ащищённый, зависимый, в состоянии регрессии.
Такое состояние разрушения символов – центральная дилемма современной эпохи. Родовые образы выхолощены, а то и вовсе отсутствуют. Надуманные ценности, такие как финансовая безопасность, гедонизм и эгоцентричность, являются нормой. Неудивительно, что мы являемся невротичными, зависимыми, лишёнными корней – и дрейфуем вместо того, чтобы двигаться. Миллионы людей отказываются от ценности своего пути в пользу поиска всё новых и новых материальных благ. Другие пытаются восстановить древнюю религию, тщетно вливая новое вино в ссохшиеся от старости бурдюки. Это кризис смысла, но есть и люди, которые видят в нём личный вызов.
Укрепить духовную целостность, которая является одной из важнейших ценностей любого человека, сложнее всего, поскольку дух современности опустошён.
Перед лицом страха мы ждём помощи от магии и стремимся к тому, что воспринимаем как правильное: обращаемся к Богу, идём к психологу или садимся на диету, ищем подходящую мантру, идеального партнёра – всё что угодно, лишь бы оно было способно отсрочить наступление времени, когда надо будет ложиться спать. В стремлении к магии лежит наше желание мгновенного преображения, спасения и защиты, но это фантазия первобытного ума, который продолжает просвечивать под тканью цивилизованности. Когда мы не в силах справиться самостоятельно, нас тянет к чуду, однако его необходимо оставить позади, хотим мы того или нет. Нам придётся открыть себя Вселенной, которая полна не только чудес, но и ужаса. Рано или поздно мы должны столкнуться с необходимостью повзрослеть, и если это сделаем, то каждый день будем повторять этот процесс заново, потому что страх, который преследует нас, обновляется с каждым рассветом.
Духовная целостность обязывает каждого из нас ценить приоритет личного переживания, ведь именно через него божества приходят к нам. Если мы не чувствуем внутри себя правильности того, что испытываем, значит, этого переживания просто не существует. Можно сколько угодно пытаться менять своё поведение, отрицать чувства, пытаться подстроиться под ожидания общества, но в конечном итоге это не будет иметь никакого эффекта. В детстве большинство из нас знали это, но мы оставались слишком малы и бессильны, чтобы создавать свою собственную жизнь, поэтому вынужденно адаптировались и лишь глубже уходили в себя. Спустя годы неравенство никуда не исчезло, и мы продолжаем жить, скрываясь под той или иной маской, за которой молча, тихо, злобно, отчаянно переживаем своё несогласие с таким положением дел.
Однажды я навестил моего отца в доме престарелых. Мы пошли в местную церковь. Служба была оживлённой и весёлой, но мне показалась несколько фальшивой. Словно радость была хорошо спланирована и оттого казалась чрезмерной, своеобразной формой отрицания. Уже на парковке отец повернулся ко мне и сказал, не зная о том, что я думал по этому поводу: «Мы здесь просто готовимся к выпускному экзамену». После он улыбнулся со знанием дела и подмигнул, намекая на ироничность фразы. Я испытал глубокое облегчение оттого, что он знал, и оттого, что не стал скрывать этого от меня. Между нами возникло ощущение духовного сближения, сделав нас соучастниками тайны, полной честности и откровенности по отношению к происходящему.
Духовная целостность означает, что мы учимся быть честными с самими собой. Приближаясь к этому откровению, человек настораживается, и в нём говорит полный тревоги голос его комплексов, которые день и ночь остаются на страже, чтобы защитить нас от ещё большей тревоги. Эти вечно бодрствующие дозорные блокируют чувства, отвлекают мысли, вынуждают нас сильнее слиться с сообществом. Преодолеть настолько сильную систему защиты – трудная задача. Но когда нам наконец это удаётся, мы обнаруживаем в себе сильный инстинкт, который подсказывает, что для нас правильно.
В сновидениях и сказках этот управляющий инстинкт может представать в образе собаки, чья способность слышать звуки, выходящие за частоту воспринимаемых человеческим ухом, видеть, что невидимо для человеческого глаза, и улавливать то, что находится за пределами нашего восприятия, приравнивается к нашей внутренней способности обнаруживать верное направление, и мы все ею обладаем. Подобное стремление к познанию присутствует в каждом организме и служит его выживанию и благополучию. Но когда-то в прошлом оно стало дорого нам обходиться, поэтому мы научились отключать этот инстинкт, тем самым вступая в сговор против самих себя. Теперь, стоит только приблизиться к этой рискованной зоне на достаточное расстояние, как демагоги тут же бросаются в разглагольствования о духовном лицемерии. Знать, что является истиной для нас, чувствовать то, что мы действительно чувствуем, верить в то, что имеет смысл в нашем уникальном путешествии, – вот суть жизни, в которой есть духовная целостность. Достичь этого нелегко, и не каждому удаётся испытать.
В одной из своих книг я выделил три характеристики духовного переживания, которые хочу привести здесь. Во-первых, принцип резонанса; во-вторых, встреча с нуминозным; в-третьих, устремлённость к глубине.
Принцип резонанса (ответного звучания) предполагает, что если что-то подходит нам и оно созвучно потребностям души, то мы услышим, как наш внутренний камертон отзовётся на него гудением. Этот резонирующий звук подсказывает, что какой-то образ, религиозное убеждение или практика совпадают с нами, мы словно на одной волне. Подобное откликается на подобное. Очевидно, что эго не способно вызвать самостоятельно это явление; резонанс автономен и является выражением Самости. Мы можем пытаться заставить что-то быть истинным, но оно никогда не будет таким для нас, если на самом деле не истинно нам.
Пробираясь сквозь завалы духовных традиций, мы можем найти множество образов, которые до сих пор несут в себе заряд энергии. Конечно же, какие-то их особенности в зависимости от человека будут отличаться, но наша задача – собрать эти фрагменты в единое целое, причём в ту форму, которая будет подходить именно нам и поддерживать намерения именно нашей психики. Сшитый из пёстрых лоскутков, этот мифологический плащ станет нашим индивидуальным одеянием, и лишь немногие смогут передать его в первозданном виде другому человеку. Крайне маловероятно, чтобы два совершенно разных индивидуума смогли испытать одинаковое переживание, хотя традиционные религии и убеждают нас, что это является нормой. Всё равно что сказать, будто огромное количество людей способно влюбиться в одного и того же человека, причём так, что все испытываемые ими чувства будут равноценны. Насколько бы невероятной такая ситуация ни показалась, она гораздо реальнее, чем случившееся у двух разных личностей одинаковое религиозное переживание.
Таким образом, принцип резонанса является индивидуальным способом, с помощью которого человек может определить, что происходит у него внутри. И никто другой не имеет права предопределять его переживание. Евангелистский энтузиазм – это империалистическая компенсация бессознательного сомнения, и он представляет собой травму, которая может быть нанесена духовной целостности других людей.
Вторым пунктом следует встреча с нуминозным, которая тоже может оказаться переживанием. Человек способен испытать его в повседневной жизни, когда становится чувствительным к движению души. В гностическом Евангелии от Фомы Иисус говорит, что Царство Божие распространяется по всему миру, а мы его не видим, и этим он подразумевает, что нуминозное вездесуще. Когда Уильям Блейк видел вечность в песчинке и в недолговечности цветения растения, он переживал нуминозность повседневной жизни, макрокосм в микрокосме.
Слово «нуминозный» происходит от латинского numen, что в том числе означает «кивком головы» или «по мановению». Таким образом, автономная энергия кивает, манит, призывает внимание. Она нуждается в нас, как утверждает Рильке в своих «Дуинских элегиях», чтобы мы пустили её в сознание. И когда поэт Поль Элюар предположил, что есть другой мир, и он – тот самый, другие сюрреалисты подхватили его идею и призвали обратить внимание на присутствие невидимого мира среди видимого. Мы, как всем известно, достигли высочайшего уровня контроля над материальным миром. Но в то же время почти полностью утратили ощущение присутствия невидимого. Тем не менее этот мир существует, он активен, манит, подзывает кивком тех, кто готов испытать переживание и честно осмыслить встречу с ним.
Наконец, устремлённость к глубине означает, что мы должны откликнуться на призыв сделать своё путешествие более масштабным, пройти по нему взрослыми людьми, а не испуганными детьми. Одно дело чувствовать себя таким маленьким внутри – мы все боимся и иногда чувствуем себя слабыми; и совсем другое – перепоручить нашему несмышлёнышу вести нас по жизни. Одна моя коллега однажды сказала, что за первый же час работы может определить, кто пришёл к ней – взрослый или ребёнок. Первые готовы повзрослеть и взять на себя ответственность, насколько бы болезненной она ни была, а вторые всё ещё ищут маму и папу, которые сделали бы так, чтобы боль ушла. Серьёзный анализ или психотерапия наиболее продуктивны именно с потенциальными взрослыми, потому что с их появлением на сессии у них появляется и серьёзная жизнь.
Устремлённость в глубину требует от нас признания: все договорённости со Вселенной, хитрые попытки прийти к соглашению, все наши рационализации просто не существуют. Они сошли на нет просто потому, что мир вокруг нас автономен, независим. Нам предлагается ощутить глубину таинства, которое осуществляется через нас и оживляет окружающий мир, принося и в нашу жизнь смысл и красоту. Иногда эта устремлённость может погружать нас в ужас, что, однако, способствует процессу индивидуации, согласно которому мы следуем воле богов, желающих через нас исполнить задуманное. Часто люди, которые пережили ужасные несчастные случаи или прошли тяжёлые испытания, говорили мне, что, поразмыслив, не стали бы ничего менять, потому что этот опыт сделал их теми, кто они есть.