Когда я вернулся в отель, то поделился с Мансилья своими соображениями по поводу орхидей и рассказал, что удалось сфотографировать всего лишь с полдюжины цветов, в ответ тот задумчиво почесал голову:
— Что-то я об этом не подумал, — ответил он, — и очевидно, что моим будущим гостям захочется видеть орхидеи на расстоянии вытянутой руки.
Все принялись обсуждать эту тему и, в конце концов, нашли доступное решение: сделать в лесу несколько просек, убрать ветви и листву, открыть пространство для солнечных лучей. Таким образом, за короткое время орхидеи поселятся на деревьях вокруг, и это место превратится в сады, созданные самой природой. Нужно будет проложить хорошо видимую дорожку, чтобы посетители могли переходить от одного такого места к другому и не потерялись бы в лесу. В джунглях достаточно походить минут десять и можно полностью потерять ориентацию, и никогда не вернуться к тому месту, откуда ушли.
У Мансильи подобное уже случалось — некоторые из рабочих уходили в лес по разным причинам: поохотиться или на поиски чего-то, а потом им требовались часы, а то и дни найти обратную дорогу. Один из них предпочел заночевать в лесу, дождаться, когда встанет солнце, сориентироваться по нему, определить, где находится река, и затем добраться до отеля по берегу.
Ужин в тот день был одним из самых приятных, из тех, что я мог припомнить за последнее время. Великая Напо плавно несла свои воды прямо под большим окном, возле которого мы сидели; в лучах заходящего солнца сельва окрасилась в миллионы оттенков зеленого, а птицы, возвращаясь в гнезда, оглашали окрестности своим пением и криками. По моему представлению все складывалось просто замечательно, и ничто вокруг не указывало на то, что в этот самый момент тысячи людей, толкаясь, собрались в одном месте увидеть, как двадцать два игрока изо всех сил лупят по мячу, гоняя его по полю.
Но так оно и было. Именно в тот самый день в Мехико проходил финальный матч чемпионата мира по футболу, а по радио можно было слышать, не очень отчетливо, сквозь помехи, детали этой встречи.
Даже в том месте, бесконечно далеком от цивилизации, футбол преследовал нас, и мы делали ставки: шесть бутылок отличного французского шампанского охлаждались в этот в этот момент в холодильнике. Мансилья, Освальдо и Гонзало поставили на Италию. Мишель, Хоакин и я — на Бразилию. На самом деле, нас совершенно не волновало кто победит — это было лишь предлогом, чтобы хоть как-то оправдать то, зачем мы столько бутылок притащили с собой в самое «сердце» амазонской сельвы.
То был незабываемый вечер.
Затем начали появляться незваные ночные гости, объявляя о своем присутствии легким стуком по стеклу — миллионы лесных бабочек, привлеченные электрическим светом — единственным на многие тысячи километров вокруг. Некоторые бабочки под цвет золота, другие невероятной раскраски и с удивительными рисунками на крыльях, какие-то меньше ногтя, а были и размером с ладонь.
— Вот, видите, насколько я был прав, — сказал Мансилья. — Коллекционерам со всего мира не нужно будет ничего делать, а только сесть и ждать, пока бабочки не прилетят отведать шампанского из их бокалов. Я в них не разбираюсь, но могу гарантировать, что среди этого множества наверняка присутствует одна, что стоит много… очень много денег. Знаете, что есть коллекция бабочек стоимостью два миллиона долларов? Именно долларов! Только представьте себе, сколько зеленых бумажек порхает по этим лесам!
— Бабочки, орхидеи, ягуары — это настоящее «золотое дно», — шутливым тоном сказал Гонзало.
— Но вы просто не знаете… — возразил ему Мансилья. — Нефть, экзотические птицы, золото… Не такой я уж и полоумный, чтобы вот так, просто, поставить здесь отель… Надеюсь вы так не думаете?
— Золото?
— Да, именно золото… Напо — одна из рек, что несет с собой много золота. Спускается по горным склонам, проходит через какое-то золотоносное месторождение там, в горах, которое никто не обнаружил до сих пор… Если хотите, то утром спустимся по реке, туда, где работают старатели.
— Еще один аттракцион для туристов?
— А почему бы и нет? — согласился Мансилья. — Я серьезно подумываю приобрести несколько желобов и лотков для промывки золота и держать их наготове в отеле. В свободное время гости могут спуститься к реке и поворошить песок. Может, найдут золото, а может и алмазы, а может быть, даже и изумруды.
— Вы нас убедили… В конце концов, это место, что стоило столько денег, принесет прибыль, — сказал кто-то из нас смеясь.
Мансилья был немного прав, совсем чуть-чуть. На следующее утро мы и в самом деле повстречали старателей. То были нищие индейцы, что жили в таких условиях, хуже которых трудно было найти: в палатках из трех жердей, обтянутых одеялом, расставленных вдоль небольшого песчаного пляжа на левом берегу реки.
Они промывали песок в тяжелых деревянных лотках. После многих часов стояния, скорчившись, в воде под обжигающими лучами солнца, они, подняв свои лотки, могли продемонстрировать немного блестящего песка: золото. Да, именно золото, но в таких мизерных количествах, что каждый, из этих бедных индейцев, работая от восхода до заката, мог за день заработать не больше сотни песет.
Они заверили нас, что на другом берегу добыли бы больше, и что существуют притоки Напо, где старатель, при определенном везении, конечно, мог даже разбогатеть. Но все это находилось на территории аука, но аука никому не позволяли ступить на свои земли.
В Кито в газетах чуть ли не каждый день появлялись сообщения подобного рода: миссионеры, искатели золота и простые путешественники были заколоты копьями, и сделали это голые аука, самые дикие из дикарей, живущих в сельве.
Как-то годом раньше мне удалось проникнуть на их территорию, я добрался до армейского поста на берегах Курарай, авангард вооруженных сил Эквадора, что несколько раз был атакован этими индейцами.
Еще я провел несколько дней в поселении индейцев алама, на границе с землями аука.
— Живем мы тут в постоянной опасности, — рассказывал мне вождь алама, — потому что «голые аука» нападают все время из-за наших женщин и мачете. Они не знают ни как обрабатывать металл, ни камень, для них оружие из железа представляет бесценное сокровище, по сравнению с которым жизнь человека ничего не стоит. На самом деле, человеческая жизнь для них вообще ничего не стоит, и они убивают любого, с кем встретятся, чтобы просто убить.
— И даже женщин?
— Женщин и детей иногда щадят, — ответил вождь, — но судьба их незавидна, они превращают их в рабов, а когда те им надоедают, их живьем бросают в реку на съеденье пираньям. Это не люди, это какие-то животные из джунглей. Они, как демоны, появляются из чащи и молча убивают. Для них нет большего удовольствия, чем убивать, особенно ночью в полнолуние. Единственное спасение от них — это кинуться в реку. Вода им не нравится, плавать они не умеют, и я так один раз спасся.
— На тебя напали? Ты видел их вблизи?
— Убили моего отца. И я видел их так близко, как вас сейчас. Спасся чудом.
— И как они выглядят?
— Они высокие, сильные, с белой кожей и ходят голыми, с татуировками по всему телу.
— Белые?
— Как вы.
Позже я сам смог убедиться в правдивости его слов. В поселении Нуэво Рокафуэрте я видел единственного цивилизованного аука, какой существует на этом свете. Был он высок, очень силен и кожа у него была белая. Настоящий геркулес.
Но самое любопытное в истории с аука заключается в том, что до прошлого века это было мирное племя, очень хорошо относившееся к белым людям. Перуанские сборщики каучука, именно они со своей жадностью и желанием заставить индейцев собирать для них каучук, поработили и довели этих индейцев до такого состояния, что те взбунтовались. И однажды они решили покончить с игом каучуковых баронов, закрыли свои земли и объявили войну, не на жизнь, а на смерть, всем, кто не аука, независимо от цвета кожи, национальности, племени и вероисповедания. Аука почитает лишь другого аука, и менее чем за сто лет, они в своем развитии настолько деградировали, что теперь даже не знают как делать каменные орудия. Все их оружие, начиная с копий и заканчивая сербатанами, изготовлены из дерева «чонта».
На самом деле, сама мысль, что на противоположном берегу, на расстоянии броска, обитают такие соседи, как мне показалось, может очень даже не понравиться будущим гостям «Отеля Ягуар», несмотря на заверения, что аука не любят воду и не умеют плавать.
Той ночью на небе не было полной луны, но я, на всякий случай, спал с заряженным револьвером на тумбочке. Из воспоминаний о прошлых моих путешествиях могу сказать, что худшие ночи я провел, именно спускаясь по Напо, напротив территории аука. И тогда у меня не было безопасной хижины, и вокруг не было столько людей. Я путешествовал один, пирога служила мне и койкой, и одновременно жилищем. Но, как только земли «голых аука» остались позади, никакой опасности уже не существовало вплоть до самого океана, а это более шести тысяч километров вниз по течению.
Оставшиеся три дня мы провели, наслаждаясь сельвой. Отправились искать орхидеи и нашли сотни экземпляров. Пошли поохотиться на ягуара и не нашли ни одного, хотя и видели их следы и еще экскременты, что, как мы предположили, были оставлены специально для нас в качестве приветствия.
Наловили разных экзотических бабочек и некоторые из них оказались очень даже ценными. Попытались намыть золото, но не нашли ни одной песчинки. Еще купались в реке, ловили сомов весом до семидесяти килограмм, поймали красивейшую индейку, что оказалась изумительной на вкус, поймали живого попугая, посетили деревню индейцев племени йюмбо, живших невдалеке, купили у них обезьяну, что сбежала от нас через полчаса. Одним словом, наслаждались девственным лесом.
А когда нам наскучила сельва, мы приняли горячий душ, побрились электрической бритвой, попили холодного пива, сытно поели и потом играли длинные партии в шахматы или покер.
И все это было сочно сдобрено шутками, прибаутками, анекдотами, в компании такого приятного в общении человека, как Освальдо Гуаясамин и такого вес