Тот же самый закон, определивший родственные связи между обитателями островов и ближайшего к ним материка, иногда проявляется в меньших масштабах, но в самой интересной форме, в пределах одного и того же архипелага. Так, каждый из островов Галапагосского архипелага занят — и это просто чудесно — отличными друг от друга видами; но эти виды теснее связаны друг с другом, чем с обитателями Американского материка или с обитателями какой-нибудь другой части света. Этого и следовало ожидать, потому что острова, расположенные так близко друг от друга, почти что обязательно должны были получать иммигрантов из одного источника и с других островов. Но почему на островах, расположенных в виду друг у друга, с одной и той же геологической природой, с теми же высотами горных массивов, с тем же климатом и т. д. многие из иммигрантов менялись по-разному, пусть и в незначительной степени?
Долгое время мне было трудно понять это, и это происходило в значительной степени из глубоко укоренившегося заблуждения, что физические условия какой-нибудь страны считаются самыми важными, тогда как неоспоримо и то, что природа других видов, с которыми нужно конкурировать, — это не менее важный фактор для успешного развития, чем физические условия, и, в общем, даже более важный.
Теперь, если мы рассмотрим виды, живущие на Галапагосском архипелаге и обнаруженных в других частях света, то мы увидим, что они очень сильно различаются на разных островах. Однако подобные различия вполне ожидаемы, если бы острова были заселены при помощи случайных способов переноса, тогда бы семя одного растения попало на один остров, а семя другого — на другой, хотя все они изначально происходили из одного и того же источника. И как следствие этого, когда в далекие времена иммигрант попадал сначала на один из островов, или впоследствии переселялся с одного острова на другой, то он подвергался влиянию разных условий, и должен был конкурировать с различными группами организмов; какое-нибудь растение, например, могло найти наиболее подходящую для себя почву, но занятую другими видами, разными на разных островах, и таким образом могло подвергнуться атакам со стороны несколько отличающихся друг от друга врагов. Если бы оно начало меняться, то, вероятно, естественный отбор оказывал бы положительное воздействие на разные изменения на разных островах. Однако некоторые виды могли бы расселиться по всем островам и сохранить, не смотря ни на что, свои характерные черты, точно так же, как мы это можем наблюдать у определенных разновидностей, расселившихся по всему континенту, и остающихся неизменными.
Наиболее удивительным фактом в отношении Галапагосского архипелага, и в меньшей степени в других похожих случаях, считается, что новые виды, сформировавшиеся на одном острове, не расселились по другим островам. Но эти острова, хоть и расположенные в пределах видимости друг друга, разделены глубокими морскими проливами, в большинстве случаев более широкими, чем Ламанш, и нет причин предполагать, что они когда-то были соединены. Морские течения здесь очень быстрые и буквально проносятся между островов, сильные ветры здесь случаются очень редко, так что эти острова в действительности отделены друг от друга дальше, чем это кажется, если мы просто посмотрим на карту. Однако, некоторые виды, как те, что обитают в других частях света, так и те, что живут исключительно на архипелаге, характерны для нескольких островов сразу, и, исходя из того, как они распространились, можно предположить, что они расселились с одного острова на другие. Но я полагаю, что мы нередко придерживаемся ошибочной теории, в соответствии с которой близкородственные виды вторгаются на территории друг к другу, когда между ними нет никаких коммуникационных ограничений. Без сомнения, если в распоряжении одного вида имеется какое-нибудь преимущество над другим, то в самое короткое время он полностью или частично вытеснит его; но если оба одинаково хорошо приспособлены к своим местам обитания, то, вероятно, оба сохранят за собой свои места, отдельно и на протяжении почти неограниченного времени.
Зная, что многие виды, натурализовавшиеся при помощи человека, расселились с поразительной быстротой по обширным территориям, мы склонны предположить, что большинство других видов могут расселиться таким же образом; но мы должны помнить, что виды, натурализовавшиеся на новых землях, обычно не находятся в близком родстве с коренными обитателями, даже наоборот, очень отличаются, и в большинстве случаев, как это показал Альфонс Декандоль, принадлежат к другим родам. На Галапагосских островах многие птицы одного вида отличаются друг от друга, несмотря на то, что они хорошо приспособлены для перелетов с одного острова на другой; так существуют три близкородственных вида пересмешников, каждый живущий на своем острове. Предположим, что пересмешник с острова Чатэм был перенесен ветром на остров Чарльз, где обитает другой пересмешник; каким образом ему удалось бы обосноваться здесь?
Мы можем с уверенностью предположить, что остров Чарльз был успешно заселен своим собственным видом, потому что ежегодно откладывается больше яиц и выводится больше птенцов, чем может вырасти, и мы должны допустить, что пересмешник с острова Чарльз точно так же хорошо приспособлен к своему месту проживания, как и вид, специфичный для острова Чатэм. Сэр Ч. Лайелль и Вулластон сообщили мне следующий примечательный факт, имеющий отношение к этому вопросу: на острове Мадейра и на небольшом острове Порто-Санто, расположенном рядом, обитает много разновидностей наземных улиток, некоторые из них живут в трещинах камней; и несмотря на то, что ежегодно с Порто-Санто на Мадейру завозится большое количество камня, однако этот остров не был колонизован видами улиток с Порто-Санто, тем не менее, на этих островах успешно расселились сухопутные моллюски из Европы, обладавшие некоторым преимуществом над местными видами.
После этих рассуждений, как я полагаю, в том не будет ничего удивительного, что уникальные виды, обитающие на разных островах Галапагосского архипелага, не расселились по всем островам…»
Глава четырнадцатаяСанта-Круз
Едва наша лодка вошла в залив Академи-Бэй, я понял в чем разница между Санта-Круз и остальными островами — здесь было больше жизни, он был более «цивилизован», чем остальной архипелаг.
Сам по себе залив достаточно примечателен: вода очень чистая, прозрачная, спокойная и голубая, по левую сторону волны нежно касаются отвесной скалы, на чьей вершине вперемешку с кактусами стоят каменные дома немецких колонистов. Дальше, в глубине, где пропасть переходит в ровный берег, море заходит внутрь острова, образуя подобие реки, что служит убежищем для небольших лодок и одновременно бассейном для детворы.
Отсюда поселок простирается направо, начинается с белой церкви и военно-морских казарм, далее идет одна единственная улица из утрамбованной земли, упирающаяся в несколько зданий Дарвиновского Фонда. В общей сложности, около сорока домов, один автомобиль — «джип», принадлежащий Фонду — и почти триста жителей, включая моряков.
Живут здесь за счет рыболовства и примитивного сельского хозяйства, которым занимаются на фермах, расположенных на достаточно большом расстоянии в глубине острова. Выращивают там кукурузу, тыквенные, ананасы и платаны. Гуаява, занесенная на острова птицами, оставлявшими семена на земле вместе со своими экскрементами, образует здесь настоящие заросли и считается, чуть ли не сорняком. На острове в изобилии водятся козы, свиньи, ослы, куры, кролики и даже коровы, но не в таком количестве, как на Сан-Кристобаль или Исабеле.
Все остальное, начиная с игл и спичек, кончая парусами и бумагой, завозят с континента посредством старенького и ржавого пароходика, готового пойти на дно в любой момент. Каждый месяц он должен проходить обязательный технический осмотр и обслуживание, но каким-то образом у него получается избежать этого и он продолжает плавать.
— А местечко не плохое, — прокомментировал я, обращаясь к Гузману, пока мы искали место, где причалить. — Почему вы выбрали Сан-Кристобаль?
— Из-за воспоминаний, — ответил он. — Здесь остались жить многие из тюремщиков с Исабела, и мне не нравится такое соседство. В какой-нибудь из дней я случайно вспомню много разного, и все закончится убийством, что они и заслуживают.
— Так жестко там было?
— Жестко?.. Это не подходящее слово… — горько усмехнулся он. — Там был настоящий ад. Там было три лагеря: один на пляже, для заключенных с маленьким сроком и для «блатных», еще Санто-Томас, полчаса пути по дороге и, наконец, «Германия», в самом сердце острова. Если тебя отправляли в «Германию», то можешь быть уверен, что никогда уж не вернешься, разве что все святые протянут тебе руку помощи. Триста ударов кнутом — самое обычное наказание за то, что украдешь какой-нибудь фрукт или выпьешь стакан воды, который предназначался не тебе. Тех, кто пытался бежать — куда неизвестно — подвешивали за большие пальцы рук так, чтобы они не касались ногами земли, и так они висели целую неделю, если раньше у них пальцы не отрывались и не оставались висеть на дереве. Те, кто пытался бежать повторно, «случайно» умирали. Охранники заставляли нас мыть им ноги.
Нет, не желаю постоянно видеть рожи этой банды мерзавцев. Не хочу больше неприятностей. Острова мне нравятся, нравится эта простая, спокойная жизнь, без амбиций и проблем. Перспектив здесь немного, и это я знаю, но также не хочу возвращаться к моей прежней жизни.
— И никогда не вернетесь на континент?
— Никогда.
Мы причалили к крохотному бетонному пирсу в устье маленькой реки, он помог вытащить на берег мои вещи. Когда я спросил его где тут можно переночевать, он показал в конец улицы.
— Один американец сдает хижины туристам, что приезжают сюда на яхтах, но у него дорого: пятьдесят долларов в день. Лучше идите в дом Джимми Переса, он вон там, в глубине. У Переса обычно имеется свободная комната.
На прощание мы крепко пожали друг другу руки. Мне хотелось угостить его рюмочкой, но он торопился выйти в море и вернуться на свой остров. Когда я шел к дому Джимми Переса, не удержался и обернулся, взглянуть на него последний раз, лодка его, казалось, летела по волнам по н