после чего метнулся в воду. Поминальную службу прервали крики Форфанга о том, что корпус покрыт съедобными раками, и вся команда прыгнула за борт.
13 июля. Сегодня хорошая погода. Прервал стенающего на канатах Берринджера. Тот прямо посередь очередного залпа горестей увидел меня и плюнул в мою сторону. Спросил его, как давно он стал моряком. Берринджер ответил, что двадцать пять «проклятых» лет назад, и добавил, что — клянется именем Господа — его бы тут не было, если бы не воля моего «черного пустого сердца». Я поблагодарил его, а он ударил меня в лицо, после чего команда развеселилась и все запели хором песню грузчиков, танцуя на палубе похотливый танец. Двадцать человек оказались за бортом.
14 июля. Приговорил Бэтча к пятидесяти ударам плетью за то, что он онанировал на фонарь. Свистком созвал всех на палубу засвидетельствовать наказание, но всех смыло за борт. Форфанг и я запутались в брасах бизани и скоро лишились сознания от ударов волн. Леггахорн все это время сидел внизу, курил мою трубку и читал Смоллетта.
15 июля. Хэзлитт выстрелил гарпуном в поднявшегося на поверхность анчоуса, после чего принялся жаловаться, что из-за потери глаза утратил меткость. Оскорбился, когда я предложил ему выбирать цели покрупнее. Я просидел в каюте весь день, пытаясь вспомнить свое имя.
16 июля. Сегодня был день выплаты жалованья. Команда отреагировала довольно прохладно, многие смотрели на деньги совершенно безразлично и не понимали, что это, а некоторые, после краткого изучения, их проглотили. Дурное предзнаменование.
17 июля. Подул попутный ветер, мы подняли фок и тут же сели на мель со звуком, который Леггахорн сравнил с «криком лося». Старпом на несколько минут загородил проход, заливисто хохоча, пока я старался выбраться наверх. Большинство команды занималось тем же, согнувшись и чуть ли не визжа от веселья, несмотря на повреждение корабля. Черный утес возвышался над парусами, а море пенилось бурунами у валунов внизу. Харкер, мочась за борт, крикнул, что только повелитель преисподней сможет устранить такую поломку. Старпом успокаивающе положил мне руку на плечо, и его смыло за борт. Посоветовался с коком, тот держал в руке сухарь и громко, с выражением что-то говорил, сначала показывая на себя, потом на него. В корабле течь — команда недовольна, придется спать в снастях.
18 июля. Я, Леггахорн и Джон Танни пошли в грузовой трюм и принялись двигать бочки, оценивая повреждение корпуса. Старпом поднял лампу к лицу и принялся корчить рожи. Дал ему знать обо всей серьезности нашего положения. Смеялись. В проломе торчал огромный камень — Джон Танни предложил оставить его в качестве балласта. Он и мистер Байрон прикатили бочку пороха, подожгли ее мушкетами. Мы сорвались с крючка, а корабль снова поймал ветер. Табанить носом к корме. Паук в каюте!
19 июля. Исследуем берега этого черного острова, скрывающегося по правому борту. Команда так давно в море, что уже не понимает значения земли. Хэзлитт неопределенно заявил, что это, наверное, такой сорт пудинга. Мистер Байрон открыто высказался, что хотел бы иметь колесо, «покрытое шерстью». Погода тихая и теплая. Приказал выдать Леггахорну пятьдесят плетей за то, что тот приставал к носовой фигуре.
20 июля. Мы подошли к пальмовой бухте, и я решил сойти на берег. Приказал мистеру Байрону отпустить якорь, но тот не двинулся с места. Понадобилось восемь человек, чтобы вырвать якорь у рулевого, отчего тот заплакал. Велел ему собраться и оставил на борту вместе с Харкером. Пока гребли к суше, прочитал, что имя корабля — «Игуана». Команда расстроилась. Высадившись, матросы проигнорировали мой приказ выгрузить провизию и с воплями умчались в джунгли. Я провел ночь в одиночестве под деревом. Использовал лампу, подав сигнал на корабль, что все в порядке.