ограду, провожаемый градом пуль. Наша первая встреча состоялась на секретной базе в одном старинном английском замке, куда он был направлен для налаживания связи между более чем сотней тайных радиостанций на территории оккупированной Норвегии. Я как раз прошел курс обучения прыжкам с парашютом, и нам предстояло быть сброшенными вместе над Нурдмарком. Но тут русские вышли в район Киркенеса, и в Финмаркен было направлено из Шотландии небольшое норвежское подразделение с заданием, так сказать, «принять дела» от мощной русской армии на севере. Меня тоже послали туда. А там я встретил Торстейна. Стояла самая настоящая полярная зима, северное сияние круглые сутки мерцало на черном звездном небе. Промерзшие насквозь, несмотря на все меха, мы добрались, наконец, до пепелищ в Финмаркене. И вот из крохотной хижины в горах вылезает нам навстречу веселый голубоглазый парень со светлыми лохматыми волосами. Это был Торстейн Робю. В начале войны он бежал в Англию, где кончил курсы, затем его забросили в Норвегию в район Трумсё. Там он сидел в тайнике с маленьким передатчиком, по соседству со стоянкой немецкого линкора «Тирпиц», и в течение десяти месяцев ежедневно сообщал в Англию обо всем, что про-исходило на борту. При этом он ухитрился воспользоваться приемной антенной одного немецкого офицера, подключаясь к ней по ночам. Благодаря его регулярным сообщениям английские бомбардировщики и смогли добить «Тирпиц». Потом Торстейн бежал в Швецию, откуда снова попал в Англию. Его сбросили с новой радиостанцией в немецком тылу в Финмаркене. Когда же немцы отступили, он вдруг оказался уже в нашем тылу и вылез из тайника, чтобы помочь нам своей малюткой, — наша станция не дошла, затонула на мине. Могу поклясться, что им обоим осточертело слоняться без дела дома и они с радостью согласятся прокатиться на плоту.
— Ну что ж, напиши, — согласился Герман.
Я сел и сочинил коротенькое письмецо Эрику, Кнюту и Торстейну. В нем было сказано без всяких околичностей:
«Собираюсь плыть на плоту через Тихий океан, чтобы подтвердить теорию о заселении Полинезийских островов из Перу. Поедете со мной? Гарантирую только бесплатный проезд до Перу и Полинезии и обратно, а также, что вы в пути найдете хорошее применение своим специальным познаниям. Отвечайте скорей».
От Торстейна поступила следующая телеграмма:
«Еду. Торстейн».
Остальные двое тоже приняли мое предложение.
Однако шестое место оставалось свободным. Несмотря на множество кандидатур, каждый раз возникало какое-нибудь препятствие. Тем временем мы с Германом занялись провиантом. Мы отнюдь не собирались глотать в пути вяленое мясо ламы или сушеные клубни кумары,[16]так как не ставили себе целью доказать, что сами происходим по прямой линии от индейцев. Нашей задачей было проверить плавучесть и мореходные качества плотов, их грузоподъемность и направление дрейфа, убедиться, действительно ли стихии могут доставить такой плот вместе с экипажем в полной сохранности через океан в Полинезию, разумеется, наши древние предшественники могли прожить на плоту, питаясь вяленым мясом, сушеной рыбой и сушеным картофелем — ведь это составляло их обычную пищу и на суше. Кроме того, мы хотели проверить, в какой степени они могли обеспечить себя в пути свежей рыбой и дождевой водой. Что же касалось нашего собственного меню, то я предполагал остановиться на обычном армейском рационе, знакомом нам по военному времени.
Как раз в эти дни норвежский военный атташе в Вашингтоне обкидал приезда своего нового помощника, который в свое время командовал в Финмаркене ротой, где я был заместителем командира. Я помнил своего командира как воплощение энергии. Бьёрн Рёрхолт видел свое призвание в том, чтобы преодолевать любые возникающие перед ним препятствия. Он принадлежал к разряду людей, которые чувствуют себя просто потерянными, если, одолев одну проблему, не оказываются тут же перед новой.
Я посвятил его письменно в наши дела и просил мобилизовать весь свой нюх, чтобы выследить какую-нибудь возможность войти в контакт с провиантмейстером американской армии. Легко могло оказаться, что соответствующая лаборатория экспериментирует с новыми армейскими рационами, которые мы могли испытать, подобно тому, как получили на испытание снаряжение из лаборатории ВВС.
Два дня спустя Бьёрн позвонил мне по междугородному телефону из Вашингтона. Он обращался в отдел внешних сношений военного департамента США, и там хотели поближе узнать, в чем дело.
Мы с Германом поспешили с первым же поездом отправиться в Вашингтон.
Бьёрн оказался в своем кабинете при военной миссии.
— Думаю, дело пойдет на лад, — сказал он. — Завтра нас примут в отделе внешних сношений, если только мы сможем заручиться соответствующим письмом от полковника.
Полковник был Отто Мюнте-Кос, норвежский военный атташе. Он отнесся к нам дружелюбно и охотно согласился написать нужное письмо, когда узнал, в чем дело.
Когда же мы зашли на следующий день за письмом, он вдруг поднялся и сказал, что будет лучше, если он сам поедет с нами. Мы отправились на машине полковника к зданию Пентагона, где разместился военный департамент. Впереди сидели полковник и Бьёрн при всех своих регалиях, а позади — мы с Германом. Через ветровое стекло мы могли видеть громадное — крупнейшее в мире — здание Пентагона. Итак, этот дом-гигант с его 30000 служащих и 25 километрами коридоров должен был явиться местом нашей предстоящей «морской конференции» с военными руководителями. Я ущипнул сам себя за нос. Никогда, ни раньше, ни позже, наш плотишко не казался нам с Германом таким безнадежно маленьким.
После бесконечных переходов по коридорам и коридорчикам мы оказались у дверей отдела внешних сношений. Скоро мы уже сидели у роскошного стола красного дерева, окруженные блестящими офицерами во главе с самим шефом отдела.
Суровый коренастый офицер из Уэстпойнта,[17]восседавший на председательском месте, поначалу никак не мог усмотреть какую-либо связь между военным департаментом США и нашим плотом. Но убедительная речь полковника, а также тот факт, что мы с честью справились с обрушившимся на нас ураганом вопросов со стороны всех собравшихся офицеров, мало-помалу рассеяли его сомнения, и он уже с интересом прочитал письмо из службы материального обеспечения ВВС. Затем он поднялся и отдал своему штабу распоряжение помочь нам через соответствующие каналы, после чего пожелал нам удачи и четким военным шагом проследовал к выходу. Когда дверь за ним закрылась, молодой штабс-капитан прошептал мне на ухо:
— Держу пари, что вы получите то, что просите. Это ведь, как-никак, похоже на небольшую военную операцию, которая внесет разнообразие в наши канцелярские будни. К тому же, представляется прекрасный случай основательно проверить снаряжение.
Отдел внешних сношений тут же устроил нам встречу с полковником Льюисом из экспериментальной лаборатории генерал-квартирмейстера, куда нас с Германом и доставили на машине.
Полковник Льюис оказался добродушным великаном с фигурой спортсмена. Он немедленно созвал руководителей отделов лаборатории, которые все без исключения отнеслись к нам с симпатией и поспешили предложить на испытание множество всякого снаряжения. Действительность превзошла наши самые смелые ожидания, — они перечисляли всё на свете, от армейских рационов и противосолнечного крема до водонепроницаемых спальных мешков. Затем нас повели осматривать образцы. Мы пробовали спецрационы в хитроумных упаковках, испытывали спички, которые не боялись воды, смотрели новые примусы и водяные баки, резиновые спальные мешки и спецобувь, посуду, нетонущие ножи, — одним словом, всё, чего может пожелать себе подобная экспедиция.
Я глянул на Германа. Он выглядел преисполненным надежд примерным мальчиком, который пришел в кондитерскую вместе с богатой теткой. Высокий полковник шел впереди и давал объяснения; в конце обхода штабные офицеры записали род и количество нужных нам предметов. Я считал уже, что бой выигран, и только мечтал поскорее вернуться в гостиницу и принять горизонтальное положение, чтобы на свободе поразмыслить обо всем. Вдруг до меня донеслись слова приветливого полковника:
— Ну что ж, теперь пойдем переговорим с боссом, последнее слово в этом вопросе за ним.
У меня душа ушла в пятки. Итак, нам предстояло снова пускать в ход наше красноречие, а бог знает еще, что за тип этот «босс».
Босс оказался весьма суровым офицером небольшого роста. Сидя за своим письменным столом, он внимательно посмотрел на нас голубыми глазами. Предложил сесть.
— Well, что угодно этим господам? — обратился он строго к полковнику Льюису, глядя мне прямо в глаза.
— Да так, разные мелочи, — поспешил заверить Льюис и изложил вкратце цель нашего посещения.
Шеф терпеливо выслушал его, ни разу не шелохнувшись.
— Что же мы получим взамен? — спросил он бесстрастно.
— Well, — отвечал Льюис мягко, — мы надеемся, что экспедиция представит нам подробный отчет о том, как проявили себя снаряжение и провиант в таких трудных условиях.
Суровый офицер за столом откинулся всё так же бесстрастно на спинку стула, не сводя с меня глаз, и мне показалось, что я буквально иду ко дну в своем кожаном кресле, когда он холодно произнес:
— Я так и не вижу, чтобы они могли дать нам что-нибудь взамен.
В кабинете воцарилась тишина; полковник Льюис поправил воротничок. Мы не могли выдавить из себя ни единого слова.
— Но, — добавил вдруг шеф с ударением, и в его глазах мелькнул живой огонек, — смелость и пытливость тоже чего-нибудь да стоят. Полковник Льюис, выдайте им просимое!
В каком-то полусне я ехал на машине обратно в гостиницу, как вдруг Герман начал потихоньку ржать про себя.
— Ты спятил? — спросил я с испугом.
— Нет, — соврал он, не сморгнув, — просто я только что подсчитал, что в наш провиант входят шестьсот восемьдесят четыре банки ананасов — мое самое любимое блюдо!