Сломка отвернулся и закрыл лицо руками, чтобы скрыть крупные слезы, катившиеся по его щекам.
Михаил Васильевич был поражен. В первый момент он действительно подумал только о своем проекте, и мысль о Гонтране не приходила ему в голову. Но теперь он почувствовал мучительную боль при сознании, что этот цветущий юноша, которого он успел полюбить, как сына, погиб, и какой ужасной смертью!.. Да, инженер был прав: это он был причиной смерти графа, он разбил навсегда сердце обожаемой дочери… И подавленный угрызениями совести, старик упал на колени пред Еленой, бессвязно шепча:
— Дитя мое, прости меня… Я — безумец, я — дурной отец, так как допустил науке иссушить моё сердце, которое должно бы быть полно привязанности к тебе…
При этих словах слезы Елены удвоились. Что касается Сломки, то, потрясённый отчаянием старика и уже сожалея о жестокости своих слов, он подошел к профессору и поднял его.
— Нет, Михаил Васильевич, — сказал он, — нет, вы не безумец и не дурной отец… M-lle Елена должна простить вашим сединам потерю жениха, как я прощаю вам смерть своего друга.
Старый ученый растроганно посмотрел на инженера и прошептал:
— Правда ли это?
— Вот моя рука, — просто отвечал молодой человек.
Михаил Васильевич сильно пожал протянутую ему руку, затем обратился к плачущей девушке:
— А ты, Леночка, — робко спросил он, — простишь ли ты меня?
Вместо ответа Елена бросилась на шею отцу, и слезы старого ученого смешались с рыданиями его дочери. Взрыв радостного хохота вдруг прервал эту трогательную сцену.
— Ха-ха-ха! Чёрт побери! Вот так опростоволосились мы с вами, профессор! — воскликнул Сломка.
Михаил Васильевич и Леночка с изумлением взглянули на своего спутника.
— Что такое? — спросил старый ученый.
— Да очень просто: виденное нами явление вовсе не было извержением Котопахи!
— Не может быть! — задыхаясь от радостной надежды, вскричала девушка.
— Нет, очень может, и вот почему: если я не ошибаюсь, сейчас мы плывём между 83° и 84° западной долготы и под 4° северной широты… Ну, следовательно, Котопахи по отношению к нам должен лежать на юго-востоке, а явление мы наблюдали на западе… Кордильеры не там…
Не успел он докончить этих слов, как Михаил Васильевич порывисто бросился к нему на шею.
— Ах, друг мой, сын мой!.. — бормотал он, душа в объятиях растерявшегося от такой нежности Сломку. — Вы вернули меня к жизни!
— А мне вы возвратили Гонтрана! — проговорила Леночка, вытирая слезы и с радостным видом пожимая руки инженера.
— Но тогда, — спросил профессор, — чем же объяснить это явление?
— Может быть, подводный вулкан…
— Или падение в море громадного болида…
— Или какая-нибудь необыкновенная молния…
Каждый высказывал своё предположение, но старый учёный в ответ только качал головой.
— Я вижу только один способ узнать причину загадочного феномена, — проговорил Сломка.
— И это средство, мой друг? — спросил Михаил Васильевич, начавший ласковее отпроситься к молодому инженеру.
— Поехать туда и посмотреть. Пусть пароход на всех парах поплывет к западу, — авось, что-нибудь и встретим.
ГЛАВА XIX
Исполняя просьбу Михаила Васильевича, капитан немедленно изменил курс парохода, и "Сальвадор-Уркиза" двинулся на запад, удаляясь от материка.
Однако в течении всей ночи не удалось ничего заметить на горизонте, кроме безграничных волн моря. На заре Сломка, всё время не покидавший палубы, первый отказался от своего плана и стал уже просить капитана вернуть судно на прежний курс, как вдруг со стеньги послышался голос матроса:
— Земля по левую сторону!
Все взволновались. Молодой инженер немедленно приставил к глазам огромный морской бинокль и долго смотрел по указанному направлению.
— Да, — сказал он наконец, передавая бинокль капитану, — я как будто вижу далеко на горизонте маленькую черную точку, но решительно не могу различить, что это такое, — судно, земля или облако.
Опытный моряк в свою очередь взглянул в бинокль и тотчас же опустил его.
— Матрос прав, — уверенно произнес он, — это несомненно земля. Что же теперь мы будем делать?
— Поедемте туда на всех парах, — авось что-нибудь и узнаем! — в один голос вскричали старый ученый и его товарищ.
Раздалась громкая команда, и пароход, прибавив ход, повернул направо.
— Однако я решительно не знаю, какая может быть земля в этой части Тихого океана, — заметил Михаил Васильевич.
Капитан, смотревший на карту, ответил:
— Единственно можно предположить, что это остров Мальпело, бесплодная и необитаемая скала, принадлежащая Колумбии и представляющая, по всей вероятности, вершину подводного вулкана.
Через два часа в зрительную трубу можно было уже легко различить низкую полосу земли, на которой не было видно ни малейшего следа растительности. Здесь капитан остановил пароход, опасаясь посадить его на подводные скалы.
— Ну, что же, господа? — обратился он к своим пассажирам, — вы намерены продолжать свои исследования?
— Конечно, чёрт возьми! — отозвался Вячеслав, — мы непременно хотим высадиться.
Через несколько минут шлюпка с четырьмя гребцами уже качалась на волнах. Инженер и Михаил Васильевич молча спустились по верёвочной лестнице. Гребцы дружно ударили веслами, и шлюпка, как стрела, полетела по направлению к видневшейся полосе земли.
По мере приближения к берегу, наши герои могли различить на последнем кусты, деревья и даже трупы животных. Сломке даже показалось, что в одном месте он видит сильно изувеченный труп человека.
"А ещё капитан говорил, что остров необитаем, — думал про себя молодой инженер. — Что-то не похоже на это!"
Михаил Васильевич все время был молчалив и мрачен. По его наморщенному лбу, однако нетрудно было догадаться, что мозг ученого сильно занят какой-то мыслью.
Наконец шлюпка причалила к каменистому берегу, носившему на себе многочисленные следы недавней катастрофы.
"Ну, конечно, — решил мысленно Сломка при виде этих следов, — Мальпело есть ничто иное, как вершина вулкана, и мы вчера видели его извержение… Дай только Бог, чтобы оно не повторилось сейчас снова."
Оставив лодку на попечении матросов, старый ученый и его спутник отправились в глубь острова. Чем дальше они подвигались, тем более удивлялся молодой инженер, как мог жить человек на этой сожжённой солнцем, бесплодной скале, затерянной среди волн океана. Что остров обитаем, — в этом Сломка не сомневался.
Михаил Васильевич продолжал хранить полнейшее молчание. Вдруг он остановился, поднял опущенную голову и задумчиво спросил своего спутника:
— Послушайте, друг мой, ведь, кажется, сегодня двадцать пятое февраля?
— Да… — удивленно отвечал Сломка, — но к чему же?..
— Вы знаете, что через три дня Луна пройдет через зенит и в это время будет в перигелии, точке, ближайшей к Земле?
— Да, знаю, но не понимаю, — к чему этот вопрос?
Старик хотел было ответить, но остановился, и нахмурив брови пошел веред, еще более мрачный и молчаливый, чем прежде.
Молча шагая, оба спутника поднялись на невысокий холм, с вершины которого можно было окинуть взглядом большую часть поверхности острова. Сломка первый взобрался на этот холм.
— Человек!.. человек!.. — вдруг закричал он, осмотревшись кругом.
— Мёртвый? — спросил Михаил Васильевич.
— Нет, живой… он со всех ног бежит к нам.
Действительно, навстречу нашим героям поспешно бежал, словно спасаясь от ужасающей опасности, какой-то человек, с непокрытой головою, в лохмотьях, с лицом, искаженным от ужаса.
— Спасите! спасите! — кричал он по-английски и, подбежав к месту, где стояли оба спутника, упал к их ногам, диким голосом повторяя ту же мольбу о спасении.
Старый учёный участливо взглянул на покрытое кровью и пылью лицо несчастного и — едва не упал от неожиданности.
— Фаренгейт! — воскликнул он. — Джонатан Фаренгейт!..
Эти слова произвели видимое впечатление на спасшегося: он медленно поднялся, провел по лицу дрожащими руками, как бы желая рассеять охвативший его ужас, затем более осмысленно взглянул на Михаила Васильевича и его спутника.
— Джонатан Фаренгейт! — прошептал он. — Это я… Да, меня так зовут… Но каким образом вы знаете мое имя, и кто такие вы сами?
Старый ученый положил ему на плечо свою руку.
— А помните вы собрание в Ниццкой обсерватории? — спросил он, смотря американцу прямо в глава. — Я — Михаил Осипов.
При этом имени несчастный дико вскрикнул и, схватив руку старика, сказал:
— Ах! Само Провидение послало вас! А это чудовище!.. разбойник!.. мошенник!..
— Кто такой? О ком вы говорите? — в один голос спросили Сломка и его спутник.
— Пойдёмте, пойдемте!.. Вы увидите сами!.. — проговорил вместо ответа американец и, взяв Михаила Васильевича за руку, потащил его к тому месту, где, казалось, землетрясение причинило наибольшие разрушения.
Невольный крик ужаса вырвался у наших героев при виде той ужасной картины, какая представилась их взорам: среди груды обломков, обожженных бревен и досок, изогнутых кусков железа, лежало около сорока страшно изуродованных трупов; оторванные руки, разбитые ноги, размозжённые головы — плавали в целом море крови… После нескольких секунд тяжелого молчания, молодой инженер первый возвратил себе хладнокровие.
— Что же такое здесь случилось? — спросил он Фаренгейта. — Какая страшная катастрофа погубила этих несчастных?
— Сначала уйдемте отсюда, — проговорил американец, лихорадочно увлекая за собою наших друзей, — я не могу выносить… — и, не докончив своих слов, несчастный зашатался.