Глава четвертая. ЧЕРЕЗ ТИХИЙ ОКЕАН.
Драматический старт. — На буксире в море. — Долгожданный ветер. — Поединок с волнами. — Обитатели течения Гумбольдта. — Самолет не находит нас. — Брёвна впитывают воду. — Дерево и канаты — кто кого? — Летающие рыбные блюда. — Редкий сосед в постели. — Рыба-змея позволяет себе слишком много. — Глаза в океане. — Морские призраки. — Встреча с величайшей рыбой в мире. — В погоне за морской черепахой.
28 апреля, в день, когда «Кон-Тики» должны были отбуксировать в море, в порту Кальяо царило большое оживление. Министр Нието выделил буксирное судно военно-морского ведомства «Гуардиан Рио» — оно должно было вывести нас из бухты и за пределы области прибрежного судоходства, туда, где в давние времена индейцы занимались рыбной ловлей со своих плотов. Обо всем этом сообщали большими красными и черными буквами газетные заголовки, и народ толпился на пристани уже с раннего утра.
Разумеется, у нашей шестерки в самый последний момент обнаружилось множество неотложных дел, и когда я явился на пристань, один только Герман был на месте и охранял плот. Я нарочно остановил машину подальше от причала и не спеша двинулся к молу, чтобы хорошенько прогуляться, — когда-то еще придется! Но вот я спрыгнул на палубу. Там царил полный хаос: гроздья бананов, корзины с фруктами, мешки — всё, что было заброшено на борт в последнюю минуту. Нам предстояло всё это разместить и принайтовать, как только соберется экипаж. И посреди всей этой неразберихи сидел в полном отчаянии Герман, обхватив клетку с зеленым попугайчиком — последним прощальным подарком какого-то доброжелателя из Лимы.
— Подержи-ка попугая, я сбегаю на пристань и выпью кружечку пива,—сказал Герман.— До прихода буксира еще несколько часов.
Не успел он исчезнуть в толкучке, как зрители начали приветственно размахивать руками и кричать. Огибая мыс, полным ходом шел «Гуардиан Рио». Он бросил якорь за пределами тесного скопления лодок, преграждавших путь к «Кон-Тики», и выслал мощный катер, который должен был провести нас между яхтами. Катер был битком набит матросами, офицерами и кинооператорами. Под звуки команды и треск съемочных аппаратов к носу плота привязали прочный буксирный трос:
— Ун моменто, — завопил я, прижимая к себе клетку, — еще рано, мы должны подождать остальных лос экспедиционариос!
Я указал в сторону города.
Но никто не понял моих слов. Офицеры вежливо улыбнулись в ответ и проследили за тем, чтобы трос был закреплен образцово. Я отцепил его и выбросил за борт, усиленно жестикулируя. Попугай воспользовался суматохой, просунул клюв наружу и открыл задвижку. Когда я обернулся, он уже бодро шагал по палубе. Я пытался схватить его, но услышал только какие-то нехорошие испанские слова, — попугай поспешил вприпрыжку к бананам. Следя одним глазом за матросами, которые снова закрепляли трос, я ринулся в погоню. Попугай с воплем укрылся в хижину, где мне удалось загнать его в угол и схватить за ногу в тот самый момент, когда он прыгнул через меня. Выбежав наружу и усадив попугая назад в клетку, я обнаружил, что матросы уже освободили все чалки,[24]связывавшие плот с пристанью, и теперь мы беспомощно качались на ленивых валах, которые перекатывались через мол. Я схватил весло в тщетной попытке предотвратить столкновение плота с пристанью, раздался глухой треск, но в этот момент заработал мотор, сильный рывок натянул буксир, и «Кон-Тики» двинулся в путь. Единственным моим спутником оказался говорящий — только по-испански — попугай, который сидел надувшись в своей клетке. Толпа кричала и махала нам вслед, а черноусые операторы на катере с риском для жизни старались запечатлеть на кинопленку все детали драматического старта экспедиции.
Потрясенный, я стоял в одиночестве на плоту, тщетно стараясь увидеть своих пропавших сподвижников. Тем временем мы уже добрались до «Гуардиан Рио», который стоял под парами, готовый двинуться в путь. Я взлетел вверх по трапу и устроил такой переполох, что старт отложили. Вместо этого к пристани отправили шлюпку. Спустя несколько времени она вернулась, переполненная прекрасными сеньоритами. Это, однако, ни в коей мере не решало моих проблем. Грациозные сеньориты наводнили плот, а лодка снова отправилась на поиски лос экспедиционариос норуэгос.
Тем временем на пристань прибрели Эрик и Бенгт, нагруженные всевозможными пакетами и книгами. Навстречу им повалила расходившаяся по домам толпа, затем они наткнулись на полицейское ограждение, где им вежливо сообщили, что смотреть уже не на что. Элегантно помахивая сигарой, Бенгт объяснил, что они пришли не смотреть, а плыть на плоту!
—Это невозможно, — возразил полицейский терпеливо. — «Кон-Тики» ушел час тому назад.
—Но этого не может быть, — заявил Эрик и сунул ему под нос один из пакетов. — Вот судовой фонарь!
—Да, да! — поддержал его Бенгт. — Вот он — штурман, а я стюард.[25]
Они протиснулись к краю пристани, — плота не было. Друзья принялись в растерянности ходить взад и вперед по молу и встретили здесь остальных участников, которые тоже усиленно разыскивали пропавший плот. В этот момент они наконец-то увидели лодку.
И вот наша шестерка собралась вместе, и «Кон-Тики», разрезая волны носом, поплыл следом за «Гуардиан Рио» в море.
Старт состоялся уже под вечер, так что нам предстояло идти на буксире до следующего утра, пока мы не окажемся вне области прибрежных пароходных линий.
Сразу за молом мы попали в легкую зыбь, и все провожавшие нас лодочки одна за другой повернули назад. Лишь несколько больших увеселительных яхт решили последовать за нами до самого выхода из бухты, чтобы посмотреть, как мы будем себя чувствовать там.
«Кон-Тики» тянулся за буксирным судном, словно сердитый бычок, бодая волны так, что вода заливала палубу. Это нас мало радовало; ведь мы шли в этот момент по тихому озеру в сравнении с тем, что ждало нас впереди.
Прямо посреди бухты буксирный трос лопнул, и наш конец стал медленно тонуть, в то время как судно полным ходом шло дальше. Мы бросились вылавливать трос, а яхты поспешили вдогонку за «Гуардиан Рио». На волнах вдоль плота качались здоровенные, с таз величиной, медузы, обволакивая все канаты жгучим слизистым желе. Когда плот поднимало на волне, мы все, перегнувшись через край, старались ухватить скользкий трос. Тут плот снова опускался, и мы погружались с головой в воду, зачерпывая медуз воротами рубах. Мы плевались, ругались и смывали желе с волос. Зато когда «Гуардиан Рио» вернулся, трос был уже выбран и подготовлен. Едва мы приготовились забросить его на борт судна, как нас потащило под нависший выступ кормы и чуть не разбило о борт. Пришлось побросать всё и схватиться за шесты и вёсла. Но мы оказались бессильны, — когда плот оказывался в ложбине между двумя волнами, до кормы «Гуардиан Рио» было не дотянуться, а когда нас поднимало на гребне, корма прижималась к воде и грозила прихлопнуть плот. Экипаж судна бегал по палубе в страшном волнении. Наконец заработал мотор, завертевшийся винт погнал воду назад и помог нам в последний момент выбраться из ловушки. Правда, нос плота слегка покривился от нескольких сильных ударов, но затем сам же и выправился понемногу.
— После такого начала конец должен быть счастливым, — решил Герман. — Только бы нас, пока мы идем на буксире, не раздергало по бревнам.
Всю ночь мы шли тихим ходом без особых приключений. Яхты давно уже распрощались с нами, исчез во мраке последний маяк. За ночь мимо нас прошло лишь несколько судов. Мы распределили вахты для наблюдения за тросом, и еще оставалось достаточно времени для каждого, чтобы как следует выспаться.
На рассвете следующего дня мы обнаружили, что берег Перу затянут сплошным туманом. Зато на западе открывалось ослепительное синее небо. Море катило длинные ленивые валы, покрытые мелкими барашками. Одежда, бревна — всё отсырело от утренней росы. Было прохладно; зеленая вода показалась нам неожиданно холодной для 12° южной широты. Мы плыли в течении Гумбольдта,[26]которое несет свой холодный поток из антарктических областей на север вдоль всего побережья Перу, после чего сворачивает на запад в океан, немного не доходя экватора. Именно здесь Писарро, Сарате[27]и другие из числа первых испанцев, попавших в Южную Америку, впервые увидели большие парусные плоты инков, которые выходили на лов тунцов и золотых макрелей на 50 — 60 миль в течение Гумбольдта. Днем здесь дул ветер с материка, под вечер он сменялся морским бризом, который помогал инкам возвращаться.
Но вот «Гуардиан Рио» застопорил моторы. Стараясь держать плот подальше от судна, мы спустили на воду надувную резиновую лодку, и она запрыгала по волнам словно футбольный мяч, увлекая Эрика, Бенгта и меня к буксирному судну. Здесь мы достали карту и с помощью Бенгта уточнили координаты своего местоположения. Мы находились в 50 морских милях от суши; Кальяо лежал на юго-восток. Первое время следовало еще вывешивать по ночам фонарь, чтобы суда прибрежных линий не наскочили на «Кон-Тики». Далыше в море нам уже никто не мог встретиться: по этой части Тихого океана не проходила ни одна трансокеанская линия.
Торжественное прощание с экипажем «Гуардиан Рио», и вот мы уже спускаемся обратно в свою лодку и скользим назад к плоту, провожаемые взглядами, исполненными сомнения. Настал момент отвязывать буксир, — отныне плот будет предоставлен самому себе. Вдоль борта буксирного судна выстроилась вся команда — тридцать пять человек. Они дружно махали нам всё время, пока судно не исчезло вдали. Мы шестеро сидели на ящиках и, в свою очередь, не сводили глаз с удалявшегося парохода. Но вот уже и дымок его трубы скрылся за горизонт; мы покачали головами и взглянули друг на друга.