Когда мы слышим слово «миф», то привычно ассоциируем его с чем-то выдуманным. Суть этого всеобъемлющего понятия настолько запятнали, что мы часто используем его с целью принизить кого-то и обвинить во лжи. Поэтому нет ничего удивительного, что, когда человека спрашивают о его мифе, его первая реакция будет такой, словно ему указали на некую неполноценность. Словно человек сознательно служит негативным ценностям или живёт в мире иллюзий.
Когда я использую слово «миф» на страницах этой книги, то имею в виду совсем другое. Миф происходит из драматических воплощений имаго, то есть образов, которым служит наша душа, независимо от того, знаем мы об этом или нет, полезны они или нет, навязаны ли они культурой или имеют какое-то иное происхождение, для каждого человека своё. Короче говоря, наш личный миф – это наша скрытая система ценностей, те интернализованные авторитеты и контролирующие идеи, которые управляют нашей жизнью независимо от того, знаем мы о них или нет, нравятся они нам или нет, выбрали мы их или нет.
Велика вероятность того, что в любой конкретный день бо́льшая часть нашей жизни является рефлекторным ответом на активацию этих образов. Действительно, довольно легко представить, как человек проводит свои будни, не осознавая себя, а его действиями управляют рефлекторные реакции, которые с течением времени закрепляются, усиливаются, отвечая на определённые потребности, и формируют паттерны и фиксации либидо.
Например, если нас спросят, какой религии мы придерживаемся, скорее всего, ответом станет название какой-нибудь известной конфессии или признание в агностицизме. Но это признание эго, и только в отношении определённого набора убеждений, которые зачастую являются не столько результатом сознательного выбора, сколько результатом действия других сил, чьи корни лежат в мире, располагающемся глубоко в нас.
Чтобы более точно определить природу личного мифа, нужно отслеживать каждое решение, каждую реакцию на внешние или внутренние стимулы, а затем пытаться определить, какой ценности они принадлежат. Подобный мониторинг невозможен, поскольку сознание не в состоянии всё время размышлять о себе, постигая свою суть со стороны. Обычно различить ту или иную ценность возможно только при старательном размышлении в течение долгого времени и/или при помощи определённого психотерапевтического анализа. Поскольку наш повседневный выбор часто коренится в бессознательном, различить ценности, из которых он проистекает, может оказаться непосильной задачей, хотя при этом мы способны их обосновывать, пользуясь готовыми решениями, высказываться или оправдывать.
На самом деле бо́льшую часть времени жизнь человека служит его комплексам – глубоко укоренившимся системам ценностей, которые сформировались в другом времени и другом месте. В любой конкретный день человек, скорее всего, воспроизводит мифологическую систему, усвоенную из популярной культуры или из своей родительской семьи. Наши коллективные способы осознания обусловлены Zeitgeist, или духом времени, поэтому, если бы мы попали в другую цивилизацию, в другую эпоху, наши сознательные ценности и условные рефлексы были бы совершенно иными. То, что мы принимаем за надёжную, незыблемую истину, создано этноцентризмом или является мимолётным веянием моды.
Ранее было высказано предположение, что нашими богами сегодня выступают деньги и хорошее здоровье. Смешно, но чем больше вы будете размышлять, действительно ли всё обстоит именно так, тем правдивее покажется эта мысль. Проецирование на деньги и стремление к ним – самые активные болезнетворные организмы в психической артериальной системе современной западной культуры. Мы верим, что деньги заставляют мир крутиться, приносят счастье, власть и удовлетворение и даже поддерживают наши фантазии о спасении. Вне зависимости от нашей убеждённости в своей правоте, дух времени, в котором мы живём, таков, что наши неудовлетворенные желания, связанные с домом, помощью, божественностью, без сомнений проецируются на бумагу и металл.
После одного моего выступления на тему современных мифов какой-то из слушателей в аудитории сказал, что его герой – Билл Гейтс, «потому что это по-настоящему счастливый человек». Я спросил, знаком ли он с Гейтсом лично, и он ответил, что это не обязательно, поскольку само собой разумеется, что Гейтс является счастливым человеком, потому что он богат. Я сказал, что тоже не знаком с ним, но знаю много богатых людей, которые были совершенно несчастны, поэтому не отождествляли счастье и материальные блага. Мужчина просто не мог понять, что я говорю серьёзно. Несомненно, он ушёл со встречи, считая меня дураком. Такова сила овладения культурой мифологически заряженным имаго.
Сколько угодно можно критиковать материальную культуру, но кто может утверждать, что он против хорошего здоровья? Однако здоровье – это тоже культурная икона, комплекс. Конечно же, мы все стремимся продлить жизнь. Зачем и во имя каких ценностей? Считая, что хорошее здоровье даётся нам по праву рождения как защита от смерти и форма мирского спасения, мы забываем, что большинство авторитетных фигур мировых религий, большинство научных открытий и произведений художественного творчества, а также бо́льшая часть смыслов, которые расширяют наш кругозор, рождаются из страданий и неуклонного движения к смерти. Каждое наше столкновение с потерей денег или здоровья поднимает на поверхность глубокие смыслы, требующие от нас большей осознанности, чем мы обладали до этого момента, и так же часто тянет нас обратно, ниже ватерлинии, как задумала природа, хотим мы того или нет[31].
Когда мы танцуем под соблазнительную мелодию, которую диктуют нам деньги или хорошее здоровье, то живём в мифологической системе, имеющей мало общего с путешествием души. Но хотя эти два образа составляют преобладающий миф для многих, существуют и другие мифы – менее яркие.
Даже в большей степени, чем зарабатывание денег или увлечение фитнесом, нас околдовывают заряженные образы, берущие начало в родительской семье. Эти мифологемы полны первобытной, часто не поддающейся анализу энергией, порождённой в моменты, когда мы были наиболее уязвимы, наименее способны к рациональному осмыслению и не осознавали существование альтернатив тому, что испытывали. Самая главная из подобных высокозаряженных мифологем, как уже говорилось выше, такова: «Мир большой, а ты – нет; мир силён, а ты – нет». Мы все усвоили это послание, в каких бы вариациях оно ни звучало и какие бы стратегии выживания ни прививало. Кто-то стремится контролировать мир с помощью знаний или власти, кто-то держится подальше от потерь, потому что они внушают ему опасность, а кто-то искусно подстраивается под неравенство, имея в арсенале тысячи способов адаптации.
Взаимодействие систем ценностей нашей культуры и родительской семьи является основой личного мифа каждого из нас, и мы находимся под его влиянием бо́льшую часть жизни. Учитывая тот факт, что мы не выбирали ни семью, в которой родились, ни культурный фон, влияющий на наше развитие, наши родственники и традиции обладают одинаково огромной властью над нашей жизнью. Так насколько же сильно зависит от них личный миф?
Наши предки интуитивно ощущали эти автономные формирующие силы, а иногда даже давали им имена. В греческом воображении, например, они находили воплощение в неких образах: Мо́йры, представляющей собой судьбу, Ди́ке – правосудие, Немези́ды – возмездие, Софросю́не – благоразумие, Прооризмо́с – предназначение. Сегодня у этих великих непримиримых сил нет имён, но они продолжают противостоять и зачастую мешать разворачиваться судьбе человека. Более того, их внутреннее столкновение способно пробиваться наружу, через характер, этимологически восходящий к знакам, меткам, начертанным прямо на ткани души. Несмотря на безличность этих сил, в классической мифопоэтике утверждается, что человек тем не менее ответственен за последствия своей жизни. Хотя наш характер может предрасполагать нас к определённому выбору, а значит, и к определённым последствиям, данная Мойрой линза, через которую мы видим искажённую картину мира, влияет на этот выбор и меняет ход нашей жизни.
Способность наших предков обожествлять эти силы и наделять их реальными образами позволяла им чтить их могущество. Благословлённый такими образами, воспитанный на трагедиях, отражающих их влияние, простирающееся на многие поколения, разве человек мог не верить, что проживает жизнь как на мифологическом (то есть психическом), так и на мирском уровне? Разве он был способен не уважать, пусть и испытывая трепет, эти великие божества? Люди мыслили так: «Если судьба свела с ума мудрого Эдипа и могущественного Агамемнона, то что же будет со мной?»
Мы все по-прежнему живём на этом мифологическом уровне, поскольку являемся существами, которыми руководит то, что спрятано в глубине, а не на поверхности, хотим мы в это верить или нет. Материалистические эксперименты, подобные марксизму или утопическим сообществам, создавались человеческим разумом, поэтому и были обречены на провал – они стремились построить новый мир на поверхности, не признавая богов, которые действуют на протяжении всей истории изнутри, в каждом из нас. Так и религиозный фундаментализм оскорбляет ценность и глубину личности, настаивая на существовании чёрно-белой системы ценностей, на господстве внешнего авторитета над внутренним опытом, утверждая, что моральный абсолютизм – это лучший способ упростить двусмысленность мира и неопределённость характера, который разделён на внешний и внутренний.
Таким образом, мы видим, что безобидный на первый взгляд вопрос «Что из себя представляет мой миф?» имеет глубокое значение, поскольку под ним, словно второе дно, имеются другие вопросы: «Каким осознанным или бессознательным ценностям я служу? Что владеет мной? Чего я не осознаю?»
На эти вопросы нельзя ответить прямо, поскольку они ускользают от ограниченного диапазона действия эго. Но подобные бессознательные системы ценностей управляют нашей жизнью, заставляют нас делать выбор, жить его последствиями и способствуют развёртыванию паттернов.