Касатка внимательно наблюдала за мной, словно прикидывала каким бы образом стряхнуть меня с тех камней, как они подобное проделывают с айсбергами и с эскимосами, очутившимися на льду.
— Не шевелись! Стой там! — кричал мне Карл.
Наконец животное уплыло, а спустя минут десять, все время испуганно оглядываясь на воду, Роберто подплыл на лодке к тому месту, где я застыл на камнях.
— Парень, можешь быть уверен — сегодня ты родился заново, — первое, что он сказал мне. — Да, ты заново родился и по-другому это не назовешь… Никогда, никогда в своей жизни я не видел касатку так близко от берега и даже не мог представить, чтобы они забирались сюда. Наверное, она приплыла, охотясь за тюленями, и если бы мы не предупредили тебя, то проглотила как маслину. Вот чертовщина!
Да, именно чертовщина!
Иногда она мне является в кошмарах. За те тринадцать лет я много поездил по миру и испытал достаточно страхов, но все это ничто, по сравнению с тем ужасом, что я ощутил в тот момент.
Умереть — это одно, но быть заживо сожранным касаткой — это совсем другое.
На следующее утро мы встали на якорь в небольшом порту на острове Балтра, построенном американцами тридцать лет назад.
Тот маленький остров превратился в город-призрак, где стояли опустевшие дома, и по улицам никто не ходил и не ездили автомобили.
Во время войны здесь жило около десяти тысяч человек, и то была самая значимая военно-морская база в регионе. Потом, когда война закончилась, все уехали, и госпитали, казармы и дома перешли в собственность игуан и морских птиц.
Солнце палило нещадно, и в поисках укрытия от его обжигающих лучей я забрался в один из немногих уцелевших домов: Офицерский клуб Военно-Воздушных сил Соединенных Штатов.
Там, на стене над дверью, виднелась едва различимая надпись, сделанная много лет назад кем-то, кто прекрасно знал эти острова:
«WORLD END» — «КРАЙ СВЕТА».
И он был прав.