Человечек начал сосредоточенно тереть тарелку.
— М-да, — промолвил он наконец. — По правде говоря, я тоже вижу в этом практическое препятствие, которое ставит под сомнение всю твою теорию.
Я мрачно поглядел на маленького этнолога, которого до сих пор считал своим вернейшим союзником.
— Ты только не пойми меня превратно, — поспешил он заверить меня. — С одной стороны, мне кажется, что ты прав, а с другой стороны — всё это выглядит как-то необъяснимо. Хотя моя работа над вышивками и говорит в пользу твоей теории.
— Карл, — сказал я. — Я настолько уверен, что индейцы ходили через Тихий океан на этих своих плотах, что готов сам построить индейский плот и отправиться в море, чтобы доказать возможность такого плавания.
— Ты с ума сошел!
Мой друг был уверен, что я сострил, и даже попытался рассмеяться, но мысль о том, что я могу говорить всерьез, привела его в ужас.
— Значит, ты считаешь это невозможным?
— Ты с ума сошел! На плоту!?
Он не знал, что и думать, только тревожно поглядывал на меня, как бы ожидая, что я вот-вот улыбнусь и станет понятно, что я просто пошутил.
Но он этого не дождался. Мне было ясно, что никто не примет мою теорию всерьез, поскольку между Перу и Полинезией простирается непреодолимый, на первый взгляд, океан, а я утверждаю, что его пересекли на... доисторических плотах.
— Послушай-ка, — произнес Карл неуверенно. — Пойдем лучше в бар и выпьем по стаканчику.
Мы выпили по четыре.
На той же неделе наступил очередной срок уплаты за квартиру. Одновременно я получил письмо из Норвежского банка, где говорилось, что больше долларов я не получу, — валютные ограничения... Я собрал вещи и доехал подземкой до Бруклина, где поселился в норвежском Доме моряка. Там кормили сытно и вкусно, а главное — в соответствии с возможностями моего бумажника. Мне выделили комнату в одном из верхних этажей, а питался я вместе со всеми в большой столовой внизу.
Одни жильцы-моряки сменяли других. Это были разные люди по своему характеру, внешности и степени трезвости, но всех их объединяло одно: они знали море. Я узнал, что волны и буруны не увеличиваются с глубиной, по мере удаления от суши. Наоборот, неожиданный шквал часто оказывался опаснее именно в прибрежной полосе. Отмели, откат прибоя или теснящиеся вдоль берега морские течения могли нагнать здесь более крупную волну, чем в открытом море. Отсюда следовало, что если судно может успешно плавать в прибрежной полосе, то оно справится со стихиями и вдали от берега. Далее я узнал, что при сильном волнении большой пароход легко может зарыться носом или кормой, в результате чего многотонные массы воды врываются на палубу и шутя изгибают стальные трубы, — между тем, как маленькая лодка при тех же условиях отделывается благополучно, потому что целиком умещается между волнами и словно чайка перелетает с одного гребня на другой. Случалось, что волны топили судно, а людям удавалось спастись на шлюпках.
Но вот насчет плотов они ничего не могли сказать. Да и что это за судно — ни киля, ни бортов! Так просто — плавучее средство, на котором можно продержаться на поверхности в случае нужды, пока тебя не подберет какая-нибудь лодка. Правда, один из моих собеседников отзывался о плотах с большим уважением, — ему пришлось провести на плоту три недели в открытом море после того, как немецкая торпеда потопила его судно посреди Атлантического океана.
— Но управлять плотом невозможно, — добавил он. — Идет когда боком, когда задом наперед, в зависимости от ветра.
Мне удалось раскопать в библиотеке записки первых европейцев, попавших на тихоокеанское побережье Южной Америки. Здесь не было недостатка в зарисовках и описаниях больших индейских плотов из бальзового дерева. Плоты были оснащены прямым парусом и снабжены килевыми досками, а также длинным кормовым веслом, — следовательно, они поддавались управлению;
Между тем шли недели, а ко мне в Дом моряка не поступало никаких вестей, ни из Чикаго, ни из других городов, куда я разослал копии рукописи. Было очевидно, что никто не хочет читать ее.
И вот как-то под воскресенье я собрался с духом и отправился в морскую лавку па улице Уотер-стрит, где попросил навигационную карту Тихого океана, что побудило хозяина вежливо титуловать меня «капитаном». С картой подмышкой я доехал на электричке до Оссининга.[11]Здесь, в гостях у молодой норвежской четы, занимавшей чудесную дачку, я обычно проводил субботние вечера. Супруг был раньше капитаном судна, а теперь представлял компанию «Фред Ульсен лайн» в Нью-Йорке.
Освежающее купанье в бассейне помогло мне на весь праздник выбросить из головы жизнь большого города. Амбьёрг вынесла поднос с коктейлями, и мы устроились на травке на солнышке. Больше я уже не мог утерпеть, — расстелил карту прямо на земле и спросил Вильгельма в упор, допускает ли он, что можно добраться в целости и сохранности на плоту от Перу до островов Полинезии.
Несколько пораженный, он смотрел больше на меня, чем на карту, однако сразу же ответил положительно. Я ощутил такое облегчение, будто мне к воротнику прицепили воздушный шар, так как хорошо знал, что Вильгельм большой знаток и любитель всего, что имеет отношение к морю и мореходству. Не откладывая в долгий ящик, я тут же посвятил его в свои планы. К моему удивлению, он заявил, что это чистейшее безумие.
—Но ведь ты же сам только что сказал, что считаешь это возможным! — прервал я его.
— Совершенно верно, — согласился он. — Однако у тебя столько же шансов на то, что дело кончится бедой. Ведь ты никогда не плавал вообще на таком плоту, а собираешься сразу пересечь на нем Тихий океан. Возможно, тебе это и удастся, а может быть — и нет. Ведь древние перуанские индейцы могли опираться на опыт многих поколений. Возможно, что на каждый дошедший плот тонуло десять, а в течение веков — сотни. Ты же сам говоришь, что индейцы выходили в море на таких плотах целыми флотилиями. Таким образом, если случалось несчастье, соседние плоты могли прийти на помощь. А кто подберет вас среди океана? Даже если ты возьмешь радиопередатчик, не думай, что это так просто — найти маленький плот в волнах за тысячи миль от суши. В случае шторма вас может смыть с плота, и вы утонете раньше, чем к вам смогут выйти на помощь. Нет уж, лучше сиди спокойно на месте, авось кто-нибудь прочтет твою рукопись. Пиши снова и снова, напоминай почаще, иначе ничего не добьешься.
— Но я не могу больше ждать — я уже последние центы досчитываю.
— Переезжай к нам. Да и как ты вообще намереваешься организовать экспедицию из Южной Америки, если сидишь без денег?
— Экспедицией легче заинтересовать людей, чем непрочтенной рукописью.
— И чего же ты добьешься?
— Опровергну один из основных аргументов против моей теории, не говоря уже о том, что обращу внимание ученого мира на этот вопрос.
— А если несчастье?
— Тогда я ничего не доказал.
— И твоя теория будет окончательно подорвана во всеобщем мнении.
— Может быть, но ты же сам сказал, что один плот из десяти...
Дети хозяина выбежали играть в крокет, и в тот день мы больше не возвращались к этому вопросу.
В следующий субботний вечер я снова был в Оссининге с картой подмышкой. И когда я назавтра уезжал в город, на карте от побережья Перу до островов Туамоту в Тихом океане была проведена карандашом длинная черта. Мой друг капитан потерял надежду отговорить меня от моего замысла; вместо этого мы посвятили немало часов вычислению вероятного пути плота.
— Девяносто семь суток, — сказал в заключение Вильгельм. — Но помни, что это только при теоретически возможных идеальных условиях с неизменным попутным ветром и если плот действительно сможет идти под парусом, как ты предполагаешь. Поэтому считай никак не меньше четырех месяцев, а то и гораздо больше.
— Добро, — ответил я удовлетворенно. — Будем считать минимум четыре месяца, и сделаем это за девяносто семь суток.
Маленькая комнатушка в Доме моряка показалась мне в этот вечер вдвое уютней, когда я вернулся домой и уселся на койке с картой в руках. Потом я вымерял площадь комнатки шагами, насколько позволяли кровать и комод. Ну-у — плот будет куда больше! Я далеко высунулся из окна, чтобы увидеть позабытый звездный мир над большим городом в прямоугольном обрамлении выходящих на задний двор стен высоких домов. Что ж, если на плоту окажется тесновато, то во всяком случае над головой у нас уместится всё звездное небо.
В Нью-Йорке, около Центрального парка, на 72-й западной улице расположен один из самых избранных клубов города. Только небольшая сверкающая медью дощечка с надписью «Explorer's Club» говорит прохожему о том, что здесь за дверью кроется нечто необычное. Для того же, кто войдет внутрь, это всё равно, что внезапно перенестись в совершенно другой мир, за тысячи километров от стиснутых нью-йоркскими небоскребами бесконечных рядов автомобилей. Закрыв позади себя двери в Нью-Йорк, оказываешься сразу погруженным в атмосферу львиной охоты, горных восхождений и полярных путешествий, оставаясь в то же время как бы на борту комфортабельной яхты, совершающей кругосветное плавание. Чучела голов бегемотов и благородного оленя, охотничьи ружья, бивни, там-тамы,[12]копья, индейские ковры, изображения богов, модели кораблей, флаги, фотографии и карты окружают членов клуба со всех сторон, когда они собираются по какому-нибудь торжественному случаю или послушать отчет о путешествии в дальние страны.
После моей поездки на Маркизские острова меня избрали действительным членом клуба. Как самый молодой из членов, я старался не пропускать ни одного заседания, когда бывал в городе. Так и теперь я отправился туда в один из дождливых ноябрьских вечеров и был немало удивлен, когда моим глазам открылась совершенно непривычная картина. Посреди пола лежала надувная резиновая лодка с аварийным запасом продовольствия и различным оборудованием, а вдоль стен и на столах можно было увидеть парашюты, резиновые костюмы, спасательные пояса и разного рода арктическое снаряжение, а также аппараты для дистилляции воды и другие чудеса. В этот день один из недавно избранных в члены клуба, полковник Хэскин из службы материального обеспечения военно-воздушных сил США, должен был прочитать доклад, сопровождаемый демонстрацией ряда новых военных патентов, которые, по его мнению, в будущем могли бы с успехом быть использованными также и для научных экспедиций как в арктических районах, так и в тропиках.