е стволы, какие они употребляли для постройки плотов. Из-за воды и грязи до бальзовой плантации не доберешься даже верхом на лошади. Но дон Федерико сделает всё, что в его силах, — может быть, в лесу вокруг бунгало еще найдутся отдельные деревья, ведь нам не так много и нужно.
Под вечер дождь несколько угомонился, и мы отправились погулять под манговыми деревьями вокруг дома. С ветвей свисали дикие орхидеи, собранные доном Федерико со всего мира, — вместо горшков они были посажены в скорлупы кокосовых орехов. В отличие от культурных орхидей эти редкостные растения обладали чудесным ароматом, и Герман нагнулся, чтобы насладиться как следует запахом одной из них, как вдруг над его головой высунулось из листьев что-то длинное, тонкое и блестящее. Молниеносный удар, нанесенный рукой Анхело, и по земле покатилась извивающаяся змея. В ту же секунду Анхело прижал ее к земле раздвоенным суком и разбил ей голову.
— Mortal! — произнес он и указал на два изогнутых ядовитых клыка.
После этого нам стало казаться, что повсюду в листве затаились ядовитые змеи, и мы побрели обратно в дом, неся на палке безжизненный трофей Анхело. Герман уселся изучать зеленое чудовище, а дон Федерико решил развлечь нас страшными историями о ядовитых змеях и об удавах толщиной с хобот слона. Вдруг мы заметили на стене гигантские силуэты двух скорпионов величиной с здоровенного рака. Они набросились друг на друга и сцепились клешнями, изгибая в воздухе хвосты с ядовитым шипом и выбирая момент, чтобы нанести смертельный удар. Это было жуткое зрелище, и только подвинув керосиновую лампу, мы поняли, что это были тени двух самых обыкновенных скорпионов с палец длиной, которые вели смертный бой на краю комода.
— Пускай их, — рассмеялся дон Федерико. — Один из них прикончит другого, а оставшийся будет ловить тараканов. Не забывайте только следить за тем, чтобы москитная сетка на кровати была задернута как следует, да встряхивайте одежду утром, перед тем как одеваться — и можете ничего не бояться. Меня скорпионы кусали не раз, а я еще жив, как видите.
Я спал хорошо, просыпаясь только, когда какая-нибудь ящерица или летучая мышь подымала слишком уж сильную возню у меня в головах, заставляя вспоминать о ядовитых тварях.
Наутро мы встали пораньше, собираясь в поход за бальзовыми деревьями.
—Встряхнем, что ли, — сказал Агурто, и из рукава его рубахи выпал скорпион, поспешивший тут же исчезнуть в щели пола.
Сразу после восхода солнца дон Федерико разослал своих людей на конях искать такие бальзовые деревья, к которым можно было до-браться по тропе. Мы с Германом и самим доном Федерико также составили отряд разведчиков и довольно скоро нашли прогалину со старым деревом, о котором знал наш хозяин. Этот великан намного возвышался над окружающими деревьями и имел до трех футов в поперечнике. Согласно полинезийскому обычаю мы, прежде чем приступить к рубке, окрестили дерево, присвоив ему имя Ку, в честь полинезийского божества южноамериканского происхождения. После этого я взмахнул топором и вогнал его изо всей силы в древесину, так что только гул пошел по лесу. Но рубить сырое бальзовое дерево было почти то же, что стучать тупым колуном по пробке, — топор буквально отскакивал назад, и Герману очень скоро пришлось сменить меня. Так мы и работали, сменяя друг друга и обливаясь потом в тропической жаре.
К полудню Ку стоял словно петух на одной ноге, встряхивая кроной при каждом ударе. Вскоре он зашатался и повалился с тяжелым грохотом наземь, срывая с других деревьев ветки и толстые сучья. Мы очистили ствол и стали снимать кору зигзагами, на индейский лад. Вдруг Герман уронил топор и подскочил в воздух, схватившись рукой за икру, словно исполнял воинственный полинезийский танец. Прямо из штанины вывалился блестящий муравей величиной со скорпиона и с длинным жалом на конце тела. Мы еле смогли раздавить его каблуками, такой плотный панцырь покрывал всё тело муравья.
— Конго,[23]— объяснил дон Федерико сочувственно. — Эта тварь похуже скорпиона, но для здорового человека серьезной опасности не представляет.
Несколько дней Герман ходил распухший и деревянный, но был тем не менее в состоянии разъезжать вместе с нами верхом по лесу в поисках новых бальзовых деревьев. Время от времени из дебрей доносились треск и грохот и по земле передавался глухой гул. Дон федерико удовлетворенно кивал: метисы повалили очередного великана. В течение недели к Ку присоединились Кане, Кама, Ило, Маури, Ра, Ранги, Папа, Таранга, Кура, Кукара и Хити, — в общей сложности двенадцать мощных стволов, названных в честь героев полинезийских преданий, чьи имена пришли на острова через океан из Перу во времена Тики. Затем мы протащили блестящие от проступившего сока брёвна сквозь джунгли, сначала лошадьми, а на последнем отрезке — с помощью имевшегося у дона Федерико трактора, который вытянул их на крутой берег реки около бунгало.
.
Мы очистили ствол и стали снимать кору зигзагами.
Сырые брёвна отнюдь не были легкими как пробка. Каждое из них безусловно весило не меньше тонны, и мы не без волнения ожидали момента, когда нам предстояло убедиться, как они будут плыть. Мы подтягивали каждое бревно в отдельности к самому краю обрыва, где привязывали к ним крепкие лианы, чтобы ствол не был унесен течением. Затем мы скатывали их поочередно в воду, так что только брызги летели. Попав в реку, стволы всплывали на поверхность, погрузившись примерно на половину диаметра, и мы могли свободно балансировать по ним; при этом тяжелые великаны даже и не вздрагивали. С помощью длинных лиан, свисавших с крон деревьев, мы связали из бревен два временных плота, которые и скрепили друг с другом. Затем мы погрузили необходимый запас бамбука и лиан и разместились на борту вместе с Германом, в сопровождении двух таинственных метисов, с которыми не могли объясниться ни на каком языке.
И вот мы наконец отчалили. Бурное течение сразу подхватило связанные брёвна и быстро понесло вниз но реке. Последнее, что мы видели сквозь пелену дождя, когда огибали первый мысок, были наши славные друзья, которые махали нам вслед, стоя на берегу у бунгало. Мы забрались под навес из свежих банановых листьев, предоставив дело навигации двум коричневым экспертам, расположившимся каждый со своим огромным веслом на носу и на корме. Они играючи направляли плот в самую бурную часть течения, которое несло нас вприпрыжку по извивам между затонувшими деревьями и песчаными отмелями.
Вдоль обоих берегов тянулись плотной стеной джунгли. Навстречу нам из густой листвы то и дело вылетали попугаи и другие ярко расцвеченные птицы. Несколько раз с берега ныряли аллигаторы, исчезая в грязной воде. А вскоре мы увидели еще более примечательное чудовище. Это была игуана — гигантская ящерица, величиной с крокодила, с большим горловым мешком и с высоким гребнем вдоль спины и хвоста. Она лежала и дремала в мокрой глине, как будто проспала так с доисторических времен, и так и не шелохнулась, пока мы проплывали мимо. Наши рулевые сделали знак, чтобы мы не стреляли. Вслед за тем мы увидели еще одну ящерицу, поменьше, с метр длиной. Она убегала по суку, который висел над рекой над самым нашим плотом. Сине-зеленая лоснящаяся игуана ограничилась тем, что удалилась на безопасное расстояние, где и осталась лежать, провожая нас холодными змеиными глазками. Несколько времени спустя мы проплыли мимо еще одной игуаны, самой большой из виденных нами. Она лежала на пригорке среди папоротника, словно окаменевший китайский дракончик. На фоне неба четко вырисовывался неподвижный силуэт с поднятой грудью и головой. Лежа в полном оцепенении, игуана, казалось, не обращала никакого внимания на проплывавшие мимо нее плоты.
Ниже по реке мы почувствовали запах дыма и увидели крытые соломой хижины на вырубках вдоль берега. Наш плот вместе с его экипажем был предметом усиленного внимания со стороны подозрительных типов, которые представляли собой загадочную помесь индейцев, негров и испанцев. Тут же на берегу можно было видеть их суденышки — выдолбленные из дерева каноэ.
Когда настало время перекусить, мы сменили своих друзей у руля, чтобы они могли испечь рыбу и хлебные плоды над небольшим очагом, отгороженным мокрой глиной. Кроме того, в наше меню входили жареные цыплята, яйца, фрукты. А плот всё так же стремительно несся сквозь джунгли к океану. Ливни нас не смущали. Чем больше воды, пусть даже грязной, тем лучше, — быстрее доберемся до цели.
С наступлением темноты на берегу начался оглушительный концерт. Лягушки и жабы, цикады, сверчки и москиты квакали, пищали, верещали неумолкающим многоголосым хором. Время от времени мрак прорезал вой дикой кошки; кричали птицы, вспугнутые ночным разбойником. Иногда мелькал огонь очага в хижине туземца и раздавались крики и собачий лай. Но чаще всего мы сидели одни в окружении лесного оркестра под звездным небом, покуда усталость и новый дождь не загоняли нас в хижину из листьев, где мы и засыпали, не выпуская из рук пистолетов.
Чем дальше вниз по реке, тем чаще попадались хижины и плантации туземцев. Вскоре вдоль берегов стали появляться целые поселения. Их жители передвигались по воде на каноэ с помощью длинных шестов, а кое-где встречались и небольшие бальзовые плоты, груженные зелеными бананами.
Там, где река Паленке впадала в Рио Гуаяс, глубина уже позволяла колесному пароходу курсировать между Винчесом и лежащим у самого побережья Гуаякилем. Чтобы сберечь драгоценное время, мы с Германом заняли каждый свою подвесную койку на пароходе и поплыли к морю вниз по реке Гуаяс, протекающей по густо заселенной равнине. Наши коричневые друзья оставались с плотами, они должны были пригнать их следом.
В Гуаякиле пришла пора расстаться и нам с Германом. Он остался у устья Гуаяс, чтобы встретить и перехватить здесь плоты. Отсюда ему предстояло доставить брёвна с пароходом прибрежной линии в Перу, где он должен был руководить постройкой плота, во всем соответствующего древним индейским образцам. Сам я отправился рейсовым самолетом на юг, в Лиму, столицу Перу, чтобы подыскать подходящее место для строительства.