Он взял себя в руки, вздохнул и задумался.
— Что за место для томных глаз и шей из слоновой кости, Маскалл! — насмешливо просипел Крэг. — И почему здесь нет Салленбодэ?
Маскалл грубо схватил его и швырнул в ближайшее дерево. Крэг поднялся и разразился ревущим смехом, ничуть не расстроенный.
— Мои слова — правда или ложь?
Маскалл сурово посмотрел на него.
— Похоже, ты считаешь себя необходимым злом. Я ничем тебе не обязан и могу не идти с тобой дальше. Думаю, нам лучше расстаться.
Крэг повернулся к Гангнету с насмешливой, гротескной серьезностью.
— Что скажешь? Расстанемся, когда того захочет Маскалл — или захочу я?
— Держи себя в руках, Маскалл, — сказал Гангнет, поворачиваясь спиной к Крэгу. — Я знаю этого человека лучше, чем ты. Если он вцепился в тебя, единственный способ заставить его ослабить хватку — не обращать внимания. Презирай его — не говори с ним, не отвечай на его вопросы. Если ты откажешься признавать его существование, он все равно что исчезнет.
— Все это начинает меня утомлять, — сообщил Маскалл. — Судя по всему, прежде чем наступит конец, я добавлю к своим убийствам еще одно.
— В воздухе пахнет смертью! — воскликнул Крэг, делая вид, что принюхивается. — Но чьей?
— Сделай, как я говорю, Маскалл. Вступать с ним в словесные перепалки — все равно что лить масло в огонь.
— Я больше ни с кем не стану разговаривать… Когда мы выберемся из этого проклятого леса?
— Еще не сейчас, однако, выйдя из него, мы сможем добраться до воды, и там тебе удастся отдохнуть и подумать.
— И с комфортом поразмыслить о своих страданиях, — добавил Крэг.
Трое мужчин молчали, пока не вышли на свет дня. Лес спускался вниз так круто, что им приходилось бежать, а не идти, и это предотвращало все попытки заговорить, даже если бы им того хотелось. Не прошло и получаса, как лес кончился. Ровная, открытая местность тянулась вперед, насколько хватало глаз.
Три части этого пейзажа представляли собой гладкую воду. Это была череда больших озер с низкими берегами, разделенных узкими полосами лесистой суши. Ближайшее к путникам озеро было обращено к лесу узким концом, ширина которого оставляла около одной трети мили. Вода у берегов была мелкой и заросла камышами долмового цвета, однако ближе к середине, в нескольких ярдах от берега, виднелось уходившее прочь течение. Поэтому трудно было решить, озеро это или река. На мелководье плавали маленькие островки.
— Отсюда мы двинемся по воде? — спросил Маскалл.
— Да, — ответил Гангнет.
— Но как?
— Воспользуемся одним из этих островков. Нужно только передвинуть его к течению.
Маскалл нахмурился.
— Куда оно нас принесет?
— Давай садись скорее! — воскликнул Крэг с грубым смехом. — Утро подходит к концу, а ты должен умереть до полудня. Мы направляемся к Океану.
— Раз уж ты такой всезнайка, Крэг, скажи, как я умру?
— Тебя убьет Гангнет.
— Ты лжешь! — возразил Гангнет. — Я желаю Маскаллу только добра.
— Как бы там ни было, он станет причиной твоей смерти. Но какое это имеет значение? Суть в том, что ты покинешь этот глупый мир… Что ж, Гангнет, я вижу, твоя лень никуда не делась. Очевидно, за дело придется взяться мне.
Крэг прыгнул в озеро и помчался по мелководью, разбрызгивая воду. Когда он добрался до ближайшего островка, вода доходила ему до бедер. Остров имел форму ромба с диагональю пятнадцать футов. Материал напоминал легкий коричневый торф; на поверхности ничего не росло. Крэг обошел остров и начал толкать его к течению, явно не прикладывая к тому особых усилий. Когда задача была близка к завершению, остальные присоединились к нему, и все трое забрались на остров.
Путешествие началось. Скорость течения не превышала двух миль в час. Солнце безжалостно палило, но не было ни намека на тень, чтобы скрыться от него. Маскалл сидел на краю и время от времени плескал водой на голову. Гангнет устроился на корточках рядом с ним. Крэг расхаживал взад-вперед быстрыми, короткими шагами, словно животное в клетке. Озеро становилось все шире, и течение вместе с ним, пока путникам не стало казаться, будто они плывут по крупному эстуарию.
Внезапно Крэг наклонился, сорвал с Гангнета шляпу, смял ее в волосатом кулаке и швырнул в воду.
— Зачем ты прячешься, будто женщина? — спросил он с грубым смешком. — Покажи Маскаллу свое лицо. Быть может, он его уже видел.
Гангнет действительно напомнил Маскаллу кого-то, но кого, он сказать не мог. Темные вьющиеся волосы Гангнета падали на шею, лоб был широким, высоким и благородным, и во всем облике мужчины чувствовалось серьезное добродушие, странным образом располагавшее к себе.
— Пусть Маскалл судит сам, есть ли мне чего стыдиться, — произнес он с гордым спокойствием.
— В такой голове могут быть только величественные мысли, — пробормотал Маскалл, пристально глядя на Гангнета.
— Отличный вывод. Гангнет — король поэтов. Но что происходит, когда поэты принимаются за практические инициативы?
— Какие инициативы? — изумленно спросил Маскалл.
— Что у тебя есть, Гангнет? Расскажи Маскаллу.
— Существует два вида практической деятельности, — спокойно ответил Гангнет. — Человек может либо строить, либо разрушать.
— Нет, есть и третий вид. Человек может красть — и даже не догадываться, что крадет. Может взять кошелек и оставить деньги.
Маскалл вскинул брови.
— Где вы двое раньше встречались?
— Сегодня я нанес визит Гангнету, Маскалл, но когда-то Гангнет нанес визит мне.
— Где?
— В моем доме, чем бы он ни был. Гангнет — обычный вор.
— Ты говоришь загадками, и я тебя не понимаю. Я не знаю ни одного из вас, но мне очевидно, что если Гангнет — поэт, то ты — шут. Тебе обязательно болтать? Я хочу побыть в тишине.
Крэг рассмеялся, но умолк. Потом он лег, вытянувшись, лицом к солнцу и несколько минут спустя крепко уснул, неприятно похрапывая. Маскалл то и дело бросал осуждающие взгляды на его уродливое желтое лицо.
Прошло два часа. До суши с обеих сторон было не меньше мили. Впереди земли не было. Позади горы Личсторм скрывала сгустившаяся дымка. Небо впереди, прямо над горизонтом, начало приобретать странный, насыщенный джейлово-синий оттенок. Весь север окрасился алфайером.
Сознание Маскалла забеспокоилось.
— Элппейн встает, Гангнет.
Гангнет, с тоской во взоре, улыбнулся.
— Тебя это тревожит?
— Это выглядит так торжественно, даже трагично, однако напоминает мне Землю. Жизнь больше не имела значения — но это имеет.
— Дневной свет — ночь по отношению к этому иному дневному свету. Через полчаса ты почувствуешь себя человеком, который вышел из темного леса на солнечный простор. И спросишь себя, как ты мог быть таким слепым.
Мужчины во все глаза смотрели на синий рассвет. Все небо на севере, до половины пути к зениту, было охвачено потрясающими красками, среди которых преобладали джейл и долм. Отличительной чертой обычного рассвета является таинственность; главной чертой этого было неистовство. Он смущал не разум, а сердце. Маскалл не испытывал невыразимого желания завладеть рассветом, и сохранить его, и сделать своим. Вместо этого рассвет возбуждал и мучил его, подобно открывающим аккордам невероятной симфонии.
Когда он посмотрел назад, на юг, лучи Бранчспелла утратили свое сияние, и Маскалл смог глядеть на огромное белое солнце, не моргая. Он машинально вновь повернулся к северу, как человек поворачивается от тьмы к свету.
— Если прежде ты показывал мне мысли Кристалмена, это должны быть его чувства, Гангнет. В прямом смысле. То, что сейчас чувствую я, он должен был ощутить прежде меня.
— Он полностью состоит из чувств, Маскалл. Неужели ты этого не понял?
Маскалл упивался открывшимся ему зрелищем и не ответил. Его лицо застыло, будто скала, но глаза затуманились слезами. Небесный огонь становился все насыщенней; Элппейн готовился показаться над морем. Островок преодолел устье, и теперь его с трех сторон окружала вода. Сгустившаяся позади дымка скрыла землю. Крэг, уродливое, морщинистое чудовище, продолжал спать.
Маскалл посмотрел на текущую воду. Она утратила темно-зеленый цвет и стала прозрачной, как безупречный хрусталь.
— Мы уже в Океане, Гангнет?
— Да.
— Значит, не осталось ничего, кроме моей смерти.
— Думай не о смерти, а о жизни.
— Становится светлее — и одновременно темнее. А Крэг словно бы выцветает, блекнет…
— Вот Элппейн! — сказал Гангнет, коснувшись руки Маскалла.
Темный пылающий диск синего солнца выглянул из моря. Маскалл потрясенно умолк. Он не столько видел, сколько чувствовал. Его эмоции нельзя было выразить словами. Душа казалась слишком мощной для тела. Огромный синий шар быстро поднялся из воды, будто ужасное око, следящее за Маскаллом… Элппейн выпрыгнул из моря, и начался его день.
— Что ты чувствуешь? — Гангнет по-прежнему держал его за руку.
— Я противопоставил себя Бесконечности, — прошептал Маскалл.
Внезапно хаос его страстей слился в единое целое, и чудесные идеи охватили все его существо, сопровождаемые сильнейшей радостью.
— Гангнет, я ничто.
— Да, ты ничто.
Туман сомкнулся вокруг них. Видно было лишь два солнца и несколько футов воды. Тени трех мужчин в лучах Элппейна не были черными, а состояли из белого дневного света.
— Значит, ничто не может причинить мне боль, — сказал Маскалл со странной улыбкой.
Гангнет тоже улыбнулся.
— Конечно.
— Я утратил волю. Мне кажется, будто из меня выскребли какую-то зловонную опухоль, и теперь я чист и свободен.
— Теперь ты понимаешь жизнь, Маскалл?
Лицо Гангнета озарилось удивительной духовной красотой; он словно спустился с небес.
— Я не понимаю ничего, кроме того, что теперь у меня нет себя. Но это и есть жизнь.
— Гангнет рассуждает о своем знаменитом синем солнце? — произнес насмешливый голос сверху.
Подняв глаза, они увидели, что Крэг встал.
Маскалл и Гангнет тоже встали. В то же мгновение густеющий туман начал затягивать диск Элппейна, превращая его из синего в насыщенный джейловый.