2 июня спокойной жизни ночных вахтенных пришел конец, умеренный северо-восточный бриз сменился свежим ветром, который сопровождался сильным волнением на море. Ночью на небо выплыла яркая луна, при ее свете мы неслись под парусом с еще не виданной скоростью. Ход плота измерялся очень просто: мы бросали щепку в воду у носа и считали, за сколько секунд она окажется у кормы. Средняя скорость движения достигала, говоря нашим языком, «двенадцати — восемнадцати щепок»; теперь же мы временами шли с рекордной для нашего «Кон-Тики» скоростью «шести щепок». Светящаяся вода так и бурлила за кормой.
Четверо из членов экипажа крепко спали в бамбуковой хижине, пятый — Торстейн — стучал в своем углу телеграфным ключом, а я стоял на вахте у кормового весла. Близилась полночь. Вдруг я заметил в лунном свете нагонявшую нас сзади громадную волну, — ее длинный курчавый гребень тянулся в обе стороны насколько хватало глаз, пересекая лениво плескавшееся море. Позади нее мелькали макушки еще нескольких гигантов в том же роде, следовавших по пятам за первым. Если бы мы сами только что не прошли это место, я мог бы подумать, что это — высокие буруны над коварной банкой.[45]Выкрикнув предупреждение товарищам, я повернул плот, готовясь встретить первый удар. Громадная мерцающая стена воды надвигалась всё ближе.
И вот она настигла нас. Плот резко вскинул корму в воздух и заскользил боком по переднему скату. Гребень волны успел разбиться раньше, и вся вода вокруг кипела и бурлила. Несколько секунд клокочущий вал гнал нас перед собой, затем он пронесся дальше, подбросив напоследок вверх нос плота, и мы покатились вниз в широкую ложбину. А за кормой уже высилась следующая водяная стена. Мы снова лихо взлетели вверх и срезали при этом макушку волны, — она разбилась о кормовые брёвна. Сильный удар развернул плот боком, но было уже невозможно успеть повернуть его обратно: прямо из пены вздыбился, поблескивая, третий вал. Его гребень как раз начал заваливаться, когда волна подхватила нас. При виде рушащегося гребня, я, за неимением лучшего, уцепился что есть силы за выдававшийся из крыши бамбуковый шест и затаил дыханье. В тот же миг меня швырнуло вверх, и всё скрылось в кипящем водовороте. Однако «Кон-Тики» моментально вынырнул на поверхность; и вот мы уже спокойно скользим вниз по заднему скату волны. Кругом — безмятежно дремлющее море, где-то впереди мчатся дальше три громадных водяных вала, а позади качаются на воде освещенное луной кокосовые орехи.
Завершающий вал нанес довольно сильный удар по нашей хижине, — Торстейна сбило с ног в его «радиоуглу», а остальные были разбужены устрашающим грохотом воды и солеными струями, которые пробились сквозь щели в стене. В левом переднем углу бамбуковой палубы появилась большая дыра, нашу водолазную корзину расплющило о брёвна, но в остальном плот не пострадал. Происхождение этих валов так и осталось неясным для нас, — возможно, они были вызваны колебаниями морского дна, что в этих местах не редкость.
Два дня спустя мы попали в первый шторм. Началось с того, что пассат вдруг стих, а на смену легким белым пассатным облачкам, сопровождавшим нас высоко в синем небе, на горизонте на юге появилась тяжелая черная туча. Затем с самых неожиданных сторон стали налетать шквалы, и рулевой никак не мог поспевать за ними. Стоило развернуться кормой к ветру и заставить его раздуть парус до отказа, как с другой стороны налетал новый шквал, разом ослабевший парус начинал неистово биться на мачте, угрожая людям и грузу. Но вот на смену шквалам внезапно подул устойчивый бриз прямо со стороны надвигавшейся тучи. Черные языки быстро застлали небо над нами, и бриз, в свою очередь, сменился свежим ветром, переходившим в штормовые порывы.
В невероятно короткий срок ветер нагнал волны до пяти метров в вышину; отдельные гребни возвышались над нами на шесть-семь метров, на уровне верхушки мачты. Весь экипаж выбрался на четвереньках на палубу. Стены хижины так и трещали под напором ветра, зловеще завывавшего в вантах.
Чтобы защитить радиостанцию, мы накрыли заднюю и левую стены хижины парусиной. Весь незакрепленный ранее груз был надежно принайтован к палубе, парус закреплен на рее. Под потемневшим небом океан стал мрачным и грозным, на всем его видимом пространстве пенились клокочущие гребни. Длинные полосы мутной пены протянулись вдоль наветренного ската валов, и повсюду, где разбивались крутые гребни, на иссиня-черной поверхности воды вздувались зеленые бугры. Ветер подхватывал клочья волн, наполняя воздух солеными брызгами. Наконец хлынул тропический ливень, скрыв за своей завесой исхлестанный тяжелыми каплями океан; дождевая вода, смешиваясь с морской, сбегала солоноватыми струйками по волосам и лицу. Голые и продрогшие, мы передвигались на четвереньках по палубе, готовясь встретить шторм. Поначалу, когда на горизонте выросла туча и на нас обрушились первые шквалы, мы смотрели друг на друга не без страха и волнения. Но вот шторм разбушевался вовсю, и мы увидели, что наш «Кон-Тики» с неизменной легкостью перелетает через любую волну. Тогда скачка по беснующимся валам превратилась для нас в увлекательный спорт. Опьяненные этой скачкой, мы наслаждались буйными порывами стихии, с которыми плот справлялся с блеском, каждый раз пробкой взлетая на гребень волны, так что основная масса бушующей воды всё время оставалась на несколько дюймов ниже нас.
В такую погоду океан во многом напоминал нам горы. Это было всё равно, что оказаться застигнутыми бурей в горах, в окружении седых скалистых вершин. И хотя мы находились в самом сердце тропиков, скольжение вверх и вниз по волнам бурного океана невольно заставляло вспоминать спуск на лыжах по крутому снежному склону с его уступами и сугробами.
В такой шторм рулевому надо было не зевать. Пока гребень волны проходил под передней частью плота, корма повисала в воздухе,но в следующий момент она шлепалась вниз, чтобы затем взобраться на новую волну. Каждый раз, когда волны неслись с такой частотой, что следующая настигала нас в момент, когда предыдущая еще вздымала нос плота кверху, клокочущая масса воды с грохотом обрушивалась на рулевого. Однако в следующую секунду корма взлетала вверх, а бурный поток срывался вниз и стекал между бревнами, словно сквозь сито.
Мы подсчитали, что в обычную, тихую погоду, когда между двумя гребнями волн проходило в среднем семь секунд, за сутки сквозь корму стекало примерно 200 тонн воды, — почти незаметно для нас, потому что вода мирно омывала босые ноги рулевого и столь же мирно уходила обратно в щели. Когда же бушевала непогода, на корму обрушивалось в сутки свыше 10 ООО тонн воды. Каждые пять секунд мы принимали от нескольких десятков литров до двух-трех кубометров, а то и значительно больше. Врываясь на плот с оглушительным гулом, вода заливала рулевого по пояс, и он оказывался словно в неистовом течении стремительной горной реки. Плот на мгновение замирал, дрожа от носа до кормы, но буйный груз тут же скатывался за борт бурлящим потоком.
Целые сутки длился шторм, и всё это время Герман бегал со своим анемометром, измеряя силу ветра. Стремясь получить наиболее правильный результат, он старался забраться на качающуюся мачту, чтобы быть выше волн, — а там и без прибора не так-то легко было удержаться. Затем шторм перешел понемногу в свежий ветер с кратковременными осадками. Море всё еще продолжало бесноваться, и мы неслись на запад, подгоняемые ветром.
Но вот ветер стих. Зато рыба, казалось, осатанела. Вода вокруг нас форменным образом кишела акулами, тунцами, макрелями и ошеломленными бонитами, теснившимися у самых бревен. Между обитателями моря разгорелся ожесточенный бой. Крутые спины попарно ракетами выскакивали из воды, догоняя друг друга, и волны то и дело окрашивались свежей кровью. Сражение развернулось, главным образом, между тунцами и золотыми макрелями, которые шли большими косяками, перемещаясь значительно стремительнее обычного. Нападающей стороной были тунцы, легко вскидывавшие в воздух свои семидесяти-восьмидесятикилограммовые туши, зажав в зубах окровавленную макрелью голову. Некоторые макрели спасались бегством, преследуемые по пятам тунцами, но весь косяк в целом не отступал, хотя с каждой минутой всё возрастало число макрелей с зияющими ранами в задней части головы. Время от времени на акул тоже находило бешенство, и тут приходилось туго огромным тунцам.
Мирная рыба-лоцман совершенно исчезла. То ли их сожрали разъяренные тунцы, то ли они попрятались в щелях в днище плота или удрали подальше от поля боя. Мы не решались опустить голову в воду, чтобы проверить, куда они подевались.
Мне пришлось пережить немалый испуг, над которым я сам же потом от души смеялся, у меня появилась потребность прогуляться на корму по личному делу. Мы уже привыкли к волнам в нашей морской уборной, но я весь так и оторопел, когда меня с силой подтолкнуло что-то большое, тяжелое и холодное. «Акула!» — пронеслось в моем мозгу. Опомнившись, я обнаружил, что карабкаюсь вверх по вантам в полном убеждении, что тащу за собой акулу. Обессилевший от хохота Герман сообщил мне, повалившись на кормовое весло, что меня наградил хорошим шлепком по голому телу здоровенный тунец килограммов на семьдесят. Позднее во время вахты Германа, а потом и Торстейна, этот же самый упитанный шутник пытался заскочить к нам на корму вместе с волнами, и дважды был уже на бревнах, но оба раза срывался раньше, чем мы успевали схватить его скользкую тушу.
После этого прямо к нам въехал верхом на волне толстый одуревший бонит. Мы решили использовать его и выловленного накануне тунца, чтобы порыбачить и немного расчистить окружающий нас кровавый хаос.
Цитирую по дневнику:
«Первой ринулась на приманку и была вытащена из воды шестифутовая акула. Как только мы снова забросили крючок, его схватила восьмифутовая акула, разделившая участь первой. Опять спускаем приманку в воду, подцепляем шестифутовую акулу, но она срывается в самый последний момент. Новая попытка, ожесточенная возня с восьмифутовой акулой. Затащили уже ее голову на бревно, но хищница перекусила четырехжильный трос и ушла. Привязываем новый крючок, вытягиваем семифутовую акулу. Теперь уже опасно стоять и рыбачить на скользких бревнах на корме, в окружении трех бьющихся о палубу и щелкающих зубами акул, которые, казалось бы, давно уже должны были подохнуть... Перетаскиваем наш улов и сваливаем е