Однако комплекс – это ещё и картина ситуации, которая воплощается в образе. Юнг говорит, что комплекс –
это образ определённой психической ситуации, которая эмоционально предельно акцентирована и, кроме того, несовместима с привычной установкой сознания[13].
Как образ опыта, комплекс представляет собой трансформацию, воплощение невидимого, и только благодаря обретению им неких очертаний и форм мы наконец можем различить и отследить его. Подобное внешнее проявление происходит в подходящих для этого областях, например в теле, которое реагирует на активацию комплекса изменением в ощущениях: мы словно цепенеем. Отследить его можно и в поведенческих моделях, потому что оно оставляет за собой сложный, изменчивый след, больше похожий на волны, которые сопровождают движение огромной рыбы под водой.
Легко понять, почему модификация поведенческого паттерна так заманчива. Она обращается к образу, выбранной линии поведения и стремится заменить их чем-то другим. Также мы можем понять, почему людей привлекает когнитивная психология – она ратует за влияние на саму скрытую идею, стоящую за неугодными поступками. Но никакое из психологических направлений не обращается к лежащей в основе мифологии, то есть к превращению пережитого опыта в чувство, идею, поведение и систему ценностей, источник которых лежит совсем не в сознании.
Таким образом, фантазия об обретении контроля над этим глубинным источником, как утверждает психология, сама по себе является комплексом, вызванным нашей тревогой от присутствия необъяснимого, неразрешимого, невидимого.
Аналогичным образом, насколько бы искренний посыл не несли наши теологии, на какую бы глубину не пускали корни наши верования, всё равно боги ускользают из первоначального вероучения и ритуала, чтобы подорвать сознание и, изменив свою форму, переместиться глубже и вновь появиться в другом месте и в ином обличье.
К сожалению, как многим из нас известно, простое осознание комплекса не делает его безвредным, поскольку аффективный заряд, который он несёт, продолжает вырабатывать свой ресурс ещё долго после его обнаружения. Юнг пишет:
Комплексы вмешиваются в намерения воли и нарушают сознательное исполнение;…они появляются и исчезают по своим собственным законам;…одним словом, комплексы ведут себя как самостоятельные существа[14].
Называя комплексы «осколками психики», Юнг отмечал, что часто они возникают из-за внутреннего морального конфликта, «который в конечном итоге проистекает из очевидной невозможности человека утвердить целостность своей природы»[15]. Такого рода конфликты особенно интересны во второй половине жизненного пути, когда мы хотим взять на себя более осознанную ответственность за прохождение своего путешествия. Таким образом, мы представляем собой несколько систем ценностей, которые вступают друг с другом в конкурирующие отношения. В конечном итоге неудивительно, что наше поведение бывает противоречивым.
Когда в основе ценностей лежит опыт, обусловленный переживанием той или иной истории – давайте будем честны, чаще всего это так и есть, – мы находимся в тисках прошлого выбора, который не обязательно был совершён по нашему желанию. Выбор часто диктуют окружающие обстоятельства. Таким образом, ценности, связанные с ним, принадлежат другому времени и месту и чаще всего не осознавались нами; в отличие от настоящего момента, который обладает другими возможностями для их осознания. Историческая подлинность этих систем ценностей – вот что вызывает повторения в нашей жизни, и это больше всего смущает тех, кто свободен в выборе своего собственного пути.
Пробуждение сознания относительно таких осколочных мифологических систем психики лишь отчасти решает проблему. Комплексы как таковые не исчезают, ведь они – наша история, но их могут вытеснить другие, более сильные комплексы, или их энергия перераспределится и затронет сферу эго. И все же Юнг со всей мудростью утверждает, что, как это ни парадоксально, путь к большей свободе пролегает через эти комплексы, а не в обход них:
По-настоящему преодолеть комплекс можно только в том случае, если прожить его в полной мере. Другими словами, чтобы продолжить развиваться, мы должны принять и осушить до дна всё то, что из-за комплексов держали на расстоянии[16].
Что это может значить? Юнг приглашает каждого человека к расширенному принятию того, что де-факто является моральным конфликтом, ценностным расщеплением, а также к более осознанному проживанию этого расщепления моральных ценностей. Этот совет в полной мере противоречит оптимизму, который звучит в рамках поведенческой и когнитивной психологии. В юнгианском подходе к психотерапии задача состоит не в устранении комплексов (как будто это вообще возможно), а в признании их силы и автономии, через которое возможно вырваться на свободу.
Пусть мы предпочли бы, чтобы психотерапевт взял на себя роль хирурга и удалил наши комплексы; мы хотели бы обезболить наш моральный конфликт или выйти за пределы собственной истории, а не тащить её ценности в каждый новый момент нашей жизни, именно позиция принятия повышает востребованность глубинной психологии.
Осушить комплекс до дна, по Юнгу, значит сильно страдать. Когда мы задаёмся вопросом, где чаще всего спотыкаемся в жизни и топчемся на месте, всегда всплывает значительная моральная дилемма. Почему мы топчемся на месте? Потому, что под поверхностью любого вопроса нас ждёт пучок нитей, которые ведут настолько глубоко внутрь, что мы, если пойдём за ними, запросто можем обнаружить себя в начале нашей личной истории. Чтобы повернуться спиной к тупику и снова сделать шаг куда-то, нам нужно принять на себя аффективный заряд дилеммы, позволить себе выстрадать возвращение ценностной линзы, через которую смотрели тогда, когда были беззащитны и слабы. Это сложно, поэтому неудивительно, что мы чаще предпочитаем противиться развитию. У.Х. Оден говорил:
Погибнем лучше мы, чем выберем меняться.
Пусть ужас исказит привычные черты.
Всё лучше, чем на крест текущего взобраться,
Чем смерть иллюзий наших дожидаться[17].
Оден тоже видит, насколько закостенела наша личная история. Почему мы предпочитаем разрушение переменам или жаждем умереть, охваченные ужасом? Ответ заключается в том, что нас пугает едва уловимый страх перед масштабом, которого требует от нас настоящее, а также отказ от старых ценностей (какими бы негативными они ни были) – мы скорее выберем стазис, выберем повторять из раза в раз одно и то же, испытывать всё тот же ужас, но только не впервые для нас разгневаться. Таким образом, когда Юнг наставляет прожить комплекс, он говорит о следующем: то, чего мы боимся, становится точкой для роста. Если устаревшая система ценностей блокирует жизненные силы человека, её нужно выстрадать и подвергнуть сомнению, но только через сознательный выбор целеустремлённо пройти через неё и оставить позади.
Рассуждать вслух просто, но постоянно поддерживать приверженность прежней системе ценностей чрезвычайно трудно. Помогает осознание того, что голос прошлого зачастую является архаичным и нашёптывает нам самые примитивные наставления, основывающиеся на страхах. Например: «Если я буду вести себя так-то и так-то, то меня перестанут любить», «Если я скажу, что думаю на самом деле, меня накажут». Для детского сознания (а мы все были детьми) каждая такая развязка эмоционально разрушительна, и именно это придаёт важнейшим проблемным вопросам нашей жизни столько энергии. Уже не так важно, что в настоящем наши действия вряд ли приведут к страшившим нас результатам, имеет значение осознание целостности жизни и её требований, которые гласят, что в этом мире, в это время и в этом месте каждый из нас должен научиться выбирать, а не подчиняться диктату архаичных страхов.
Обращение к страху напрямую становится актом великого освобождения. Человек, которым мы стали или хотим стать, способен действовать, делать выбор, и именно перед лицом таких архаичных страхов это раскрывается наиболее ярко. Крест, о котором пишет Оден, угрожает разорвать нас на части противоречивыми системами ценностей, каждая из которых тянет в свою сторону, но динамика, которая возникает при их сталкивании, рождает третью для нас возможность. Этот «третий» вариант приводит к развитию личности через сдерживание напряжения противоположностей. Мы уже согласились, что не можем оставить ценности нашей истории в прошлом; мы можем только преодолеть их гнёт с помощью психологической стойкости, которая даёт нам ещё одну возможную развязку: «Если я буду рисковать собой, то могу потерять одобрение, которое мне выказывают. Но если я потеряю это одобрение, то всё равно продолжу расти и развиваться, потому что заслужу своё собственное одобрение».
Одна женщина буквально схватила себя за горло, когда ей необходимо было произнести вслух какую-то очень значимую личную истину. Её комплекс, отвечавший за самосохранение, работал так долго и исправно, что она даже не замечала, насколько он на самом деле владеет её жизнью и способностью выражать мысли и эмоции. Как только она узнала об этом, перед ней появилась ясная и понятная задача. В итоге эта женщина рискнула откровенно поговорить с мужем, а также качественно улучшила коммуникацию с друзьями, психотерапевтом и обнаружила, что мир не рухнул, наоборот – вернулось уважение окружающих, а внутри появилось чувство целостности, потому что какая-то старая рана в ней затянулась. Сегодня, когда эта женщина в процессе разговора снова ловит себя на том, что хочет закрыть себе рот, она проглатывает ком в горле и продолжает говорить. Её мир стал шире.
Так каковы же истины, которыми мы руководствуемся в жизни или которые живут в нас? Везде, где можно обнаружить поведенч