Тур Хейердал.Путешествие на «Кон-Тики»
Глава первая.ТЕОРИЯ
С чего всё началось. — Старик с острова Фату-Хива. — Ветер и течение. — Поиски Тики. — Кто заселил Полинезию? — Загадка Южных морей. — Теории и факты.— Легенда о Кон-Тики и белой расе. — Война.
Случается, человек ловит себя на том, что оказался в совершенно необычной ситуации. Пусть это произошло постепенно и самым естественным образом, — всё равно, когда этот момент настает, ты вдруг удивляешься сам: и как только всё это стало возможным?
Если ты, например, отправился на плоту в море вместе с пятью товарищами и одним попугаем, то неизбежно настанет такое утро, когда ты, хорошенько выспавшись, проснешься посреди океана и начнешь размышлять.
Именно в такое утро я сидел над отсыревшим от росы судовым журналом и записывал:
«17 мая. Сильное волнение на море. Ветер свежий. Сегодня я исполняю обязанности кока; подобрал семь летучих рыб на палубе, одного спрута на крыше каюты и нашел неизвестную нам рыбу в спальном мешке Торстейна...»
Вдруг карандаш остановился и где-то в глубине сознания зашевелилась мысль: а ведь какое, собственно, необычное семнадцатое мая...{1}да и вообще в высшей степени необычная обстановка... море и небо... как же всё это произошло?
С левой стороны открывался ничем не заслоненный вид на синие океанские просторы, шипящие волны одна за другой проносились в своем нескончаемом беге к вечно недостижимому горизонту. Направо я мог видеть сумрачную внутренность нашей плавучей хижины, — там лежал бородатый человек с томиком Гёте в руках, удобно упершись пальцами босых ног в низкую бамбуковую крышу хрупкого сооружения, которое было нашим общим домом.
— Бенгт, — проговорил я, отталкивая зеленого попугайчика, настойчиво желавшего взобраться на судовой журнал, — ты не можешь мне сказать: как это мы додумались до такой затеи?
Томик Гёте опустился, показалась золотистая борода:
— Чёрт возьми, кому же знать это, как не тебе, — ведь идея твоя! Что до меня, то я ее вполне одобряю.
Он уперся еще поудобнее в потолок и продолжал невозмутимо читать Гёте. На солнцепеке около хижины что-то делали трое других моих спутников.
Полуголые, загорелые и бородатые, с белыми полосами морской соли на спинах, они выглядели так, будто всю жизнь только тем и занимались, что сплавляли лес через Тихий океан. А вот и Эрик появился в двери со своим секстантом[1]и кипой бумаг:
— Восемьдесят девять градусов сорок шесть минут западной долго-ты и восемь градусов две минуты южной широты — неплохо продвинулись за последние сутки, а?
Он взял мой карандаш и нарисовал маленький кружочек на карте, висевшей на стене, — маленький кружочек, который вместе с девятнадцатью другими кружочками образовал цепочку, начинавшуюся у портового города Кальяо на побережье Перу.
Герман, Кнют и Торстейн поспешили подойти, чтобы вместе с нами полюбоваться на новый значок, который был на добрых 40 морских миль ближе к островам Полинезии, чем его предшественник.
— Смотрите-ка, ребята, — произнес Торстейн с гордостью, — выходит, мы уже в тысяче пятистах семидесяти километрах от побережья Перу.
— И нам осталось всего лишь шесть тысяч четыреста тридцать километров до ближайших островов по курсу, — добавил Кнют осторожно.
— Для полной точности следует добавить, что мы находимся в пяти тысячах метров от морского дна и на внушительном расстоянии от луны, — завершил Торстейн.
Таким образом, мы все точно знали, где находимся, и я мог продолжать свои размышления на тему «как и почему?». Попугаю было решительно всё равно, — он думал только о том, как бы прогуляться но вахтенному журналу. А кругом, куда ни глянь, простирался необозримый, синий-синий океан — внизу соленый, вверху воздушный.
Может быть, всё началось прошлой зимой в канцелярии музея в Нью-Йорке? А может быть, еще за десять лет до этого на одном из островов Маркизского архипелага в центре Тихого океана? И кто знает, — возможно, мы причалим именно к этому острову, если норд-ост не отнесет нас южнее, в сторону Таити и Туамоту.
Я отчетливо представил себе маленький островок с ржаво-красными обветренными скалами, зелеными зарослями, сбегающими по склонам до самого моря, и качающимися на берегу в вечном ожидании стройными пальмами. Островок назывался Фату-Хива; сейчас нас отделяло от него несколько тысяч миль, — и на всем этом протяжении - ни одного клочка суши. Я представил себе ущелье Оуиа в том месте, где оно выходит к морю, и отчетливо вспомнил, как мы по вечерам сидели там на пустынном берегу, глядя на всё тот же бесконечный океан. То было мое свадебное путешествие, и я не был, как сейчас, окружен бородатыми пиратами. Мы собирали всевозможных представителей фауны, а также изображения богов и другие остатки давно вымершей культуры. Мне отчетливо запомнился один вечер. Цивилизованный мир казался таким далеким и нереальным, — уже почти целый год мы были единственными белыми на острове, намеренно расставшись со всеми благами цивилизации, но также и с ее недостатками. Жили мы в хижине на сваях, которую сами выстроили себе под пальмами на берегу, а питались тем, что могли нам дать тропический лес и Тихий океан.
Суровая школа практической жизни помогла нам поближе по-знакомиться со многими удивительными загадками Тихого океана; мне думается, что мы во многом как физически, так и психологически уподоблялись в своем образе жизни тем первобытным людям, которые прибыли на эти острова из далекого неизвестного края и чьи полинезийские потомки были здесь единовластными хозяевами, пока не явились представители нашей расы — с библией в одной руке, ружьем и водкой — в другой.
В тот памятный вечер мы, как обычно, сидели в лунном свете на берегу великого океана. Завороженные сказочным зрелищем, мы чутко воспринимали всё, что происходило вокруг. Наши ноздри вдыхали аромат тропических цветов и соленого моря, слух улавливал шорох ветра, перебиравшего листья деревьев и пальмовые кроны. Через правильные промежутки времени все звуки тонули в гуле прибоя, — мощные океанские валы несли свои пенящиеся гребни вверх по отмели, чтобы разбить их вдребезги о прибрежную гальку. Воздух наполнялся стуком, звоном и шуршанием миллионов блестящих камешков, затем волна отступала, и всё стихало, пока океан набирал силы для нового натиска на упорный берег.
— Странно, — заметила Лив, — на той стороне острова никогда не бывает такого прибоя.
— Верно, — ответил я. — Здесь — наветренная сторона, поэтому волнение никогда не прекращается.
И мы продолжали любоваться валами, которые, казалось, упорно твердили, что идут с самого востока, всё время с востока. Извечный восточный ветер, пассат, — вот кто теребил поверхность воды, вспахивал ее и гнал борозды впереди себя, через линию горизонта вон там на востоке и прямо на эти острова, где неугомонный бег волны, наконец, разбивался о рифы и скалы. А ветер легко взмывал ввысь через лес и горы и продолжал беспрепятственно свой полет от острова к острову, вдогонку заходящему солнцу. И так с незапамятных времен... Волны и легкие тучки с неуклонным постоянством переваливали через далекую линию горизонта на востоке. Это было отлично известно первым людям, достигшим этих островов. Об этом знали здешние птицы и насекомые; наконец, этот факт определял здесь всё развитие растительного мира. А там, далеко-далеко за горизонтом, к востоку, лежал берег Южной Америки. Восемь тысяч километров отсюда, и всё время вода, вода...
Мы смотрели на летящие облака и волнующийся в лунном свете океан и прислушивались к рассказу старого полуголого человека, который присел на корточки перед затухающим костром, глядя на тлеющие угольки.
— Тики, — произнес старик задумчиво. — Он был и бог и вождь. Это он привел моих предков на острова, где мы живем теперь, раньше мы жили в большой стране далеко за морем.
Он сгреб угли прутиком, чтобы не дать им окончательно погаснуть. Старый человек, весь погруженный в свои мысли, он жил теперь в прошлом, только в прошлом. Его предки и их подвиги с самых древних времен, когда на земле жили боги, были озарены в его глазах божественным ореолом. Теперь он готовился к встрече с ними. Старый Теи Тетуа был последним оставшимся в живых представителем вымерших племен, которые когда-то населяли восточное побережье Фату-Хивы. Он и сам не знал, сколько ему лет, но его морщинистая коричневая кожа выглядела так, словно ветер и солнце сушили ее вот уже сто лет. Он был одним из тех немногих среди жителей архипелага, кто еще помнил предания отцов и дедов о великом полинезийском вожде и боге Тики, сыне солнца, — помнил и верил им.
Когда мы в ту ночь легли спать в нашей маленькой клетушке, мои мысли всё еще были заняты рассказом старого Теи Тетуа о Тики и о далекой заморской родине островитян. Приглушенный гул прибоя аккомпанировал моим размышлениям, как будто голос самой седой старины хотел поведать что-то ночному мраку. Я не мог уснуть. Казалось, время перестало существовать и Тики во главе своей морской дружины именно в эту минуту впервые высаживается на сотрясаемый прибоем берег. И вдруг меня словно осенило:
— Лив, тебе не кажется, что огромные каменные изваяния Тики, стоящие здесь в джунглях, очень напоминают таких же гигантов, которые остались стоять до наших дней в местах распространения древних культур Южной Америки?
Мне отчетливо послышались одобрительные нотки в гуле прибоя. Затем он постепенно затих, — я уснул.
Что ж, пожалуй, именно так и началось. Во всяком случае, так было положено начало целому ряду событий, в конечном итоге которых мы шестеро оказались вместе с зеленым попугайчиком на плоту, который начал свое плавание от берегов Южной Америки.