– Потому что Витал Куихоцо так распорядился, – ответил я. – И если ты хочешь остаться в племени овамбо, тебе придется исполнять его желания.
Казалось, Демби вот-вот разразится слезами. Он понимал, что отказ от женитьбы не оставит ему другого выбора, кроме как покинуть наше племя навсегда. И куда ему было деваться? Даже если бы он решился уйти от нас в поисках новой жизни, исчезновение Шакини и Беки наложило запрет на подобные устремления. Внешний мир, что ни говори, кишит хищниками.
Рафики с улыбкой наблюдал за происходящим, ему нравилось смотреть, как мальчика, которого он считал своим братом, раскрашивают в столь красивые цвета. Он спросил, можно ли его тоже раскрасить, но я покачал головой.
– В день твоей свадьбы будет можно, – ответил я. – Мы с твоей мамой разукрасим тебя на радость твоей невесте.
Рафики насупился, и мне было больно сознавать, что его совершенно не заботит, вернется его мать или нет, – по сути, она была ему чужим человеком, – но пока я не хотел говорить о ней с нашим сыном.
Отправляясь на брачную церемонию, которая должна была состояться рядом с шатром Витала Куихоцо, мы поравнялись с моей мастерской. Пытаясь отвлечь Демби от мрачных мыслей, я пригласил его зайти и взглянуть на изысканно украшенную резьбой мачту, над которой я работал уже несколько недель. Демби осмотрел мачту, и глаза его засветились, а сам он будто ожил.
– Глянь-ка, – сказал он, кладя руки на верхушку мачты, а потом провел ладонями вниз и вверх по ее лицевой поверхности. И пока он так манипулировал руками, моя резьба исчезла, а мачта стала просто куском древесины, чем она и была до того, как я взялся за эту работу. От ужаса я окаменел.
– Что ты наделал? – завопил я. – Мачта должна быть готова через несколько дней!
Он засмеялся, помотал головой, а потом повторил свои манипуляции руками, и моя резьба вернулась на место. Оторопев, я зажмурился. Мне не дано было понять, в чем секрет его фокусов, и, если честно, я их слегка опасался, потому что знал: кое-кто в племени полагал, что паренька следует утопить в реке за то, что он ведет себя как бог.
– Идем, – сказал я, и мы поспешили к помосту, что соорудили в центральной части деревни, готовясь к свадьбе.
Все племя собралось поглядеть на торжество, и каждый нарядился в церемониальную одежду нашего народа. Демби поднялся на помост, следом поднялась Окапи с перекошенным от злости лицом, и лишь когда Витал Куихоцо рыкнул на нее, она притворно улыбнулась. Стоя рядом с девушкой, Демби попытался взять ее за руку, но она отпихнула его, что не помешало другому старейшине взойти на помост и поднять над головами жениха и невесты посох дождя[118], а затем пропеть заклинания. После чего он возложил руки на их головы, и молодые поклонились друг другу – их поженили. Я никогда не видел таких страдальческих лиц. Если бы вид жениха и невесты не был столь душераздирающим, зрители на свадьбе хохотали бы до колик.
Сойдя с помоста, Демби направился прямиком к своему другу, пареньку, с которым он проводил чересчур много времени, что я находил нездоровым, Окапи же подбежала к Куэсе, та встретила ее распростертыми объятьями, девушки обнялись и заплакали. Чудное получилось зрелище, я едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, и обернулся к моей жене с вопросом, приходилось ли ей когда-нибудь наблюдать нечто более диковинное, словно позабыв, что Шакини с нами больше нет, и жалкие останки умиротворенности исчезли из моей души теперь, когда меня оставили один на один с моим одиночеством.
Испания1492 г. от Р. Х.
Ясным солнечным утром в начале августа, примерно через месяц после сумбурной свадьбы моего молодого подопечного, я стоял в гавани в Уэльве, надзирая за установкой парусов на трех кораблях, что готовились к отплытию в обе Индии[119] в надежде обнаружить новый и более короткий путь на восток. Поскольку корабли были старыми, их заново снарядили для этого плавания, которое многие считали дурацкой затеей. Разобраться с парусами оказалось много сложнее, чем мне представлялось, но я любил свою работу, и мне хорошо платили. Король Фердинанд и королева Изабелла согласились субсидировать путешествие исследователя и, верные своему слову, были чрезвычайно щедры, хотя, возможно, с их стороны это было не только самоотверженностью либо филантропией. Ведь они понимали, что если цель будет достигнута, то право распоряжаться новыми торговыми путями отойдет к Испании, и тогда доходы королевств Кастилии и Арагона станут неисчислимыми.
Диэго был со мной почти постоянно в те дни – лишь бы не попадаться на глаза своей жене Олэлло, и я боялся, что своими фокусами и ловкостью рук он не столько развлекал рабочих, сколько раздражал. Вдобавок его закадычный друг Тимо болтался где-то поблизости, что меня не удивляло, ибо где один, там непременно отыщется и другой. И точно так же в городе, где бы я ни столкнулся с Олэлло, я мог быть уверен, что рядом с ней вышагивает ее подруга Керида.
– И как твоя семейная жизнь? – спросил я, когда матросы натягивали паруса на первом из трех кораблей, строго следя за тем, чтобы оснастка идеально прилегала к мачтам. Дул легкий ветерок, что помогало справляться с этой задачей.
– Жуть, – ответил Диэго. – Прошлым вечером я имел несчастье увидеть такое, что мне захотелось вырвать себе глаза.
– И что это было? – поинтересовался я.
– Моя раздевшаяся жена. Один раз увидишь такое, и оно навсегда останется в твоей памяти, как татуировка, – и хотел бы стереть, да не получится. Она сняла с себя все и улеглась в постель голышом, и потом мне всю ночь снились кошмары. А еще меня вырвало. Дважды. Один раз столь внезапно, что содержимое моего желудка изверглось на простыни.
Я уставился на него в недоумении. Верно, Олэлло обладала характером строптивой ослицы, но у нее была стройная фигура и привлекательная наружность. Трудно было понять, почему парень не испытывает и толики чувственности к этой хорошенькой девушке.
– Но… – Я усердно подбирал слова, не желая смущать ни его, ни себя. – Супружеский долг, – сказал я. – Вы же… его исполняете?
Диэго закатил глаза, эта новая разновидность кривлянья подразумевала, что глупее меня человека на свете нет.
– Ты спрашиваешь, – сказал он, – спариваемся ли мы, как животные на скотном дворе, после того как нас вынудили образовать этот никчемный союз? Нет, не спариваемся. Если честно, не могу вообразить ничего более отталкивающего. Я пытался, признаюсь. Однажды. Более из вежливости, чем по каким-либо иным причинам. Но войти в ее священный бардачок все равно что пропихивать спящего червя в замочную скважину.
– Боже правый!
– Я точно знаю, что со мной все в порядке, поскольку большую часть времени я провожу в состоянии возбуждения. Но стоит ей появиться, и бум!
– А она не жаловалась на недостаток пылкости с твоей стороны?
– Наоборот, она заявила, что отрежет мне член, если я снова попытаюсь приблизиться к ней.
Его равнодушие обескураживало меня, потому что я всегда с радостью исполнял супружеский долг с каждой из моих жен и после загадочного исчезновения Сантины обнаружил, насколько я в этом нуждаюсь. Изредка я пользовался услугами девушек в тавернах, но удовольствием я бы это не назвал. Без любви супружеский долг казался куда менее заманчивым.
– А как же дети? – спросил я.
– А что дети?
– Как ты намерен стать отцом, если ты не вступаешь в отношения со своей женой?
Он пялился на меня, сдвинув брови, словно я говорил на иностранном языке.
– Тебе же известно, что это необходимое условие для создания детей?
– В каком смысле? – будто не понял он.
Я вздохнул и объяснил ему самыми простыми словами, какие только мог подобрать, что такое зачатие, и чем дольше я говорил, тем отчетливее проступала гадливость на его физиономии.
– И вот так нас производят на свет? – спросил он потрясенно. – Я часто об этом думал и слыхал, что тут замешано нечто мерзкое, но я верил, что должно быть что-то еще… Какая пакость! – Диэго била дрожь, ледяной холод пробежал по его костям. – Ей-богу, если дела обстоят именно так, я лучше вообще откажусь от отцовства, навсегда, – добавил он. – Сама мысль об этом мне противна.
К счастью, на этом наш разговор прервался, капитан шагал по доку, приближаясь к нам, и выглядел он одновременно ликующим и напряженным, когда оглядывал свою маленькую флотилию.
– Что ж, мастер Парусник, – прорычал он восхищенно, положив ладони на мои плечи и улыбаясь во весь рот. – Сдается, вы превзошли самого себя. Ваши паруса прекрасны, честное слово, они быстро доставят нас к месту назначения.
– Спасибо, друг мой, – сказал я и кивнул в знак благодарности за похвалу, мне было приятно, что он доволен моей работой. Я обернулся к пареньку: – Диэго, ты ведь незнаком с капитаном? Тогда познакомься – сеньор Кристобаль Колон[120], у которого под началом эти три судна.
Диэго отвесил поясной поклон в манере завзятого хлыща, заведя согнутую руку за спину и вращая кистью другой руки, а потом, к моей досаде, он потянулся вперед и вынул яйцо из-за уха капитана. Очистив яйцо от скорлупы и обнаружив, что оно сварено вкрутую, парень мигом умял добычу и улыбнулся удовлетворенно нам обоим. Я покосился на Колона, гадая, как он отнесся к подобному ребячеству, но, к моему облегчению, капитан расхохотался и ощупал свой затылок, проверяя, не спрятано ли там еще несколько яиц.
– Отменный фокус, – сказал он. – Хотя за такое, парень, тебя могут сжечь, объявив колдуном. Инквизиция подобные игры не поощряет.
Улыбку Диэго как рукой сняло.
– Однако мы могли бы взять на борт клоуна вроде тебя, чтобы развлекать моряков по вечерам, когда стемнеет, – продолжил Колон. – Что скажешь? Поплывешь с нами исследовать обе Индии? Ноги и желудок у тебя такие, какие должны быть у мореплавателя?