Гонтран удивленно отодвинулся, осматривая с ног до головы подошедшего незнакомца, который так бесцеремонно вмешался в разговор.
— Позвольте узнать, с кем имею честь… — вежливо, но холодно начал он.
— Джонатан Фаренгейт, из штата Нью-Йорк, — прервал его американец, — человек, которого разбойник Шарп разорил и обокрал, и который рассчитывает на вашу помощь, чтобы наказать вора.
— На мою помощь? — изумленным голосом повторил граф.
— Да… Бесполезно скрывать, граф, — профессор Осипов рассказал мне все.
— Всё?
— Все… о вулкане, сейсмографе и о прочем… Я вижу, что вы так же скромны, как и талантливы.
С этими словами Фаренгейт протянул жениху Елены свою широкую руку, добавив:
— Пожмите ее, граф… Если бы вы не были французом, то были бы достойны быть американцем.
Ответив на рукопожатие янки, Гонтран отошел в сторону, где стоял Вячеслав Сломка, и тихо сказал ему:
— Вот еще один чудак, для которого я — светило науки. Это просто несчастье…
— Ну, будет об этом, — нетерпеливо перебил ех-дипломата его приятель. — А вот скажи лучше, зачем ты сыграл со мною такую шутку?.. Ведь мы уговорились с тобою насчет телеграммы, которую ты должен был прислать по приезде в Америку? А вместо того ты… Что это значит?
— Это значит, что меня стали мучить угрызения совести, и я, вместо того чтобы спокойно поживать себе в Аспинвале, согласно твоему плану, — на самом деле отправился на Котопахи и там испытал мой сейсмограф…
— То есть мой, ты хочешь сказать? — прервал Сломка.
— Ах, прости пожалуйста, но я так увлекся своею ролью…
— Ладно, ладно, продолжай… Так сейсмограф?
— Действовал на диво.
— Ну, ей-Богу, не ожидал этого… Впрочем не ошибся ли ты, Гонтран?
— Погоди, сам увидишь.
— Так ты, значит, серьёзно думаешь отправиться в заоблачное путешествие?
— По крайней мере все сделать для него. Но ведь в последнюю минуту может вдруг произойти какое-нибудь непредвиденное обстоятельство, которое помешает нашему путешествию.
Молодой инженер покачал головою.
— В последнюю минуту… в последнюю минуту… — пробормотал он, — ну, а если ничего не случится?
— Тогда я полечу с Еленой и посмотрим, каков будет наш медовый месяц на месяце.
Сломка отчаянно махнул рукой.
— О, любовь, любовь! — произнес он трагическим голосом.
На следующее утро, с рассветом, длинный караван двигался по улицам Квито, направляясь к городским воротам. Во главе каравана, рядом с проводником, ехал верхом Сломка. За ним, на красивых мулах ехала влюблённая парочка. Далее двигались Михаил Васильевич и Джонатан Фаренгейт, сопровождаемые толпой механиков, землекопов, каменщиков и других рабочих, нанятых графом. Вьючные мулы и их погонщики составляли хвост каравана, который заключал в себе всего сорок пять человек, и столько же четвероногих.
К вечеру того же дня наши герои достигли цели своего путешествия, вулкана Котопахи, и остановились у его подошвы. Мулы были тотчас разгружены и пущены на подножный корм, а люди улеглись в разбитых палатках, чтобы приготовиться к ожидавшему их трудному подъёму: в течении следующего дня необходимо было подняться по крайней мере на километр выше полосы вечного снега.
Этому подъему значительно помогло то обстоятельство, что Гонтран, взбираясь в первый раз на вершину вулкана, имел предосторожность повсюду оставить за собою крепкие и длинные веревочные лестницы, прикреплённые к скалам при помощи железных крючьев.
Медленно двигаясь шаг за шагом, экспедиция к десяти часам утра успела сделать около пятисот — шестисот метров, как вдруг Сломка, рассматривавший своими зоркими глазами каждую извилину скал, заметил в одном месте горного склона, между утёсами, какое-то отверстие. Проникнув через последнее, наши герои увидели извилистый каменный коридор, уходящий внутрь горы, и, недолго думая, пустились его исследовать. После часовой ходьбы, Сломка, шедший впереди, огласил подземелье радостным криком "ура!" — каменный ход привел его к самому жерлу вулкана…
Услышав крик инженера, Михаил Васильевич поспешил к отверстию ужасной пасти гиганта, стараясь рассмотреть его огненное чрево. Но напрасно взгляд его пытался измерить мрачную глубину, — он не увидел ничего, кроме страшной бездны, в которую никогда не проникал солнечный луч. Измерения, произведенные при помощи лота, показали, что исполинская труба, при стофутовом наружном диаметре, имеет около 4.000 футов глубины. Не доверяя, однако показаниям лота, г-н Сломка решил лично отравиться для исследования дна кратера.
По этому поводу между обоими друзьями сначала возник было лёгкий спор, так как Гонтран, желая отличиться перед невестой каким-нибудь героическим подвигом, ни за что не хотел уступить своему приятелю права первым спуститься в жерло.
— Хорошо, — сказал наконец Сломка, после напрасных убеждений, — пусть сам Михаил Васильевич решит, кому из нас спускаться в вулкан: тебе или мне.
Молодой дипломат хотел возразить, но профессор круто оборвал его.
— Г-н Сломка прав, — заявил он решительным тоном, — он открыл этот подземный путь к кратеру, ему принадлежит и право выбора.
Услышав такое решение, инженер немедленно принялся за приготовления к опасному путешествию. Над бездной установили нечто вроде подвесного моста с блоком посредине. Через блок был пропущен длинный, около 1.500 метров, канат, один конец которого был намотан на прочный вал. К другому концу была привязана доска с железными крючьями. Сломка уселся на эту доску, вооружённый электрической лампочкой Трувэ, чтобы освещать бездну, и длинным багром, — чтобы отталкиваться от стен.
— Внимание! — сказал молодой инженер, когда все было готово к спуску. — У меня в кармане лежит заряженный револьвер: если вы услышите один выстрел, то приостановите спуск; два выстрела один за другим покажут, что меня нужно поднять; наконец, три выстрела подряд послужат сигналом того, что меня нужно поднимать как можно скорее.
Взволнованный опасностью, которой подвергался его приятель, граф с чувством пожал его руку.
— Не беспокойся, — сказал он, — я сам буду следить за твоими сигналами.
— All right! — невозмутимо отвечал ему инженер.
Два дюжих молодца, удерживавшие вал, стали медленно вращать его рукоятку, и Сломка мало по малу начал опускаться в бездонную пропасть. Молодой граф, наклонившись над жерлом, с беспокойством следил за воздушным путешествием своего приятеля, но скоро свет лампы, быстро уменьшавшийся, совершенно исчез в темноте… А веревка все развертывалась…
Прошло пять томительных минут. Вдруг звук выстрела, как едва различимое эхо, достиг уха Гонтрана.
— Стоп! — скомандовал он. Вал моментально остановился. Растянувшись ничком у края бездны, граф с бьющимся сердцем прислушивался к дальнейшим сигналам друга. Но смертельная тишина царила в пропасти, и ни один звук не нарушал могильного молчания. Так прошло около десяти минут. Наконец два выстрела подали сигнал к подъему.
По команде молодого дипломата, четыре здоровых рабочих принялись вращать вал, и через полчаса из мрака бездны вынырнула голова Сломки. Гонтран с облегченным сердцем кинулся к своему другу и, прежде чем тот успел опомниться, несколько раз заключил его в свои объятия. При этих проявлениях дружбы, замедливших рассказ инженера о всем виденном, Михаил Васильевич недовольно процедил что-то сквозь зубы.
— Ну, — наконец потерял он терпение, — ну, какой же результат вашей экспедиции, г-н Сломка?
— Прежде всего очень неприятный: во-первых, я сильно ударился при падении на дно…
— Но жерло! — перебил его старик, — в каком состоянии вы нашли жерло кратера?!
— Во-вторых, я изжарил себе пятки на чертовски горячих камнях… Хорошо еще, что я догадался надеть сапоги с толстыми подошвами…
— Но вулкан? Что вы окажете о вулкане? — воскликнул, сгорая от нетерпения, профессор.
— Я уверен, что он близок к извержению… В-третьих, я уронил мой револьвер… В-четвертых, моя лампа погасла, а там была такая адская темнота… брр…
Не владея более собой, Михаил Васильевич схватил рассказчика за грудь.
— Послушайте, да разве вы спускались в кратер с целью только испытать сильные ощущения? — закричал он.
— Успокойтесь, профессор, — со смехом отвечал ему инженер, — и будьте довольны. Нельзя было надеяться найти ничего лучшего: вулканическая труба совершенно вертикальна, — на этот счёт не может быть никакого сомнения, так как я сам служил отвесом; далее, на глубине полутора тысяч метров ее диаметр сужается до десяти футов, — ровно та самая величина, какую нам нужно; наконец, дно ее лежит на мощной глыбе обсидиана.
— Но в таком случае кратер не имеет сообщения с внутренностью вулкана, с самым очагом подземного огня? — воскликнул Михаил Васильевич.
— Конечно, нет! Мы имеем дело с запертым вулканом.
— Как же так? Значит, мы не можем им воспользоваться?
— Напротив, именно это нам и нужно.
— Признаюсь, не понимаю… Объяснитесь!
— Извольте… При таком состоянии жерла мы имеем возможность работать в полной уверенности, что никакое частное извержение не уничтожит наших приспособлений, да и нас самих… А когда мы окончим работу, — стоит только взорвать скалу несколькими килограммами еленита, и дело в шляпе: проход для подземных газов будет открыт.
— При этом, кроме того, наша граната полетит не тогда, когда захочет Котопахи, а когда мы сами пожелаем, — вставил Гонтран.
— Совершенно верно, — подтвердил Сломка. — Итак теперь мы будем делать вот что: в то время как слесаря и механики займутся распаковкой всех частей прибора, плотники пусть построят подвесную платформу, на которой могло бы поместиться человек десять; эту платформу мы будем спускать на дно кратера, и каменщики, находясь на ней, будут выравнивать кирками и скобелями все шероховатости стенок жерла… Если вулканическая труба будет превращена в правильный цилиндр на протяжении метров трехсот, начиная от основания, то этого будет достаточно.