Поначалу атташе просто оторопел от такой дерзости. Затем он безнадежно покачал головой, улыбнулся и сказал: ол райт, — раз уж мы не предоставляем ему никакого третьего выхода, он предпочитает принять второй вариант!
На следующее утро, на рассвете, в четверть шестого к подъезду гостиницы подкатил джип, из которого выскочил эквадорец в чине инженер-капитана и доложил, что прибыл в наше распоряжение. Грязь не грязь, ему было приказано любой ценой доставить нас в Киведо. Весь джип был уставлен баками с бензином; нам предстояло ехать по таким местам, где не увидишь не только что бензиновую колонку, а и вообще следов автомобиля. В связи с сообщениями о «бандидос» наш новый друг, капитан Агурто Алексис Альварец, был увешан с ног до головы кинжалами и огнестрельным оружием. Мы явились в страну мирными путешественниками, намереваясь приобрести лес за наличные прямо на побережье, и всё снаряжение, которое мы могли погрузить на джип, состояло из мешка с консервами, если не считать, что мы буквально на ходу успели приобрести потрепанный фотоаппарат и по паре прочнейших штанов цвета хаки. Генеральный консул навязал нам свой огромный парабеллум с достаточным количеством патронов, чтобы сокрушить всё на нашем пути. И вот джип понесся по пустынным закоулкам, озаренным призрачным светом луны, выбрался за город и помчался с головокружительной скоростью по хорошей песчаной дороге на юг через плато.
Хорошая дорога тянулась вплоть до города Латакунги, где индейские домики без окон сгрудились вокруг белой церковки, окруженной небольшим садом с пальмами. Здесь мы свернули на вьючную тропу, извивавшуюся в западном направлении по горам и долинам Андского хребта, и попали в мир, подобного которому никто из нас раньше не мог себе даже представить. Кругом простиралась страна горных индейцев — тридевятое царство, тридесятое государство, — страна вне времени и пространства. На всем пути мы не видели ни одной тележки, ни одного колеса. Время от времени показывались босые пастухи в ярких пончо, гнавшие стада неуклюжих, важных и пугливых лам; иногда навстречу попадались целые индейские семьи. Обычно глава семьи восседал впереди на муле, в то время как его щупленькая жена семенила следом, таща на голове целую коллекцию шляп, а на спине — младшего наследника. В довершение ко всему она на ходу пряла шерсть своими быстрыми пальцами. За ней не спеша двигались ослики и мулы, груженные сучьями, прутьями, горшками.
Чем дальше, тем реже попадались индейцы, понимавшие по-испански. Скоро языковые познания Агурто оказались столь же бесполезными, как и наши. Кое-где в горах стояли кучками хижины; среди них всё реже попадались глинобитные и все чаще — сложенные из связок сухой травы незатейливые шалаши. Казалось, и хижины и сами их обитатели, загорелые, морщинистые, выросли прямо из пропеченных тропическим солнцем склонов Андских гор. Они были неотделимы от окружающих скал и высокогорных пастбищ. Не обремененные большим имуществом, малорослые горные индейцы обладали здоровьем и закалкой лесного зверя и открытой детской душой нетронутого цивилизацией человека; незнание языка они с лихвой возмещали дружелюбными улыбками. Каждый встречный приветствовал нас белозубой улыбкой сияющего лица. Ничто не говорило за то, чтобы белый человек когда-либо развивал свою деятельность в этих краях. Ни рекламных щитов, ни дорожных указателей; а если бросить на дорогу жестяную банку или клочок бумаги, они тут же будут подобраны, — пригодится в хозяйстве!
Мы то поднимались вверх по выгоревшим склонам без единого кустика или деревца, то спускались в поросшие кактусом песчаные долины, и наконец вскарабкались по почти отвесной стене к самому гребню, увенчанному снеговыми макушками, где дул такой резкий и холодный ветер, что нам пришлось замедлить ход, чтобы не окоченеть, сидя в одних рубашках и мечтая о теплых джунглях. То и дело приходилось ехать прямо по горному склону, через камень и траву, в поисках следующего отрезка дороги. На западном склоне, там, где Анды круто спускаются вниз к равнине, тропа была вырублена в мягкой скале и вилась над самой пропастью. Нам оставалось только положиться на нашего друга Агурто. Сидя за рулем с таким видом, будто он дремлет, Агурто в наиболее опасных местах неизменно старался проехать по самому краю. Вдруг прямо в лицо нам ударил сильный порыв ветра, — мы выбрались на последний гребень. Отсюда Андский хребет падал отвесно вниз до самых джунглей, покрывавших дно простиравшейся под нами пропасти на глубине четырех тысяч метров. Однако нам не пришлось полюбоваться захватывающим видом: едва перевалив через гребень, мы попали в густой туман, поднимавшийся с равнины словно пар из адского котла. Зато теперь мы понеслись вниз без единой задержки. Дорога всё время шла под уклон, извиваясь по склонам и ущельям, а воздух всё более насыщался горячими испарениями, к которым примешивался тяжелый одуряющий запах природной оранжереи.
И вот начался дождь. Сначала он чуть моросил, потом мы попали в ливень, который застучал по джипу словно барабанными палочками. Под конец мы ехали в оплошном потоке воды, сбегавшей вниз по склонам шоколадными ручьями. Мы буквально плыли под уклон, всё более удаляясь от сухих горных полян и углубляясь в совершенно другой мир, где мох и травы покрывали камень и глинистые откосы зеленым сочным ковром. Кругом росли большие листья, которые по мере спуска превращались в огромные зеленые зонты, омываемые струйками воды. А вот и первые посланцы джунглей — деревья, обросшие лохматым мхом и увешанные мокрыми гирляндами лиан. И везде журчала и струилась вода. Чем отложе становился склон, тем гуще росли гигантские растения, среди которых, скользя по глине, плескался наш малютка-джип. Вот, наконец, и самые джунгли обдают нас своим сырым и горячим дыханием, насыщенным запахом растений.
Было уже темно, когда мы добрались до небольшого холмика, на котором выстроилось несколько хижин, крытых пальмовыми листьями. Промокшие насквозь в теплой воде, мы покинули джип на произвол судьбы, ради того, чтобы провести ночь под крышей. Все оккупировавшие нас за ночь насекомые утонули под дождем на следующий день. Утром мы нагрузили джип доверху бананами и другими южными фруктами и продолжали свой путь сквозь джунгли, спускаясь всё ниже и ниже, хотя нам казалось, что мы уже давно должны были очутиться на самом дне. Непрестанно увеличивавшееся количество грязи нас не смущало, а разбойники так и не появлялись.
Наш верный джип спасовал только тогда, когда дорогу вдруг преградила река — широкий поток грязной воды, прокладывавший себе путь через джунгли. Здесь мы остановились, не имея возможности свернуть по берегу ни вправо, ни влево.
Неподалеку на небольшой прогалине стояла хижина. Несколько метисов растягивали на солнечной стороне леопардовую шкуру. Кругом бродили по колено в воде собаки и куры, греясь на солнышке рядом с разложенными для сушки бобами какао. При виде джипа метисы поспешили к нам. Те из них, которые владели испанским языком, объяснили, что река называется Паленке и что Киведо лежит на другом берегу. Мостов нет, а река стремительная и глубокая, но они готовы переправить нас вместе с джипом на ту сторону на плоту.
Чудо-плот лежал на воде у берега. Кривые стволы толщиной в ногу человека были связаны вместе стеблями и бамбуковыми прутьями, составляя не внушающее особого доверия сооружение вдвое шире и длиннее нашего джипа. Положив под каждое колесо по доске и затаив дыхание, мы вкатили машину на брёвна. И хотя большинство бревен сразу ушло под воду, плот всё же держал на поверхности и нас, и джип, и еще вдобавок четырех шоколадного цвета полуголых туземцев, которые направляли наше движение, отталкиваясь ото дна длинными шестами.
— Бальза? — спросили мы с Германом в одно слово.
— Бальза, — кивнул один из парней и непочтительно пнул ствол ногой.
Течение подхватило нас и понесло вниз по реке. Сильными толчками метисы регулировали движение, направляя плот наискосок через реку туда, где вода бежала не так быстро.
Так состоялась наша первая встреча с бальзовым деревом и наше первое путешествие на бальзовом плоту. Перебравшись через реку, мы благополучно причалили к берегу и торжественно вкатили на машине в Киведо. Вся деревня состояла из одной улицы, вдоль которой выстроились просмоленные деревянные домики, крытые пальмовыми листьями; на крышах сидели словно окаменевшие коршуны. Всё население деревни немедленно оставило свои занятия; черные и коричневые, молодые и старые туземцы буквально посыпались из окон и дверей. Навстречу джипу катился сплошной поток бурлящего красноречия. Мы были моментально окружены со всех сторон и поспешили обеими руками ухватиться за свое достояние, между тем как Агурто отчаянно вертел рулем. Но тут лопнула шина, и джип опустился на колени. Мы были в Киведо, теперь нам предстояло смиренно вынести волну приветствий:
Участок дона Федерико находился несколько ниже по реке. Когда джип с Агурто, Германом и мной въехал, трясясь по тропинке между манговыми деревьями,[22]в усадьбу, навстречу нам поспешил старый исхудалый житель джунглей вместе со своим племянником Анхело, молодым парнем, разделявшим его лесное уединение. Мы передали приветы от дона Густаво, и скоро джип стоял один на полянке, омываемый очередным ливнем, а в бунгало дона Федерико шел пир горой. Прямо на вертеле поджаривались поросята и цыплята. Мы сидели, окружив роскошный поднос с фруктами, и излагали свое дело. Тропический ливень гнал сквозь сетки на открытых окнах волны горячего воздуха, напоённого сладким ароматом цветов и запахом глины.
Дон Федерико оживился и заметно помолодел. Бальзовые плоты — да он знает их с тех пор, как под стол пешком ходил. Пятьдесят лет тому назад, когда он жил на побережье, индейцы из Перу всё еще ходили по морю на больших плотах продавать рыбу в Гуаякиле. В маленькой бамбуковой хижине в центре плота они складывали несколько тонн сушеной рыбы, да еще на плоту поселялись жена и детишки, не считая собак и кур. Сейчас, в дождь, будет трудно найти такие больши