я. Идея жертвенности не нова, но, когда дело касается тебя или твоего приятеля — это ошеломляет. Вы подумали об этом, мистер Гросвенф. Справедливости ради хочу добавить, что был еще один повод, заставивший ученых отвергнуть этот план. Капитан Лич поставил условие, чтобы те, кто окажется приманкой, были без оружия. Большинству из нас показалось, что это уж слишком. Каждый человек имеет право на самозащиту. — Директор вновь пожал плечами. — Поскольку у нас был еще один план, то мы проголосовали за него. Мне больше нравится идея мистера Гросвенфа, но я возражаю против поправки капитана Лича.
При первом же упоминании о предложении командира Гросвенф круто повернулся и уставился на него. У капитана Лича вновь был решительный и суровый вид.
— Я полагаю, вам следовало бы пойти на компромисс, капитан, — громко произнес Гросвенф.
Командир ответил на его слова кивком.
— Хорошо, я снимаю свою поправку.
Гросвенф заметил, что Мортон был озадачен мгновенной переменой ситуации. Директор посмотрел на него, потом на капитана, потом снова на Гросвенфа. В глазах Мортона появился испуг. Он спустился по узким металлическим ступеням, подошел к Гросвенфу и тихо сказал:
— Как вы думаете, почему он хотел обезоружить всех нас. Он боялся, что в критический момент начнутся самоубийства, или боится, что мы перестреляем друг друга.
Гросвенф успокаивающе посмотрел на директора.
— Думаю, теперь наш капитан понимает, что допустил ошибку, заведя этот разговор.
Мортон сказал:
— По тому, как вы подошли к этому вопросу, я полагаю, что он прав. Инстинктивное желание выжить может затмить все остальное. И все же, — он снова нахмурился, — нам лучше об этом не говорить. Я думаю, ученые почувствуют себя обиженными, а на корабле и так хватает плохих отношений. — Он обернулся, оглядывая группу. — Я полагаю, джентльмены, план мистера Гросвенфа достаточно ясен. Все, кто поддерживает его, прошу поднять руки.
К великому огорчению Гросвенфа, поднялось лишь около пятидесяти рук. Поколебавшись, Мортон продолжил голосование.
— Поднимите руки, кто против.
На этот раз было поднято немногим более дюжины рук. Мортон посмотрел на человека в первом ряду и осведомился:
— Вы не голосовали ни разу. В чем дело?
Человек пожал плечами.
— Я соблюдал нейтралитет. Я недостаточно в этом разбираюсь.
— А вы? — спросил Мортон другого человека.
— Как будут обстоять дела со вторичной радиацией? — ответил тот вопросом на вопрос. — Кто нам может это сказать?
Ответил капитан Лич:
— Ее мы блокируем. Мы изолируем все зоны, — затем он заговорил о другом. — Директор, я не понимаю, почему все эти отсрочки Голосование было пятьдесят на четырнадцать в пользу мистере Гросвенфа. Поскольку мои полномочия по отношению к ученым ограничены, я рассматриваю это голосование как решающее.
Мортон был явно озадачен.
— Но, — запротестовал он, — воздержались около одной второй находящихся здесь.
Лич стал официален.
— Это их право. Люди не всегда тверды в своих решениях. Они боятся ошибиться. Сама идея демократии базируется на этом. Учитывая все, я приказываю начать операцию немедленно!
Поколебавшись, Мортон нерешительно проговорил:
— Хорошо! Джентльмены, я тоже даю свое согласие. Думаю, что нам пора вплотную подойти к делу. Установка атомных газометов займет некоторое время, так что давайте пока энергизуем седьмой и девятый этажи. И насколько я понимаю, мы можем успешно объединить два плана и отказаться потом от любого из них в зависимости от того, как будут развиваться события.
— А вот это, — с явным облегчением заявил один из присутствующих, — имеет смысл.
Предложение поддержало большинство. С лиц быстро исчезло выражение напряженности. Кто-то рассмеялся, и все зашевелились и заговорили. Гросвенф повернулся к Мортону и улыбнулся.
— Вы замечательно вели собрание. Ограниченность энергизации весьма смущала меня, и я не подумал о возможном компромиссе.
— Я держал это в резерве, — заявил директор. — Имея дело с людьми, я заметил, что обычно речь идет не только о разрешении проблемы, но и о снятии напряженности, — он пожал плечами. — Есть опасность, есть тяжелая работа — нужна разрядка в любой мыслимой форме. Что ж, молодой человек, желаю удачи. Надеюсь, все у нас получится.
Они пожали друг другу руки, и Гросвенф поинтересовался:
— Сколько времени займет установка атомных реакторов?
— Около часа, возможно, немногим больше. Тем временем мы подготовим большие вибраторы для своей защиты…
Приближение людей заставило Икстля подняться к седьмому уровню. Какое-то время он был в состоянии, позволявшем ему проходить сквозь стены и полы. Дважды его замечали и направляли на него лучи, которые отличались от пистолетов, уже знакомых ему. Один из лучей задел его ногу. Горячая волна, вызванная молекулярным смещением, заставила его споткнуться. Ощущение неловкости прошло уже через секунду, но он понял, что и его тело чувствительно к энергии этих мощных переносных установок.
И все-таки его это не пугало. Быстрота, хитрость, осторожность и способность появиться и исчезнуть где захочет и когда захочет — все это сделает беспомощным новое оружие. И все-таки он был озабочен тем, что делали люди. Он знал, что они заперлись в аппаратной, догадывался, о чем там идет разговор. И когда они начали действовать, Икстль следил за каждым их шагом. Он видел многое и кое-что понимал.
В каждом коридоре люди трудились над приземистыми механизмами из темного металла. В верхней части аппарата было отверстие и оттуда бил ослепительно яркий свет. Икстль видел, что когда луч вырывается, люди щурятся. На них были новые скафандры. On понял, что не напрасно они поменяли свою прежнюю прозрачную одежду. Он догадался, что одежда на них светонепроницаемая. Однако ни один металлический панцирь не мог дать полной защиты от этого луча. Из установок вились длинные, тусклые полоски материи. Как только полоска появлялась, она захватывалась станком машины, обрабатывалась, обрезалась и шлепалась на металлический пол. Ни один дюйм пола не остался без этой нашлепки. Икстль это сразу же заметил. В тот момент, когда горячий листок металла падал вниз, над ним нависал массивный охладитель и вбирал в себя его жар.
Работа продолжалась без перерывов. Вначале Икстль не понимал, что происходит. Ему казалось это какой-то странной игрой. Перед людьми нависла смертельная угроза, а они занялись ремонтом своего дома. Наконец, он понял что происходит на самом деле. Люди пытаются насытить энергией два этажа. Убедившись позже, что ловушка, которую они строят, вовсе и не ловушка, они, возможно, попробуют другие методы. Икстль не был уверен, что защитная система людей так уж безопасна для него. Но и преувеличивать опасность нечего. Как только он увидит, что его теснят, он ослабит энергетические связи на корабле.
Икстль решил об этом больше не думать. Люди пока только помогали ему, добывать гуулы в таких условиях гораздо легче, а он все еще сильно нуждался в них. Он тщательно подбирал жертву. Изучив человека, которого он нечаянно убил, Икстль обнаружил, что для его целей вполне подходят желудок и кишечный тракт. Поэтому в его список автоматически входили мужчины с большим животом. Совершив предварительный осмотр, он ринулся вперед. Прежде, чем к нему успели повернуть луч вибратора, он исчез со скорчившимся, извивающимся телом. Было совсем просто перестроить его атомную структуру в момент, когда они проходили потолок, так, чтобы уменьшилась сила падения на пол нижнего этажа. Он быстро растворился и в этой преграде, а затем и в следующем перекрытии. Он опустился на пол в громадном трюме корабля. Икстль вынужден был действовать как можно быстрее, но при этом следовало быть очень осторожным, чтобы не повредить человеческое тело.
Теперь трюм был для него знакомым местом, так что он уверенно ступал по металлическому полу, шлепая своими длинными ступнями. Он заметил это место еще когда осматривал корабль. Похитив Ван Гроссена, он уже знал, куда его нести.
Сейчас он уверенно двигался в плохо освещенном помещении, направляясь к дальней стене. Огромные закрытые ящики возвышались до самого потолка. Пройдя сквозь них, он очутился в огромной трубе. Диаметр ее был достаточно большим. Он мог внутри трубы стоять. Это была часть системы кондиционирования воздуха.
Обычный глаз здесь ничего бы не увидел, но для его инфра-красночувствительного зрения освещение было вполне достаточным. Он увидел тело Ван Гроссена и положил рядом с ним свою новую жертву. Потом, чрезвычайно осторожно он запустил одну из проволокообразных рук в собственную грудь, вытащил драгоценное яйцо и поместил его в желудок человека.
Человек сопротивлялся, но Икстль ожидал этого, так как знал, что должно произойти дальше. Тело человека начало медленно отвердевать. Мускулы становились все более неподвижными. Человек в ужасе крикнул и дернулся, осознав, очевидно, что его парализовало, но ничего не мог поделать. Икстль держал его до тех пор, пока не закончилась химическая реакция. Человек лежал неподвижно, с окаменевшими мышцами. Глаза его были открыты и пристально глядели вперед, а на лице блестели капельки пота.
Через несколько часов яйца должны были вылупиться в желудке человека. Крошечные дубликаты его самого должны были быстро распрямиться до полного размера. Удовлетворенный, Икстль покинул трюм и направился наверх. Ему нужны были новые инкубаторы для яиц, новые гуулы.
Люди уже работали на пятом этаже. Коридор был объят пламенем, стены дышали жаром. Запах был адский. Даже холодильные установки пропускали внутрь тепло. Люди обливались потом под скафандрами. Изнуренные жарой, ослепленные резкими вспышками, они работали механически.
Человек рядом с Гросвенфом прохрипел;
— Ну, вот и он.
Гросвенф посмотрел, куда он указывал, и, как завороженный, замер. Машина, катившаяся своим ходом, была невелика. Она походила на шар с оболочкой из вольфрамированного карбида. От шара отходил рычажок. Все это сооружение было насажено на общее основание, которое покоилось на четырех резиновых колесиках.