— Он кажется мне плащом, под которым мы разделяем удовольствие других людей.
Тайдомин потянула Спейдвила за руку.
— Маскалл предал тебя, как и многих других. Пойдем.
Спейдвил не шелохнулся.
— Ты быстро изменился, Маскалл.
Не ответив ему, Маскалл повернулся к Кэтису:
— Почему люди продолжают жить в этом мягком, постыдном мире, когда могут убить себя?
— Дети Суртура дышат болью. Чем еще ты хотел бы дышать?
— Дети Суртура? Разве Суртур не есть Формирующий?
— Это величайшая ложь, шедевр Формирующего.
— Отвечай, Маскалл! — потребовал Спейдвил. — Ты отрекаешься от праведного поступка?
— Оставь меня в покое. Уходи! Я не думаю о тебе и твоих идеях. Я не желаю тебе зла.
Быстро стемнело. Вновь воцарилось долгое молчание.
Кэтис отшвырнул кремень и подобрал свой посох.
— Женщина должна вернуться домой, — сказал он.
— Ее заманили сюда, и она пришла не по доброй воле. Ты вероотступник, Спейдвил, и должен умереть!
— Это не в его власти, — тихо произнесла Тайдомин. — Ты позволишь истине быть втоптанной в грязь, Спейдвил?
— К ее гибели приведет не моя смерть, а мои попытки избежать смерти. Кэтис, я принимаю твой приговор.
Тайдомин улыбнулась.
— Что до меня, я слишком устала, чтобы идти дальше, а потому умру вместе с ним.
— Докажи свою искренность, — велел Кэтис Маскаллу. — Убей этого человека и его любовницу, согласно законам Хатора.
— Я не могу этого сделать. Я путешествовал с ними в мире.
— Ты отверг долг, но теперь ты должен его исполнить, — произнес Спейдвил, спокойно поглаживая бороду. — Какой бы закон ты ни принял, ты обязан ему подчиняться, не глядя вправо или влево. Твой закон приказывает забить нас камнями. А скоро стемнеет.
— Неужели тебе даже на это не хватит мужества? — воскликнула Тайдомин.
Маскалл неуклюже сдвинулся с места.
— Будь свидетелем, Кэтис, что меня принудили это сделать.
— Хатор глядит на тебя с одобрением, — ответил Кэтис.
Маскалл направился к груде камней на берегу пруда. Оглядевшись, выбрал два больших куска скалы, самых тяжелых, что мог унести, и, спотыкаясь, вернулся назад.
Он уронил камни на землю и стоял, пытаясь отдышаться. Когда к нему вернулся голос, произнес:
— У меня сердце не лежит к этому поступку. Неужели нет другого варианта? Переночуй здесь, Спейдвил, а утром возвращайся туда, откуда пришел. Никто не причинит тебе вреда.
Ироничную улыбку Спейдвила скрыла темнота.
— Ты предлагаешь мне размышлять еще один год, а потом вернуться в Сэнт с другими истинами? Не теряй времени, Маскалл, и выбери для меня камень потяжелее, ведь я крепче Тайдомин.
Маскалл поднял один из камней и сделал четыре широких шага. Спейдвил стоял перед ним, выпрямившись, и спокойно ждал.
Огромный камень рассек воздух, словно тень, и врезался Спейдвилу в лицо, сокрушив его черты и сломав шею. Спейдвил умер мгновенно.
Тайдомин отвернулась от рухнувшего человека.
— Поторопись, Маскалл, не заставляй его ждать меня.
Тяжело дыша, Маскалл поднял второй камень. Тайдомин встала перед телом Спейдвила, серьезная и равнодушная.
Камень ударил ее между грудью и подбородком, и она упала. Маскалл подошел к ней, опустился на колени и обнял ее. В его объятиях она испустила последний вздох.
Маскалл положил ее на землю и, тяжело опершись на руки, вгляделся в мертвое лицо. Переход от героического, одухотворенного выражения к похабной, ухмыляющейся маске Кристалмена произошел мгновенно, однако он его увидел.
Поднявшись в темноте, Маскалл притянул к себе Кэтиса.
— Это истинное подобие Формирующего?
— Это Формирующий, лишенный иллюзии.
— Откуда взялся этот ужасный мир?
Кэтис не ответил.
— Кто такой Суртур?
— Ты приблизишься к нему завтра. Но не здесь.
— На моем пути слишком много крови, — сказал Маскалл. — Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Не бойся перемен и разрушения. Бойся смеха и радости.
Маскалл задумался.
— Скажи мне, Кэтис, если бы я решил последовать за Спейдвилом, ты бы действительно принял его веру?
— Он был человеком великой души, — ответил Кэтис. — Я понимаю, что гордость наших людей есть не что иное, как очередной росток удовольствия. Завтра я тоже покину Сэнт, дабы обдумать все это.
Маскалл содрогнулся.
— В таком случае эти две смерти были не необходимостью, а преступлением!
— Он сыграл свою роль, а женщина подточила бы его идеи своей мягкой любовью и преданностью. Не жалей ни о чем, странник, но немедленно уходи из этой страны.
— Сегодня? Куда я пойду?
— В Уомбфлэш, где ты встретишь прозорливейшие из умов. Я провожу тебя.
Он взял Маскалла под руку, и они зашагали в ночь. Около мили они шли по краю пропасти. Пронизывающий ветер швырял песок им в лицо. Сквозь прорехи в облаках ярко светили далекие звезды. Маскалл не нашел знакомых созвездий. Он задумался, видно ли отсюда земное солнце и если да, то где оно.
Они подошли к вершине грубой лестницы, которая вела по скале вниз. Лестница напоминала ту, по которой Маскалл поднялся сюда, только спускалась в лес Уомбфлэш.
— Это твой путь, — сказал Кэтис. — Дальше я не пойду.
Маскалл удержал его.
— Ответь лишь на один вопрос, прежде чем мы расстанемся. Почему удовольствие кажется нам таким постыдным?
— Потому что, испытывая удовольствие, мы забываем свой дом.
— Которым является…
— Маспел, — ответил Кэтис.
Он высвободил руку, развернулся и ушел во тьму.
Спотыкаясь, Маскалл спустился по лестнице. Он устал, но испытывал презрение к своей боли. Из уцелевшего проба начала сочиться некая субстанция. Бесконечно долго Маскалл перебирался от ступени к ступени. По мере приближения к дну пропасти шорох и вздохи деревьев стали громче, воздух был теплым и неподвижным.
Наконец он достиг земли. Попытался продолжить путь, но постоянно спотыкался о корни и врезался в древесные стволы. После нескольких таких столкновений Маскалл решил остановиться на ночлег. Он соорудил подушку из сухих листьев, рухнул на нее и почти мгновенно провалился в глубокий, тяжелый сон без сновидений.
ГЛАВА 13Лес Уомбфлэш
Маскалл проснулся. Наступил третий его день на Тормансе. Руки и ноги болели. Он лежал на боку, тупо разглядывая местность. Лес напоминал ночь, тот ее период, когда вот-вот забрезжит серый рассвет, и можно лишь предположить, а не увидеть, что за предметы тебя окружают. Два или три удивительных тенистых силуэта, широких, как дома, высились в сумерках. Маскалл не догадывался, что это деревья, пока не повернулся на спину и не посмотрел вверх. Над головой, так высоко, что он не мог даже оценить расстояние, блестели в лучах солнца на фоне крошечного клочка синего неба их вершины.
Облака тумана, струившиеся по земле, затрудняли обзор. В своем безмолвном движении они напоминали призраков, плывших среди деревьев. Листья под Маскаллом промокли, тяжелые капли время от времени падали ему на голову.
Он лежал, пытаясь восстановить в памяти события предыдущего дня. Его мозг был вялым и сбитым с толку. Случилось нечто ужасное, но он долго не мог вспомнить, что именно. Потом внезапно перед его глазами возникла та кошмарная заключительная сцена на закатном плато Сэнт: изуродованное, окровавленное лицо Спейдвила, предсмертные вздохи Тайдомин… Он содрогнулся и ощутил тошноту.
Странная мораль, толкнувшая его на эти жестокие убийства, за ночь испарилась, и теперь он осознал, что натворил! Весь предыдущий день он словно был под властью череды сильных чар. Сперва его поработила Оушейкс, потом Тайдомин, потом Спейдвил и, наконец, Кэтис. Они принудили его к убийству и жестокости; он же ничего не подозревал и воображал, будто является свободным, просвещенным странником. Зачем было это жуткое путешествие — и продолжится ли оно таким же образом?..
Тишина, царившая в лесу, была столь глубока, что он слышал только пульсацию крови в собственных артериях. Приложив руку к лицу, Маскалл обнаружил, что уцелевший проб исчез и теперь у него три глаза. Третий глаз располагался на лбу, на месте прежнего сорба. О его назначении Маскалл не догадывался. Он сохранил третью руку, но она утратила силу.
Он долго ломал голову, тщетно пытаясь вспомнить название, которое напоследок произнес Кэтис.
Маскалл поднялся, намереваясь продолжить путешествие. Ему было нечем умыться и нечего готовить. Лес был огромен. Маскаллу показалось, что обхват ближайшего дерева составляет не меньше сотни футов. Другие смутно проступающие стволы выглядели такими же большими. Но необъятность пейзажу придавали огромные расстояния между деревьями. Это был гигантский, сверхъестественный зал в жизни после смерти. Нижние ветви располагались в пятидесяти ярдах над землей, если не выше. Подроста не было; землю устилала только влажная палая листва. Маскалл огляделся, пытаясь определить направление, однако скал Сэнта, с которых он спустился, не было видно; все стороны казались одинаковыми, и он понятия не имел, какую выбрать. Он испугался и забормотал себе под нос. Запрокинув голову, уставился вверх, пытаясь установить стороны света по углу солнечных лучей, но это оказалось невозможно.
Пока Маскалл стоял в тревоге и нерешительности, он услышал барабанный бой. Ритмичные удары доносились издалека. Невидимый барабанщик словно маршировал по лесу, удаляясь от Маскалла.
— Суртур! — прошептал Маскалл — и удивился тому, что произнес это имя. Он не думал об этом загадочном существе, и между ним и барабанной дробью не было явной связи.
Он погрузился в размышления — а звуки тем временем удалялись. Маскалл машинально пошел за ними. У барабанного боя имелась одна особенность: несмотря на свою странность и таинственность, он не внушал благоговения, а, напротив, напоминал о неком месте и некой жизни, которые Маскалл отлично знал. На фоне этих звуков все его другие ощущения вновь показались фальшивыми.
Звуки были прерывистыми. Могли длиться минуту или пять, затем умолкали на четверть часа. Маскалл старался следовать за ними. Он шагал среди огромных деревьев, пытаясь обнаружить источник звука, но расстояние до него словно не менялось. Лес пошел вниз. Уклон был слабым — около одного фута на каждые десять, — но в некоторых местах становился намного круче, после чего вновь следовали длинные почти ровные участки. Встречались болота, где Маскаллу приходилось шлепать по