Еще не было Каира, когда Ахмет-ибн Тулун, родоначальник династии Тулунидов и правитель Египта при Халифе эль-Мотамеде, от власти коего он отложился, основал в 879 году за один час пути от Вавилона дворец свой и мечеть. Она была вторым оригинальным памятником власти арабов в Египте; подлинником служила ей знаменитая мечеть Омара в Фостате. Тулун заменил только легкие столбы ее другими, более тяжелыми и четвероугольными; они в пять рядов стоят вдоль главного внутреннего портика, и только в два ряда вдоль трех остальных. Но сии сто столбов, хотя величественные и украшенные вдоль всей фризы звездообразными арабесками, не могут превзойти красотой очаровательную колоннаду Омара. Арабы утверждают, что по стенам мечети, имеющей длины 40 сажень, был исписан весь Коран древними куфическими буквами, но теперь осталось мало их следов. Обычный фонтан бьет посреди двора, по краям коего стоят два минарета с изваянными перилами на своих балконах. Храм сей поражает величием и вместе простотой зодчества; его массивные, бесчисленные арки, соединяющие меж собой столбы, дают ему важный, отчасти готический вид, столь соответственный избранному месту молитвы. Нельзя не восхищаться сим совершенно оригинальным родом зодчества арабов, строивших храмы свои наподобие огражденного стана, с ясными сводами синего восточного неба вместо тяжелых куполов, как бы для легкого полета молитвы. Так выстроены все их древнейшие мечети; так и преданная запустению, но не менее величественная мечеть халифа эль-Гакима-биамр-Аллах, основателя секты друзов, безумно возмечтавшего быть воплощенным богом. Воздвигнутая около 1020 года почти правильным квадратом, в два, три и четыре ряда столбов, она уступает обширностью Тулуновой, а древностью только мечети эль-Асхар, или цветов, созданной в память Фатимы основателем Каира и украшенной многими из его преемников.
По обеим сторонам мечети халифа эль-Гакима стоят как бы два великолепные ее притвора, знаменитые врата победы и завоеваний: Баб-эль-Фотух и Баб-эль-Наср: первые с двумя круглыми, зубчатыми башнями, не столь изящного вкуса и отделки, как Баб-эль-Наср. Две четыреугольные башни воздвигнуты с двух сторон сих последних ворот. Складенные из дикого камня, они поражают огромностью и простотой, а еще более своей соразмерностью с величественной аркой входа. Легкий карниз и под ним куфическая надпись украшают обе башни, и пять искусно изваянных щитов на каждой из них вместе с мелкими узорами арки придают новую красу сему памятнику Бедр-эль-Джемали, победоносного визиря халифа Мостансера.
У самой подошвы вышгорода стоит главная мечеть султана Гассана, едва ли не самая замечательная по изящности своих арабесков и совершенно особенному роду зодчества. Высокая, как по собственной массе, так и по двум своим минаретам, она и внутри и снаружи много походит на церковь христианскую, будучи разделена на три части и имея купол над местом алтаря. Ее наружные стены украшены разнообразными окнами, более готическими, с живописными вокруг узорами в виде листьев и цветов, которые составляют также широкий карниз кругом всей мечети и украшают балконы минаретов (самый высокий из них в 40 сажень). Все минареты Каира испещрены мелкими изваяниями, но украшения гассановых превосходят прочие разнообразностью и лучшим вкусом. Четыре высокие арки образуют квадратное преддверие мечети, которое пленяет восточным великолепием своих узоров, прелестно составленных из надписей и цветов, равно как и раззолоченной бронзой высоких дверей. Средняя часть здания, где совершаются молитвы и умовения, не имеет потолка или свода, и этим только сходствует с строением других храмов арабских; ибо сия открытая площадка есть самая мечеть, как бы чуждающаяся покрова остальных своих частей, не обреченных на молитву. На середине мраморного ее помоста под легким навесом пенится роскошный фонтан; передняя же стена ее совершенно напоминает иконостас двумя дверями, ведущими в третий отдел храма, и углублением посреди их, украшенным римскими колоннами; в оном хранится Коран близ богатой кафедры резной работы. Невозможно описать разнообразия и искусства бесчисленных изваяний, арабесков, разноцветных куфических надписей и мраморных мозаиков великолепной стены сей. Беспрестанно сменяясь перед очарованными взорами, они пленяют своим волшебным целым, едва ли не единственным в сем легком и игривом роде. За стеной находится третье отделение под остроконечным высоким куполом, которого своды украшены по углам драгоценным индийским деревом богатой работы; множество лампад висит над мраморным гробом несчастного основателя мечети, султана первой династии Мамелуков, Гассана Малек-эль-Насра, умерщвленного ими в 1360 году.
Мечеть сия, одна из великолепнейших творений вкуса арабского, не принадлежит, однако же, к лучшим временам сего рода зодчества по самому излишеству украшений и по многосложным частям своего строения, столь простого и величественного в мечетях Омара, Тулуна, эль-Гакима и в Диване Иосифа, основанном в вышгороде Саладином. Со времен его начало упадать зодчество арабское, или, лучше сказать, утратился чистый, колоссальный вкус его, и роскошь в частях заменила величие целого. Тридцать два исполинские столба красного гранита, перенесенные из Мемфиса и Александрии, высотой в 25 футов, с разнообразными карнизами, составляют главную красоту сей последней мечети, некогда великолепной по своим арабескам и по драгоценному дереву, украшавшему ее своды; ныне же зубчатая ее ограда, частью упадшая, обращена в магазин, и по причине многих безобразных перегородок трудно судить в целом о прежней красоте здания. Со всем тем оно и остатками своими все еще величественнее стоящей вблизи мечети султана Калауна, и никогда не сравнится с ним новая, которую строит подле Мегемет Али, вместо того чтобы возобновить сей древний памятник великого Саладина, неправильно носящий имя его дивана, потому что недалеко от него находятся настоящие развалины чертогов султана. О их величии ныне свидетельствуют только следы обширного основания и несколько столбов, назначенных для перенесения в новую мечеть паши.
Вышгород
Но главнейшим памятником гения Саладина остался самый вышгород, эль-Кальа, на юго-восточном краю Каира, полуиссеченный из скал в горе Моккатаме эмиром Каракушом, знаменитым во всех преданиях и сказках арабских, который большей частью употребил на его строение камни пирамид. Вышгород величественно подымается над столицей и, отделяясь каменным оврагом от Моккатама, примыкает с южной стороны к площадям Каира: Карамейдан, где бывали ристалища Мамелуков, и Румелиэ. Главные ворота его, эль-Азаб, против самой мечети Гассана, посреди двух крепких башен, украшены остовом гиппопотама; девять других ворот со стороны столицы открывают крутые и скользкие входы или ряд ступеней в ограду, местами двойную. Квадратные и круглые башни дикой своей громадой соответствуют вышгороду и носят отпечаток витязя, который в зданиях своих, равно как и во всех подвигах, не мог ничего предпринять недостойного великой души своей.
Таков и в самой средине вышгорода колодец, обнесенный вместе с мечетью султана Калауна особой внутренней оградой. Он известен под именем колодца Иосифа и приписан сему патриарху невежеством древних поклонников, равно как и житницы старого Каира. Но имя сие сохранилось им в память султана Салах-эд-дина Иусефа ибн-Айюба, который низверг династию халифов Фатимитов, чтоб заменить ее собственной, в свою череду уступившей Мамелукам. Колодец сей, единственный в своем роде, менее изумляет в Египте потому только, что находится к стране пирамид; он иссечен в камне, глубиной в 56 сажень, и разделен на два уступа, из коих нижний теснее верхнего, имеющего в поперечнике до 13 футов. На верху колодца и на половине его два вола кружат огромные колеса, которыми подымается вдоль стены двойная цепь малых горшков, зачерпывающих воду сперва на самом дне его и несущих ее до бассейна, находящегося на середине, а оттоле уже до самой вершины колодца. Дорога, довольно отлогая для спуска, кружится внутри оного промеж природной скалы и тонко обсеченной стены, образующей его бока, и сия каменная перегородка, в которой проделаны малые окна для света, равно удивительна своей тонкостью и смелым искусством.
Из новейших зданий в вышгороде замечателен арсенал паши своим устройством и добротой пушек, беспрестанно усовершенствуемых и выливаемых в четырех плавительных печах взамен дурных орудий, которые доселе присылаемы были из Царьграда. Около 1000 работников заняты деланием ружей, пистолетов и конской сбруи; все в движении, работа кипит и достойна особенного внимания Мегемета Али, которого главные старания обращены на военную часть. Арсенал сей стоит в самой нижней части вышгорода, недалеко от того места, где в тесном спуске, ведущем от внутренних ворот эль-Ширк к наружным эль-Азаб, паша истребил в один роковой час всех мамелукских беев Каира. Он собрал их, как бы для торжественного выступления в поход против вехабитов под предводительством сына своего Туссуна, и велел их расстрелять албанцам, которые обсели кругом все стены, так что и кони и храбрые всадники после тщетных усилий пали в одну кровавую груду внутри сего каменного гроба, навсегда упокоившего бурное племя мамелуков.
Грозный их истребитель смотрел на сие жестокое зрелище с галереи высокого дворца своего, который заслуживает внимание обширностью приемных залов, расположенных в турецком вкусе по углам одной средней; все они освежаются отверстием в плоской крыше к северу, что составляет главное достоинство домов Каира, гнетомого душным нубийским ветром. Изо всех окон дворца представляются очаровательные виды, но ни один не может сравниться с зрелищем, которое открывается с вершины соседней башни телеграфа. С некоторого времени Каир и Александрия соединены линией телеграфов, передающих в течении четырех часов вести Европы любопытному паше.
Та же картина, которая поражала взоры с высоты пирамид, является во всей красе своей и с противоположной им точки зрения, с вышгорода; но оттоле пленительнее она в час вечера, когда солнце, утекая на временный отдых позади сих вечных хранилищ покоя, последними лучами венчает столицу, как бы на память славы ее халифов; отселе же все очарование является вместе с утренним солнцем из-за пробуждающегося Каира. Оживляется Восток в полном смысле своего значения, как отчизна дня и как отчизна племен ему единородных, и первые лучи скользят по дальним вершинам рассеянных на лице пустыни пирамид, которые солнце так давно уже привыкло озарять. Но с вышгорода и с пирамид не изменяется средний вид картины: бесконечный Нил, с своими островами и пальмовыми рощами, издали столь же величественный при обеих зарях и столь же чуждый влиянию разных часов дня, как и влиянию столетий, и окрест него пустыня, за пределы коей забегает мысль, когда утомляются взоры. Далекий обелиск Илиополиса и ближе, на водах Нила, Булак и старый Каир, наконец самая столица, сия необъятная масса, волнующаяся народом, как шумное море человеческой жизни, и ее стройные мечети, и ее бесчисленные минареты – все в этом чудном и единственном зрелище создано для возбуждения восторга!