Беспокойный взгляд Маскалла пробежал по всему этому и остановился на двух мужчинах в центре.
Один, в традициях пирующих древних греков, раскинулся на высоком ложе из мха, припорошенного цветами; опершись на руку, он со спокойным удовольствием ел нечто напоминавшее сливу. Горстка этих плодов лежала рядом с ним. Раскидистые ветви дерева полностью укрывали его от солнца. Щуплое, мальчишеское тело человека было облачено в грубую шкуру, оставлявшую конечности открытыми. Маскалл не мог сказать по его лицу, юноша это или взрослый мужчина. Его черты были гладкими, мягкими и детскими, ангельски безмятежными, но верхний фиалковый глаз казался злобным и взрослым. Его кожа была цвета желтой слоновой кости. Длинные фиолетовые локоны по цвету сочетались с сорбом. Второй мужчина стоял, выпрямившись, в нескольких футах перед первым. Он был приземистым и мускулистым, с непримечательным широким бородатым лицом, однако было в его облике нечто пугающее. Его черты искажала глубоко въевшаяся гримаса боли, отчаяния и страха.
Не останавливаясь, Оушейкс непринужденно, лениво направилась к краю древесной тени, держась на некотором расстоянии от ложа.
— Мы столкнулись с поднятием, — небрежно сообщила она, глядя на юношу.
Он посмотрел на нее, но промолчал.
— Как поживает твой человек-растение? — Ее тон был наигранным, но удивительно красивым. В ожидании ответа Оушейкс села на землю, грациозно поджав ноги и расправив полы своего одеяния. Маскалл со скрещенными руками остался стоять за ее спиной.
На минуту воцарилась тишина.
— Почему ты не отвечаешь госпоже, Сатур? — спросил юноша на ложе спокойным дискантом.
Выражение лица мужчины не изменилось, и он ответил сдавленным голосом:
— Я поживаю очень хорошо, Оушейкс. На моих ногах уже появились почки. Завтра я надеюсь укорениться.
Маскалл ощутил, как внутри у него поднимается буря. Он прекрасно осознавал, что хотя слова эти произнес Сатур, продиктовал их юноша.
— Он говорит правду, — сообщил юноша. — Завтра корни достигнут земли и через несколько дней хорошенько закрепятся. Тогда я займусь превращением его рук в ветви, а пальцев — в листья. На то, чтобы превратить голову в крону, потребуется больше времени, но я надеюсь — точнее, почти могу обещать, — что через месяц мы с тобой, Оушейкс, будем наслаждаться плодами, сорванными с этого необычного нового дерева. Обожаю эксперименты с природой. — Он протянул руку за новой сливой. — Они меня возбуждают.
— Должно быть, это шутка, — произнес Маскалл, делая шаг вперед.
Юноша безмятежно посмотрел на него и ничего не ответил, но Маскаллу показалось, будто ему в горло вцепилась железная рука.
— Утренняя работа закончена, Сатур. Возвращайся после Блодсомбра. Полагаю, с нынешнего вечера ты будешь находиться здесь постоянно, поэтому тебе следует расчистить участок земли для своих корней. Помни, какими бы свежими и прелестными ни казались тебе сейчас эти растения, впоследствии они станут твоими смертельными соперниками и врагами. А теперь можешь идти.
Мужчина мучительно захромал прочь, миновал перешеек и скрылся из виду. Оушейкс зевнула.
Маскалл пытался продвинуться вперед, но ощущение было такое, словно он уперся в стену.
— Ты шутник или демон?
— Я Кримтайфон. Я никогда не шучу. За это оскорбление я придумаю новое наказание специально для тебя.
Дуэль двух воль началась без дальнейших церемоний. Оушейкс поднялась, потянулась, демонстрируя красивые руки и ноги, улыбнулась и приготовилась наблюдать за сражением между старым любовником и новым. Кримтайфон тоже улыбнулся и протянул руку за очередной сливой, но не стал ее есть. Самообладание Маскалла разбилось, и он набросился на юношу, задыхаясь от багровой ярости; его борода тряслась, а лицо стало пунцовым. Поняв, с кем имеет дело, Кримтайфон перестал улыбаться, соскользнул с ложа и вперил в Маскалла ужасный, злобный взгляд своего сорба. Маскалл пошатнулся, собрал в кулак всю дикую мощь своей воли и за счет чистого веса продолжил наступление. Вскрикнув, юноша обежал ложе, пытаясь скрыться. Внезапно его сопротивление рухнуло. Маскалл едва не упал вперед, восстановил равновесие, перепрыгнул высокую груду мха, чтобы добраться до противника, и обрушился на него всем телом. Вцепившись ему в горло, Маскалл крутанул его голову и сломал шею. Кримтайфон мгновенно умер.
Труп лежал под деревом лицом вверх. Маскалл внимательно оглядел поверженного противника, и на его собственном лице появилось выражение благоговейного изумления. В момент смерти черты Кримтайфона претерпели удивительную, пугающую трансформацию. Его личностные качества исчезли, сменившись вульгарной ухмылявшейся маской, которая не выражала ничего.
Маскаллу не пришлось долго вспоминать, где он видел подобное выражение. Точно так же выглядело лицо призрака во время сеанса, после того как с ним разобрался Крэг.
ГЛАВА 10Тайдомин
Оушейкс беззаботно уселась на моховое ложе и принялась поедать сливы.
— Вот видишь, тебе пришлось его убить, Маскалл, — насмешливо сказала она.
Он отошел от трупа и посмотрел на нее, по-прежнему красный и задыхающийся.
— Это не повод для шуток. И тебе следовало бы промолчать.
— Почему?
— Потому что он был твоим мужем.
— Считаешь, я должна демонстрировать скорбь, когда не испытываю ее?
— Не притворяйся, женщина!
Оушейкс улыбнулась.
— По твоему поведению можно подумать, будто ты обвиняешь меня в преступлении.
Услышав ее слова, Маскалл фыркнул.
— Что?! Ты живешь с грязным… живешь в объятиях свихнувшегося чудовища, а потом…
— О, теперь я понимаю, — с полным равнодушием сказала она.
— Я рад.
— Маскалл, — продолжила Оушейкс после паузы, — кто дал тебе право командовать мной? Я сама себе хозяйка.
Он посмотрел на нее с отвращением, но промолчал. Вновь повисла долгая пауза.
— Я никогда его не любила, — наконец произнесла Оушейкс, глядя в землю.
— Это лишь усугубляет ситуацию.
— Что все это значит? Чего ты хочешь?
— От тебя — ничего, абсолютно ничего, хвала небесам!
Она жестко усмехнулась.
— Ты являешься сюда со своими чужестранными предрассудками и ждешь, что все мы склонимся перед ними.
— Какими предрассудками?
— Лишь потому, что развлечения Кримтайфона чужды тебе, ты убиваешь его — и хочешь убить меня.
— Развлечения! Эта демоническая жестокость!
— Ты такой сентиментальный! — презрительно сказала Оушейкс. — К чему поднимать столько шума из-за этого человека? Жизнь есть жизнь, так уж заведено по всему миру, и одна форма ничуть не хуже другой. Его всего лишь превратили бы в дерево, такое же, как миллионы других деревьев. Раз они могут так жить, почему не может он?
— И это мораль Ифдоун?
Оушейкс начала сердиться.
— Это у тебя странные идеи. Ты помешался на красоте деревьев и цветов — для тебя они божественны. Но когда речь заходит о том, чтобы самому обрести это божественное, свежее, чистое, дивное очарование, оно немедленно становится жестокой, извращенной деградацией. Удивительный парадокс, на мой взгляд.
— Оушейкс, ты красивое бессердечное дикое животное, ничего больше. Не будь ты женщиной…
— Что? — Красивый рот скривился в гримасе. — Ну-ка послушаем, что бы произошло, не будь я женщиной?
Маскалл принялся грызть ногти.
— Не важно. Я не могу тебя тронуть — хотя между тобой и твоим мальчишкой-мужем определенно нет никакой разницы. Скажи спасибо моим «чужестранным предрассудкам»… Прощай!
Он повернулся, чтобы уйти. Глаза Оушейкс искоса следили за ним сквозь длинные ресницы.
— Куда ты пойдешь, Маскалл?
— Это не имеет значения; куда б я ни пошел, там будет лучше, чем здесь. Вы, ходячие водовороты преступления!
— Погоди минутку. Скажу только одно. Начинается Блодсомбр, и тебе лучше остаться здесь до вечера. Мы можем быстро убрать этот труп с глаз долой, и раз уж я так тебе противна, тут хватит места для обоих. Нам не придется разговаривать и даже видеть друг друга.
— Я не желаю дышать одним воздухом с тобой.
— Потрясающий человек! — Она сидела прямо и неподвижно, словно прекрасная статуя. — А как же твоя чудесная беседа с Суртуром и все те несделанные дела, которые тебе предстоит сделать?
— Я не собираюсь обсуждать это с тобой. Но… — Он задумчиво посмотрел на нее. — Пока я здесь, скажи мне вот что. Что означает выражение на лице этого трупа?
— Это очередное преступление, Маскалл? Все мертвецы так выглядят. Им следует выглядеть иначе?
— Однажды я слышал, как такое выражение назвали «лицом Кристалмена».
— Почему бы и нет? Все мы — дочери и сыновья Кристалмена. Несомненно, это семейное сходство.
— Мне также говорили, что Суртур и Кристалмен есть одна сущность.
— Твои знакомые мудры и правдивы.
— Тогда как тот, кого я встретил, мог быть Суртуром? — спросил Маскалл, обращаясь скорее к себе, чем к Оушейкс. — То видение было совсем иным.
Она перестала насмехаться над ним и, неуловимо скользнув вперед, нежно потянула его за руку.
— Видишь, мы должны поговорить. Сядь рядом со мной и задай свои вопросы. Я не слишком умна, но постараюсь тебе помочь.
Маскалл позволил Оушейкс с мягким напором усадить себя на землю. Она доверительно наклонилась к нему, так, чтобы ее сладкое, прохладное, женственное дыхание касалось его щеки.
— Разве ты пришел сюда не для того, чтобы превратить зло в добро, Маскалл? Какая разница, кто тебя послал?
— Что ты можешь знать о добре и зле?
— А ты наставляешь только посвященных?
— Кто я такой, чтобы кого-то наставлять? Но ты права. Я хочу сделать, что могу, не потому, что способен на это, а потому, что я здесь.
Голос Оушейкс упал до шепота.
— Ты гигант, телом и душой. Ты сделаешь все, что пожелаешь.
— Ты действительно так считаешь — или льстишь мне ради своих целей?
Она вздохнула.
— Неужели ты не понимаешь, как трудно с тобой беседовать? Давай поговорим о твоей работе, а не о нас.