И, наконец, если повезет конечно, можно увидеть «дятла» — это вьюрок, который добывает гусениц и червячков, спрятавшихся под корой деревьев в трещинах, норках, используя тонкий прутик или иглу кактуса. Это единственный случай среди животных, не считая приматов, кто применяет инструмент для достижения своих целей. Та ловкость, терпение и умение, с которыми дятловый вьюрок «работает» со своим прутиком, достойны отдельного внимания и изучения.
Существует множество других отличий среди вьюрков, обитающих на архипелаге. Получается, что внутри одной и той же группы, птицы отличаются в зависимости от острова.
Это и навело Дарвина на мысль, что все эти вьюрки не были созданы природой как отдельные разновидности, а, происходя от единого родоначальника, эволюционировали и наилучшим образом приспособились к окружающей среде. На основе этого можно было предположить, что и все остальные виды претерпели похожую эволюцию.
Все это воспринимается лучше, если учесть, что — как я уже указывал раньше — на островах не было ни растительной, ни животной жизни. Вся жизнь пришла туда извне. Галапагосы родились из моря, после одного или серии вулканических извержений. На самом деле, большинство из островов — по крайней мере, самые большие из них — это всего лишь вершины вулканов, поднявшиеся над поверхностью воды. Наибольший из них, Исабела, состоит из пяти кратеров, расположенных случайным образом, и многие ученые предполагают, что в далекие времена эти кратеры были отделены друг от друга проливами. Последующие извержения и лава, вытекающая из самого большого, привели к тому, что они соединились в одно единое целое. В общем, по некоторым расчетам на архипелаге более двух тысяч вулканов, а два достигают высоты в тысячу пятьсот метров.
Последнее значимое извержение произошло на Фернандине в 1895 году, но рассказывают, что во время Второй Мировой войны на Исабеле проснулся вулкан и извергался особенно яростно. С ближайшей военной базы Сеймур, построенной американцами в тот период, когда они вели боевые действия протии Японии, был послан самолет с целью осмотреть кратер, но, приблизившись слишком близко, он рухнул в кипящую лаву. Когда, спустя несколько месяцев, все закончилось и удалось спуститься в кратер, то там нашли лишь искореженные куски металла и ни следа от одиннадцати несчастных, составлявших экипаж.
В самом начале своего существования, острова, должно быть, представляли из себя нагромождение из гранита и лавы, но по прошествии миллионов лет, эрозия и ветер сравняли ландшафт и появилась почва, на которой смогли поселиться растения и животные, принесенные сюда с континента. Интересен тот факт, что до прибытия туда человека, острова были заселены лишь птицами, рептилиями и насекомыми, но не было там ни одного представителя млекопитающих. Вокруг водились, конечно, тюлени, но их скорее можно отнести к морским обитателям, чем сухопутным.
На протяжении миллионов и миллионов лет острова очень медленно менялись и эволюционировали, оставаясь никому неизвестными и затерянными в океане, пока в шестнадцатом веке группа испанце не обнаружила их.
Существует, правда, легенда, что за несколько лет до испанцев какой-то перуанский инка добрался туда на плоту, но в то трудно поверить, по причине ограниченности наших знаний о цивилизации инков. Течение Гумбольдта могло занести его или их туда, но и одновременно не выпустило бы обратно.
В соответствии с историческими документами монах Томас де Берланга, епископ Кастилья де Оро, кому королевскими указам было определено решить спор между Писарро и Алмарго, открыл эти острова. В 1535 году он отбыл из Панамы курсом на Перу, и по пути корабль попал в полосу мертвого штиля, мощное морское течение потащило их на восток, внутрь Южного Моря, которое в те времена считалось ужасным, неисследованным и таинственным океаном.
Прошло много дней, и когда измученные жаждой моряки уже не чаяли вернуться, на горизонте показался неизвестный остров, куда и поспешили причалить. На берег ступили с опаской, поскольку вначале полагали, что там живут каннибалы, но вскоре обнаружили, что остров необитаем.
Пресной воды на острове не оказалось — пришлось ограничиться соком кактусов. Возможно, это была Эспаньола. Вдали они различили контуры другого острова, больше этого, и направились к нему — таким вот образом епископ Берланга и открыл этот архипелаг. Брат Томас покинул острова, не дав им никакого названия, что само по себе очень странно, ибо испанские служители церкви имели обыкновение давать имена всему, что находили в Новом Свете. Прибыв в безопасное место, он в своем послании королю известил его, что по дороге была найдена… земля, где Господь раскидал камни как попало и где обитают в изобилии гигантские игуаны, чудовищные черепахи и еще какие-то неизвестные животные, и решили они тогда, что побывали в заколдованном месте.
Одиннадцать лет спустя другой испанец, Диего де Риваденейра, случайно наткнулся на эти острова, когда направлялся из южной части континента в центральную. И, начиная с этого времени, острова словно бы провалились в небытие, и до того дошло, что многие стали сомневаться в их существовании. Много раз пытались найти архипелаг, но безуспешно. По этой причине и еще из-за того, что острова были заселены странными животными, о которых рассказывали самые фантастические истории, они превратились в легенду, и получили прозвище «Зачарованные Острова», название, которое очень часто применяется в отношении Галапагосов и архипелага Колумба.
В конце следующего века эти острова стали посещать пираты и китобои, но прошло еще три столетия, прежде чем, наконец-то, президент молодой Республики Эквадор Флорес решил послать туда префекта провинции Гуайяс, Ольмедо, присвоить каждому острову окончательное название и официально провозгласить архипелаг своей территорией.
Но, несмотря на все это, Галапагосами никто не интересовался еще года три, пока на те берега в 1835 году не ступил Чарльз Дарвин.
Может кому-нибудь из читателей это и покажется несколько тяжелым для восприятия, но думаю, имеет смысл привести здесь, для лучшего понимания, что же из себя представляют острова, описание самого Дарвина, которое он дает в своем труде «Происхождение видов путём естественного отбора»:
«…Наиболее важным и очевидным фактом можно считать сходство видов, обитающих на островах, с видам, живущими на континенте, в местах ближайших к островам, при отсутствии абсолютного сходства меду ними, что можно подтвердить множеством примеров.
Галапагосский архипелаг расположен у берегов Южной Америки. Почти каждый продукт или существо, порожденное там либо на суше, либо в море, несут на себе очевидный отпечаток Американского материка. На островах обитает 26 наземных птиц, из которых 21 считаются отдельными видами. И могли бы рассматриваться как местное творение, однако, тем не менее, существуют признаки, указывающие на близкое родство большей части этих птиц с американскими видами, что отражается во многих чертах, в их повадках и даже в тембре голосов. То же самое происходит и с другими животными, и с большей частью растений, как это показано Хукером в его превосходном описании флоры этого архипелага. Натуралист, изучающий обитателей этих вулканических островов Тихого океана, отстоящих от континента на расстоянии в нескольких сотен миль, ощущает себя так, словно находится на американской земле. Почему это так?
Почему же виды, которые, как предполагают, появились на Галапагосском архипелаге и ни в каком другом месте, несут на себе очевидный отпечаток родства с видами, появившимися в Америке?
Но нет там ничего похожего на условия обитания на побережье Южной Америки: ни в условиях жизни, ни в геологическом строении островов, ни в высоте горных образований, ни в климате, ни в том, в каком соотношении взаимодействуют между собой различные совместно обитающие классы; на самом деле имеется одно большое, значимое различие во всех этих условиях.
Но с другой стороны, присутствует большое сходство между Галапагосским архипелагом и островами Зеленого Мыса и в вулканической природе почвы, и в климате, и в присутствующих здесь высотах, и размерах самих островов; но, какое же абсолютное различие между их обитателями!
Обитатели островов Зеленого Мыса имеют общие корни с обитателями Африки, точно так же, как обитатели Галапагосских островов с обитателями Америки. Подобные факты не поддаются объяснению на основе обычного представления о независимом появлении здесь жизни; тогда как в соответствии с мнением, поддерживаемом здесь, очевидно, что Галапагосские острова расположены таким образом, что могли бы получать колонистов из Америки, посредством какого-нибудь случайного вида транспорта, либо — хотя лично я не верю в эту теорию — через сушу, связывающую когда-то эти острова с материком. Острова же Зеленого Мыса получали своих из Африки; такие колонисты могли подвергнуться определенным изменениям, но, благодаря законам наследственности, сохранились внешние признаки, указывающие на то, откуда они там появились.
Можно привести много аналогичных примеров; в действительности, почти что универсальным правилом считается, что особенные формы жизни на островах связаны с обитателями ближайшего континента или ближайшего большого острова. Исключений немного, и большинство из них может иметь объяснение. Так, например, хотя Земля Кергелен располагается ближе к Африке, чем к Америке, ее растения имеют тесные родственные связи с растениями Америки, как это было показано в работах доктора Хукера. Но эта аномалия исчезает в свете теории, что в большинстве своем семена были занесены на острова вместе с почвой и камнями на айсбергах, увлекаемых господствующими здесь течениями.
Эндемичные растения Новой Зеландии тесно связаны с Австралией, ближайшим к ней материком, чем с каким-нибудь другим регионом, что, конечно же, ожидаемо; но там же присутствуют и очевидные признаки связи с Южной Америкой, которая, хотя по сравнению с другими континентами также расположена ближе всех, но, тем не менее, находится на огромном расстоянии, что можно рассматривать как аномалию. Но эта трудность отчасти исчезает благодаря гипотезе, что и Новая Зеландия, и Южная Америка, и другие южные области были частично заселены с промежуточного пункта, хотя и отдаленно стоящего, будь то антарктические острова, когда они были покрыты растительностью во времена более теплого третичного периода, до начала последнего периода оледенения. Общность, пусть и слабая, как заверял меня доктор Хукер, все же существует между флорой юго-западной оконечности Австралии и Мысом Доброй Надежды, представляет из себя довольно примечательный случай; но это родство, очевидное лишь среди растений, без сомнения найдет свое объяснение.