Маскалл выпятил нижнюю губу.
— Ничего не говори своей сестре, Дигранг. И не упоминай моего имени. Я не хочу, чтобы она знала о нашей встрече.
— Почему нет?
— Просто не хочу — разве этого недостаточно?
Дигранг сохранил невозмутимость.
— Мысли и слова, противоречащие реальным событиям в мире, — сказал он, — считаются позором в Мэттерплее.
— Я не прошу тебя лгать, только промолчать.
— Сокрытие истины — особая разновидность лжи. Я не могу исполнить твое пожелание. Я должен рассказать Джойуинд все, что мне известно.
Маскалл поднялся, и Тайдомин последовала его примеру.
Она коснулась руки Дигранга и одарила его странным взглядом.
— Мертвец — мой муж, и убил его Маскалл. Теперь ты понимаешь, почему он хочет, чтобы ты придержал язык.
— Полагаю, имело место некое преступление, — сказал Дигранг. — Это не важно, я не могу искажать факты. Джойуинд должна узнать.
— Ты не хочешь подумать о ее чувствах? — спросил Маскалл, бледнея.
— Чувства, которые расцветают на иллюзиях, но чахнут и умирают на правде, не стоят размышлений. Однако Джойуинд не такая.
— Раз ты отказываешься выполнить мою просьбу, хотя бы возвращайся домой и не встречайся с ней. Твоя сестра получит мало удовольствия от встречи, когда услышит твои новости.
— Что за странные отношения вас связывают? — спросил Дигранг, разглядывая Маскалла с всколыхнувшимся подозрением.
Маскалл изумленно уставился на него в ответ.
— Святой боже! Ты ведь не сомневаешься в собственной сестре! В этом чистом ангеле!
Тайдомин мягко удержала его.
— Я не знакома с Джойуинд, но кем бы и какой бы она ни была, знаю лишь одно: ей больше повезло с другом, чем с братом. А теперь, Маскалл, если ты действительно ценишь ее благополучие, тебе придется пойти на решительный шаг.
— Именно это я и собираюсь сделать. Дигранг, я не дам тебе продолжить путешествие.
— Если ты задумал второе убийство, твоих габаритов, без сомнения, будет достаточно.
Маскалл повернулся к Тайдомин и рассмеялся.
— Похоже, я оставляю за собой след из трупов на этом пути.
— Почему трупов? Нет нужды его убивать.
— Спасибо и на этом! — сухо сказал Дигранг. — И все же свершится некое преступление. Я это чувствую.
— Как же мне тогда поступить? — спросил Маскалл.
— Это не мое дело, и, по правде говоря, меня оно не слишком интересует… На твоем месте, Маскалл, я бы не стала медлить. Неужели ты не знаешь, как поглощать существ, которые противопоставляют тебе свою слабую, упрямую волю?
— Это худшее преступление, — заметил Маскалл.
— Кто знает? Он останется жив, но ничего не расскажет.
Дигранг рассмеялся, но изменился в цвете.
— Значит, я был прав. Монстр вылез на свет.
Маскалл положил руку ему на плечо.
— У тебя есть выбор, и мы не шутим. Сделай, как я прошу.
— Ты низко пал, но ты грезишь наяву, Маскалл, и я не могу говорить с тобой. Что до тебя, женщина… ты купаешься в грехах, словно в ароматной ванне.
— Нас с Маскаллом связывают странные узы, а ты — прохожий, незнакомец. Мне нет до тебя дела.
— И тем не менее вы не запугаете меня и не заставите изменить планы, которые законны и праведны.
— Поступай как знаешь, — сказала Тайдомин. — Если попадешь в беду, твои мысли вряд ли будут соответствовать реальным событиям в мире, которыми ты так бахвалишься. Это меня не касается.
— Я пойду вперед и не отступлюсь! — гневно воскликнул Дигранг.
Тайдомин одарила Маскалла мимолетной злобной улыбкой.
— Будь свидетелем, что я пыталась переубедить этого молодого человека. Теперь ты должен быстро решить, чье счастье имеет большее значение, Дигранга или Джойуинд. Дигранг не позволит тебе сохранить оба.
— Тут нечего решать. Дигранг, я дал тебе последний шанс передумать.
— Пока это в моих силах, я продолжу путь, чтобы предупредить сестру о ее преступных друзьях.
Маскалл вновь схватил его, но на этот раз жестоко. Повинуясь некому новому, жуткому инстинкту, он крепко прижал юношу к своему телу всеми тремя руками — и мгновенно испытал чувство дикого, упоительного наслаждения. Так он впервые постиг победоносные радости «поглощения». Оно утоляло голод воли, как пища утоляет телесный голод. Дигранг оказался слаб и почти не сопротивлялся. Его личность медленным, ровным потоком перетекала в Маскалла, который пировал и становился сильнее. Жертва постепенно бледнела и обмякала, пока в объятиях Маскалла не остался труп. Маскалл выронил тело и стоял, дрожа. Он совершил второе преступление. Он не ощутил каких-либо перемен в своей душе, но…
Тайдомин одарила его печальной улыбкой, подобной свету зимнего солнца. Он думал, она заговорит, но женщина промолчала и жестом велела ему поднять тело Кримтайфона. Подчинившись, он задумался, почему на мертвом лице Дигранга не застыла жуткая маска Кристалмена.
— Почему он не изменился? — пробормотал Маскалл себе под нос.
Тайдомин услышала и легко толкнула Дигранга своей маленькой ножкой.
— Он не умер, вот почему. Выражение, о котором ты говоришь, ждет твоей смерти.
— Значит, такова моя истинная природа?
Она тихо усмехнулась.
— Ты явился сюда, чтобы изменить чужой мир, но, похоже, изменился сам. В этом нет никаких сомнений, Маскалл. Не надо стоять с раскрытым ртом. Ты принадлежишь Формирующему, как и все мы. Ты не король и не бог.
— С каких пор я принадлежу ему?
— Какая разница? Быть может, с первого своего вдоха на Тормансе, а может, лишь последние пять минут.
Не дожидаясь ответа, она прошла через рощу и шагнула на следующий остров. Маскалл, с очень мрачным лицом, последовал за ней, испытывая физические страдания.
Около получаса они шли без приключений. Пейзаж постепенно менялся. Горные вершины стали выше, а пропасти между ними — шире. Их заполняли белые валовые облака, омывавшие пики, подобно таинственному морю. Перебираться с острова на остров стало нелегкой задачей, однако Тайдомин знала дорогу. Сильный свет, сине-фиолетовое небо, яркие пятна ландшафта, вздымавшиеся из белого пара-океана, произвели глубокое впечатление на сознание Маскалла. Свечение Элппейна было скрыто огромным массивом Дисскаурна, высившегося прямо перед ними.
Зеленый снег на вершине гигантской пирамиды полностью растаял. Черные, золотые и алые могучие скалы стояли во всем своем великолепном сиянии. Путники находились прямо у подножия горы, до которой оставалось не больше мили. Подъем не выглядел опасным, но Маскалл не знал, с какой стороны лежит пункт их назначения.
От вершины до подножия гору прорезали многочисленные отвесные трещины. Тут и там спускались бледно-зеленые водопады, словно узкие неподвижные нити. Склон горы был голым и неровным. Повсюду виднелись отдельные валуны и огромные зазубренные выступы, напоминавшие железные зубы. Тайдомин показала на небольшую черную дыру у подножия, которая могла быть пещерой:
— Вот здесь я живу.
— Одна?
— Да.
— Странный выбор для женщины, которую нельзя назвать некрасивой.
— Жизнь женщины заканчивается после двадцати пяти, — со вздохом ответила Тайдомин. — А я намного старше. Десять лет назад на том острове жила бы я, не Оушейкс. И ничего этого не произошло бы.
Четверть часа спустя они стояли в устье пещеры, высота которого составляла десять футов. Внутри царил непроницаемый мрак.
— Положи тело у входа, в тени, — велела Тайдомин. Маскалл подчинился.
Она бросила на него проницательный, испытующий взгляд.
— Твое решение по-прежнему в силе, Маскалл?
— С чего бы ему утратить силу? У меня в голове мозги, а не перья.
— В таком случае следуй за мной.
Они вошли в пещеру. В этот самый миг тошнотворный грохот, подобный оглушительному грому, раздался прямо у них над головами. Ослабевшее сердце Маскалла бешено заколотилось. Лавина булыжников, камней и пыли пронеслась сверху мимо входа в пещеру. Промедли путники еще минуту, и их бы убило.
Тайдомин даже не подняла головы. Она взяла Маскалла за руку и повела во тьму. В пещере царил ледяной холод. Первый же поворот скрыл свет внешнего мира, и они остались в кромешном мраке. Маскалл то и дело спотыкался о неровности грунта, но Тайдомин крепко держала его за руку и вела вперед.
Туннель казался бесконечным. Однако наконец атмосфера изменилась — или так показалось Маскаллу. Ему почудилось, будто они вошли в более обширный зал. Здесь Тайдомин остановилась и молчаливо заставила его опуститься на землю. Рука Маскалла коснулась камня, и, ощупав его, он обнаружил, что это некая плита — или кушетка, — на восемнадцать дюймов выступавшая из пола. Тайдомин велела ему лечь.
— Пора? — спросил Маскалл.
— Да.
Он лежал в темноте, не зная, что сейчас произойдет. Он чувствовал, как ее рука сжимает его ладонь. Без какого-либо перехода он перестал ощущать свое тело — больше не чувствовал ни конечностей, ни внутренних органов. Его сознание сохранило активность и настороженность. Вроде бы ничего не происходило.
Затем в пещере начало светлеть, словно занялся рассвет. Маскалл ничего не видел, но сетчатка его глаз реагировала на освещение. Ему показалось, будто он слышит музыку, но стоило прислушаться, как она стихла. Свет усилился, воздух потеплел; он услышал смутные, далекие голоса.
Внезапно Тайдомин стиснула его руку. Он услышал чей-то слабый вскрик, потом стало светло, и он смог видеть отчетливо.
Он лежал на деревянной кушетке в странно обставленной комнате с электрическим освещением. Его руку сжимали — не Тайдомин, а мужчина в приличной одежде, чье лицо показалось Маскаллу знакомым, но он не смог вспомнить, при каких обстоятельствах они встречались. В отдалении стояли другие люди, тоже смутно ему знакомые. Он сел и заулыбался, сам не зная почему, затем встал.
Казалось, все следят за ним с волнением и тревогой — причины он не понимал. Но чувствовал, что все они знакомы. Особенно хорошо он знал двоих: мужчину в дальнем конце комнаты, который беспокойно расхаживал туда-сюда с лицом, исполненным сурового, священного величия, и бородатого здоровяка, который был им самим. Да, он смотрел на своего двойника. Но создавалось впечатление, будто изуродованный преступлениями человек средних лет встретил собственную фотографию, сделанную в искренней, идеалистичной юности.