Выйдя на опушку леса, за которой без какого-либо перепада высоты начинался широкий песчаный берег, Маскалл прислонился спиной к огромному дереву и, не шевелясь, принялся изучать открывшуюся перед ним картину. Пески тянулись на запад и восток прямой полосой, прерываемой лишь нескольким ручьями. Песок был ярко-оранжевым, но местами попадались фиолетовые участки. Лес будто стоял на страже на протяжении всего побережья. Все оставшееся пространство занимали море и небо — Маскалл никогда не видел столько воды. Полукруг горизонта был таким широким, что можно было представить, будто находишься в плоском мире, обзор в котором ограничен исключительно остротой зрения. Море не было похоже ни на одно море на Земле. Оно напоминало огромный жидкий опал. На глубоком, великолепном изумрудно-зеленом теле повсюду мелькали красные, желтые и синие всполохи. Движение волн было удивительным. Водяные пики медленно росли, пока не достигали в высоту десяти или двадцати футов, после чего внезапно оседали вниз и в стороны, распространяя далеко вокруг серию концентрических колец. Стремительные течения, похожие на реки, неслись от суши; они были темнее и без водяных пиков. Там, где море встречалось с берегом, волны обрушивались на песок с почти зловещей быстротой, издавая странный шипящий, плюющийся звук, который и слышал Маскалл. Зеленые языки без пены втягивались обратно.
На расстоянии двадцати миль, насколько мог судить Маскалл, прямо напротив него, выступал из моря невысокий остров, черный, лишенный определенной формы. Это был остров Суэйлоуна. Маскалла заинтересовал не столько сам остров, сколько синий закат, пылавший за ним. Элппейн зашел, однако все небо на севере было погружено в минорную тональность его послесвечения. Бранчспелл в зените сиял ослепительным белым светом, день был безоблачным и невероятно жарким, но там, где зашло синее солнце, над миром словно лежала мрачная тень. Маскалл чувствовал, что расщепляется, будто два разных химических процесса одновременно воздействовали на клетки его тела. Поскольку даже послесвечение Элппейна производило на него такой эффект, Маскалл подумал, что вряд ли сможет увидеть само солнце и выжить. Однако он еще мог подвергнуться неким изменениям, которые сделали бы это возможным.
Море притягивало его. Он решил искупаться и сразу пошел на берег. Стоило ему покинуть тень лесных деревьев, как ослепительные солнечные лучи обрушились на него с такой силой, что он испытал дурноту, и у него закружилась голова. Маскалл быстро потрусил по песку. Оранжевые участки оказались раскалены настолько, что на них можно было готовить пищу, но фиолетовые напоминали само пламя. Маскалл в неведении наступил на такой участок и тут же с воплем подпрыгнул.
Море было чувственно теплым. Вода не держала вес Маскалла, и он решил попробовать плавание. Сперва он избавился от одежды, тщательно выстирал ее водой с песком и разложил на солнце сушиться. Потом отскреб свое тело и вымыл голову и бороду. После этого долго шагал от берега, пока вода не достигла его груди, а затем поплыл, стараясь избегать волн. Это оказалось совсем непросто. Плотность воды везде была разной. В некоторых местах он мог плыть, в других тонул, в третьих всплывал на поверхность. По внешним признакам нельзя было понять, что за вода ждет впереди. Затея оказалась крайне опасной.
Он вышел на берег, чувствуя себя очищенным и бодрым. Некоторое время бродил по пескам, подсыхая на жарком солнце и осматриваясь. Он был голым чужаком в огромном незнакомом, таинственном мире, и куда бы ни поворачивался, отовсюду на него смотрели неведомые, грозные силы. Огромный белый, иссушающий Бранчспелл; чудовищный, меняющий тело Элппейн; прекрасное, смертоносное, предательское море; загадочный темный остров Суэйлоуна; сокрушающий дух лес, из которого он только что выбрался, — что мог противопоставить всем этим могуществам, окружавшим его со всех сторон, Маскалл, слабый, неискушенный путник с крошечной планетки на другом краю Вселенной, дабы его не стерли в пыль?.. Тут он улыбнулся самому себе.
— Я провел здесь два дня — и все еще жив. На моей стороне удача — и ее достаточно, чтобы уравновесить Вселенную. Но что есть удача — слово или вещь?
Когда он надевал высохшую шкуру, ответ пришел к нему, и Маскалл стал серьезен.
— Суртур привел меня сюда, и Суртур следит за мной. Вот моя «удача»… Но что есть Суртур в этом мире? Как может он защитить меня от слепых и неуправляемых сил природы? Или он сильнее природы?..
Маскалл был голоден — но еще больше ему не хватало людей, которым он мог бы задать все эти вопросы. Он спросил себя, куда ему идти. Пути было всего два, вдоль берега: на запад или на восток. Ближайший ручей рассекал пески в миле к востоку. Маскалл зашагал к нему.
Стена леса была грозной, невероятно высокой и столь точно обращенной к морю, словно ее создали при помощи инструментов. Маскалл шел в тени деревьев, но смотрел не на них, а на море — эта картина была приятней. Ручей оказался широким, с плоскими берегами. Это была не река, а рукав моря, чьи спокойные темно-зеленые воды, изгибаясь, скрывались в лесу. Деревья по берегам нависали над водой, полностью затеняя ее.
Он дошел до изгиба, за которым открылся очередной короткий участок рукава. На узком берегу сидел человек, опустив ноги в воду. Он был одет в грубую, жесткую шкуру, не прикрывавшую руки и ноги. Человек был приземистым, коренастым и крепким, с короткими ногами и мощными длинными руками, которые оканчивались огромными ладонями. Он был немолод, его простое, плоское, красновато-коричневое лицо было покрыто морщинами и ничего не выражало. Ни на лице, ни на голове не было волос, кожа была грубой и жесткой. Мужчина выглядел крестьянином или рыбаком; в его чертах не было ни следа мысли о других людях либо утонченности восприятия. У него было три разноцветных глаза: нефритовый, голубой и алфайеровый.
Перед ним покачивался на воде привязанный к берегу незамысловатый плот из неуклюже скрепленных древесных ветвей.
— Ты тоже мудрец из леса Уомбфлэш? — спросил его Маскалл.
Подняв глаза, человек ответил сердитым, хриплым голосом:
— Я рыбак. Я ничего не знаю о мудрости.
— Как тебя зовут?
— Поулкраб. А тебя?
— Маскалл. Если ты рыбак, у тебя должна быть рыба. Я умираю от голода.
Поулкраб хмыкнул и помедлил, прежде чем ответить:
— Рыбы достаточно. Мой обед готовится в песках. Несложно поймать еще для тебя.
Маскаллу этот ответ понравился.
— Но сколько это займет времени? — спросил он.
Мужчина потер ладони друг о друга, издав пронзительный, скрежещущий звук. Затем вытащил ноги из воды и вскарабкался на берег. Минуту спустя забавное маленькое существо подползло к его ногам, любовно задрав морду и глядя вверх, словно собака. Оно было около двух футов в длину и немного напоминало небольшого тюленя, но имело шесть ног, оканчивавшихся мощными когтями.
— Эрг, лови рыбу! — хрипло приказал Поулкраб.
Создание тут же шлепнулось с берега в воду, грациозно выплыло на середину, нырнуло и надолго скрылось под поверхностью.
— Несложная рыбалка, — заметил Маскалл. — Но зачем нужен плот?
— Чтобы выходить в море. Лучшая рыба — в море. Эта съедобна.
— Этот эрг выглядит крайне разумным существом.
Поулкраб снова хмыкнул.
— Я обучил около сотни таких. Большеголовые лучше учатся, но медленней плавают. Узкоголовые плавают как угри, но научить их невозможно. Теперь я их скрещиваю. Этот из приплода.
— Ты живешь здесь один?
— Нет, у меня есть жена и три сына. Жена где-то спит, а где парни, знает один Формирующий.
Маскалл почувствовал себя очень уютно в компании этого незамысловатого человека.
— Этот плот — настоящее безумие, — сказал он, разглядывая сооружение. — Если ты заплываешь на нем далеко, значит, ты храбрее меня.
— Я плавал на нем в Мэттерплей, — ответил Поулкраб.
Эрг вынырнул и поплыл к берегу, на этот раз неуклюже, словно волоча под водой тяжелую ношу. Когда он выбрался к ногам хозяина, мужчины увидели, что в когтях каждой лапы он сжимал по рыбине — всего шесть штук. Поулкраб забрал у него улов. Отрезав головы и хвосты камнем с острой кромкой, подобранным с земли, он кинул их эргу, и тот мгновенно проглотил награду.
Поулкраб поманил Маскалла за собой и понес рыбу на берег, тем же путем, каким пришел Маскалл. Когда они достигли песка, Поулкраб выпотрошил рыбу, выкопал в фиолетовом песке неглубокую ямку и, положив туда тушки, снова засыпал ее. Затем откопал собственный обед. Ноздри Маскалла затрепетали от аппетитного запаха, однако его трапеза еще не была готова.
Держа рыбу в руках, Поулкраб повернулся, чтобы уйти, и сказал:
— Эти мои, а не твои. Когда твои будут готовы, можешь вернуться и присоединиться ко мне, если захочешь компании.
— Через сколько это будет?
— Минут через двадцать, — бросил рыбак через плечо.
Маскалл укрылся в тени деревьев и стал ждать. Когда прошел примерно означенный промежуток времени, он откопал свой обед и попутно обжег пальцы, хотя песок был раскаленным только на поверхности, а потом вернулся к Поулкрабу.
В теплом, неподвижном воздухе, в приятной тени бухты они молча жевали, переводя взгляд с пищи на ленивую воду и обратно. Маскалл чувствовал, как с каждым глотком к нему возвращаются силы. Он закончил прежде Поулкраба, который трапезничал, как человек, не следящий за временем. Доев, Поулкраб встал.
— Пойдем попьем, — сказал он хриплым голосом.
Маскалл вопросительно посмотрел на него.
Рыбак отошел недалеко в лес и зашагал прямиком к одному из деревьев. На удобной высоте в стволе была проделана дыра, в ней торчала пробка. Поулкраб вытащил пробку, прижался ртом к отверстию и долго сосал, будто дитя — материнскую грудь. Наблюдая за ним, Маскалл подумал, что глаза рыбака заблестели ярче.
Когда пришла его очередь пить, он обнаружил, что древесный сок по вкусу напоминает кокосовое молоко, но опьяняющее. Однако это был новый вид опьянения, возбуждавший не эмоции, а интеллект — причем определенным образом. Мысли и образы не стали свободней и развязней, но, напротив, принялись трудиться что есть сил, пока не достигли полной красоты прозрения, вспыхнувшего в сознании и угасшего. Затем весь процесс по