В тот же день, когда мне пришлось идти вброд около нашего островка, я вдруг почувствовал, как кто-то молниеносным движением схватил мертвой хваткой мою ногу. Это был спрут. Не очень большой, но всё же было неприятно ощущать прикосновение его щупальцев и глядеть в маленькие злые глазки на фиолетовом мешкообразном теле с изогнутым клювом. Я изо всех сил дернул ногу — спрут не отпускал; очевидно, его привлек бинт у меня на ноге. Я стал прыжками перемещаться к берегу, волоча за собой отвратительный привесок. Он отпустил меня только тогда, когда я выбрался на сушу. После этого спрут медленно вернулся на мелководье, всё время смотря на берег и протягивая в мою сторону метровые щупальцы, словно ожидая нового нападения. Я швырнул в него обломком коралла, и он поспешил исчезнуть.
Однако все подобные приключения были всего лишь своего рода приправой к нашей райской жизни на островке. К сожалению, мы не могли оставаться здесь без конца, надо было начинать подумывать о том, как вернуться обратно в цивилизованный мир.
По прошествии недели «Кон-Тики» понемногу забрался на середину рифа, где было совсем сухо, и прочно застрял здесь. Громадные брёвна сокрушили немало препятствий, прокладывая себе путь к лагуне, но теперь плот лежал неподвижно, и все наши попытки сдвинуть его с места ни к чему не приводили. Между тем, если б только нам удалось затащить его в лагуну, мы всегда могли бы подремонтировать мачту и снасти и отправиться в разведку на ту сторону. Изо всех окружавших нас островов населенным мог скорее всего оказаться тот, который вытянулся на горизонте около рифа с подветренной стороны нашего островка.
Шли дни.
Но вот как-то утром прибегает, запыхавшись, кто-то из ребят и сообщает, что вдали показался парус. Забравшись на пальмы, мы разглядели крохотную точку — ослепительно белое пятнышко на фоне опалово-синей воды. Кто-то плыл вдоль острова по ту сторону лагуны. Мы видели, как лодка идет галсами;[50]а вот показалась еще одна.
Ближе к полудню стало ясно, что лодки идут прямиком к нам. Мы подняли на одной из пальм французский флаг и стали размахивать шестом с привязанным к нему норвежским флагом. Первый из парусов приблизился настолько, что мы смогли разглядеть полинезийскую пирогу с несколько усовершенствованным оснащением. В лодке стояли две коричневые фигуры. Мы помахали им, — они замахали в ответ и направили пирогу к одной из прибрежных отмелей.
— Иа ора на, — приветствовали мы их по-полинезийски.
— Иа ора на, — последовал дружный ответ. Один из полинезийцев выскочил в воду и пошел к нам вброд по песчаному дну, таща за собой пирогу.
Стройные коричневые тела были облачены в европейскую одежду. Туземцы были босиком, но в широкополых соломенных шляпах для защиты от солнца. Поначалу они держались несколько неуверенно, однако, когда мы дружелюбно улыбнулись им и поздоровались по очереди за руку, их лица осветились сияющими улыбками куда красноречивее любых слов.
Наше полинезийское приветствие поразило и обмануло прибывших точно так же, как мы сами были введены в заблуждение их соплеменником с Ангатау, встретившим нас возгласом «гуд найт». Они успели произнести целую речь, прежде чем сообразили, что мы ничего не понимаем. Тогда они смолкли и только продолжали приветливо улыбаться, указывая в сторону другой пироги, которая быстро приближалась к острову.
Вторая лодка доставила еще троих полинезийцев; один из них с грехом пополам изъяснялся по-французски. Мы узнали, что на одном из островов по ту сторону лагуны есть полинезийская деревня и что ее жители заметили несколько дней тому назад костер на нашем островке. Поскольку в рифе Рароиа имелся всего только один проход к островам в лагуне, и этот проход находился как раз против их деревни, никто не мог пройти в лагуну незамеченным. Старики заключили, что огонь около рифа на востоке не мог быть разожжен людьми, — значит, на островке появилась какая-то сверхъестественная сила, разумеется, охотников проверить это предположение не нашлось. Но вот волны выбросили на берег доску от ящика, на которой были намалеваны какие-то знаки. Двое из туземцев побывали в свое время на Таити и научились там грамоте, — они прочли написанное большими черными буквами слово Тики. После этого не оставалось уже никаких сомнений в том, что на островке поселились привидения, потому что все они отлично знали, что Тики — это их давным-давно умерший родоначальник. Между тем лагуна продолжала доставлять новые предметы — хлеб, сигареты и какао в герметической упаковке, и даже ящик со старой обувью. Тут они поняли, что кто-то потерпел аварию в восточной части рифа, и вождь выслал две пироги на поиски спасшихся, которые жгли костры на островке.
Поощряемый своими друзьями, туземец спросил нас, почему на выловленной ими доске было написано Тики. Мы разъяснили, что на всем нашем снаряжении , написано Кон-Тики, потому что так называлось наше судно.
Наши новые друзья были крайне удивлены, когда узнали, что весь экипаж спасся и что наше судно — это и есть то приземистое сооружение, которое они видят на рифе. Туземцы предложили тут же переправить нас в деревню. Мы вежливо отказались, так как хотели сначала стащить «Кон-Тики» с рифа. Полинезийцы недоверчиво смотрели на жалкие останки плота, — разве он сможет держаться на воде! В заключение толмач настойчиво подчеркнул, что вождь приказал им во что бы то ни стало привезти нас с собой, без этого они не смеют являться обратно.
Мы приняли решение, что один из экипажа поедет с ними посланником от нас к вождю, а потом возвратится и расскажет, что делается на другом острове. Нам не хотелось ославлять плот на рифе, к тому же мы не могли бросить сложенное на острове снаряжение. Бенгт отправился с туземцами. Мы оттолкнули пироги от берега, и вскоре они поплыли на запад, подгоняемые свежим ветерком.
На следующий день по всему горизонту замелькали белые паруса, — очевидно, туземцы мобилизовали все плавучие средства, чтобы перевезти нас.
Вся эта флотилия быстро приближалась к острову, и вот мы уже видим нашего Бенгта: он стоит, размахивая шляпой, на носу передней пироги, окруженный смуглыми фигурами. Бенгт крикнул нам, что плывет в сопровождении самого вождя, и мы поспешили выстроиться в ряд, в то время как они направились вброд к берегу.
Бенгт со всей торжественностью представил нас вождю. Его полное имя было Тепиураиарии Териифаатау, но нам было позволено звать его просто Тека, чем мы и поспешили воспользоваться.
Вождь Тека был высокий стройный полинезиец с необычайно умными глазами. Могущественный властелин, он происходил из старого королевского рода на Таити и правил островами Рароиа и Такуме. Он учился в школе на Таити, умел читать и писать и даже говорить по-французски. Он знал, что столица Норвегии называется Христиания,[51]и спросил меня, не знаком ли я с Бингом Кросби.[52]Далее он сообщил, что за последние десять лет на Рароиа побывало только три иностранных судна, зато несколько раз в год заходит туземная шхуна с Таити, доставляющая различные потребительские товары в обмен на копру.[53]Они уже давно ожидают очередного рейса шхуны, так что она может появиться со дня на день...
Бенгт доложил, что на Рароиа нет ни школ, ни радио, ни белых людей, но что сто двадцать полинезийцев — жителей деревни - принимают все меры к тому, чтобы нам было хорошо у них, и что сейчас идут обширные приготовления к приему нашего экипажа.
Вождь первым делом попросил показать ему судно, которое смогло доставить нас живыми через риф. Мы зашагали вброд к «Кон-Тики», сопровождаемые целой свитой туземцев. Когда мы подошли вплотную к плоту, полинезийцы вдруг остановились, издавая удивленные возгласы. Присмотревшись как следует к бревнам, один из них воскликнул:
— Но ведь это же не лодка, а паэ-паэ!
— Паэ-паэ! — подтвердили все его товарищи.
Они помчались галопом по рифу и вскарабкались на «Кон-Тики». Словно восхищенные дети, они лазили повсюду, ощупывая брёвна, цыновки, снасти. Вождь был так же возбужден, как и остальные; он подошел и повторил, внимательно глядя на нас:
— «Тики»— не лодка, это же паэ-паэ!
Паэ-паэ означает по-полинезийски «плот» и «помост», а на острове Пасхи этим именем называют туземные пироги. Вождь рассказал, что паэ-паэ давно вышли из употребления, но старики сохранили еще в памяти древние предания, в которых говорится о паэ-паэ. Полинезийцы были вне себя от восторга при виде огромных бальзовых бревен, зато презрительно морщили носы, глядя на наши канаты. Такие снасти не в состоянии долго выдерживать воздействие солнца и морской воды. Они с гордостью показали нам снасти на своих собственных пирогах, — сплетенные из кокосового волокна, эти канаты могли отлично служить до пяти лет.
Мы вернулись на островок и нарекли его «Фенуа Кон-Тики» («Остров Кон-Тики»). Это название одинаково легко произносилось и белыми и коричневыми, между тем как наши короткие северные имена представляли серьезную трудность для полинезийцев. Они очень обрадовались, узнав, что меня можно звать Тераи Матеата — имя, которым меня нарек вождь Таити, когда я был там в первый раз.
Туземцы стали выносить из пирог домашнюю птицу, яйца и плоды хлебного дерева; в это время другие ловили острогами рыбу в лагуне. Скоро пир был в полном разгаре. Нам приходилось без конца рассказывать о наших приключениях на паэ-паэ, а историю с китовой акулой нас заставляли повторять снова и снова. Каждый раз, когда дело доходило до того, как Эрик вонзил ей в череп гарпун, раздавались возбужденные выкрики. Туземцы легко опознавали всех рыб по нашим зарисовкам и сообщали нам их полинезийские названия. Но о китовой акуле и Gempylus’e им еще ни разу не приходилось слышать.
Вечером мы включили радио, к большому восторгу всех присутствовавших. Поначалу им больше всего понравилась церковная музыка, но вот нам удалось, к нашему собственному удивлению, поймать настоящую полинезийскую мелодию, которую передавала какая-то американская станция. Самые экспансивные из наших новых друзей немедленно начали извиваться всем телом, подняв руки над головой, и вскоре вся компания отплясывала вприсядку хюла-хюла. С наступлением ночи мы собрались в кружок у костра на берегу. Для туземцев наша встреча была не меньшим событием, чем для нас самих.