Выслушав Сломку, старый ученый повернулся к Гонтрану.
— Ну, а ваше мнение, граф? — спросил он жениха своей дочери.
— Я вполне разделяю взгляды Вячеслава, — с важностью отвечал ех-дипломат.
С этого дня в недрах вулкана закипела неустанная работа. Кратер Котопахи превратился в настоящий муравейник; его гробовая тишина сменилась беспрестанным стуком кирок и визгом скобелей, а беспросветный мрак там и сям прорезали яркие лучи электрических ламп. В то же время другие рабочие не дремали снаружи, распаковывая и собирая все части вагона-гранаты.
За шесть дней граната была совершенно готова, а каменная труба так хорошо округлена, что не оставалось желать в этом отношении ничего лучшего. Покончив с этой важной работой, Сломка исследовал толщину каменного пласта, служившего дном кратера. Он оказался не толще 40–50 футов, — пустяки для нескольких килограммов еленита.
Получив эти результаты, молодой инженер пробуравил в нескольких местах обсидиановую глыбу на пятнадцать футов в глубину и заложил в скважинах заряды, которые могли бы разорвать на части двенадцать метров камня. От каждого заряда шли две медные, покрытые гуттаперчей проволоки, соединённые с аппаратом Брегета, — эти проволоки должны были служить проводниками для электрической искры, которая вызовет взрыв.
ГЛАВА XXI
Однажды вечером, когда герои нашего романа ужинали в палатке, служившей столовою, между Джонатаном Фаренгейтом и Гонтраном Фламмарионом завязался горячий спор.
В этот день, первый раз после приезда, американец согласился сопровождать графа на дно кратера; но удушливая жара, царившая в гигантской трубе, заставила его тотчас же подняться обратно. Это привело янки в такое скверное настроение духа, что он только ждал повода сорвать на ком-нибудь свое раздражение.
— Что с вами, мистер Фаренгейт? — спросил Сломка, заметив нахмуренное лицо американца.
— Что со мной? Что со мной?.. — запальчиво закричал Фаренгейт. — А то, что я считаю ваше предприятие шарлатанством.
Услышав эти слова, Михаил Васильевич покраснел от гнева.
— Объяснитесь пожалуйста, что вы хотите сказать этим выражением, милостивый государь? — сердито произнес он.
— Я думаю, что мысль взорвать гранитную громаду в пятьдесят футов толщиною может прийти в голову только сумасшедшему… Вы считаете это пустяки, пятьдесят футов?
— Да, это пустяки для еленита.
— Ну, пусть так!.. допустим, что глыба обсидиана превращена в обломки… Чему же она даст проход? — Ничему… Слышите ли вы? — Ничему… Ваш испанский иезуит — пустомеля, а его предсказания — вздор… Ваш Котопахи более не вулкан, как и его собрат Чимборасо, — а обыкновенная гора.
Старый ученый встал. Сломка и граф последовали его примеру.
— И это вы, мистер Фаренгейт, — воскликнул Гонтран, — вы, американец, позволяете себе клеветать на американский вулкан?
— Для меня Америка — только Соединённые Штаты… Остальное меня не касается.
— Котопахи не вулкан? — в свою очередь воскликнул Михаил Васильевич, сильно задетый словами янки. — Но это самая ужасная огнедышащая гора в целом свете… Вы говорите, что он потух? Но вы помните страшное извержение 15 февраля 1843 года, поглотившее столько жертв?
Фаренгейт кивнул головой.
— Притом извержение 1843 года, — продолжал старый ученный, воодушевляясь, — еще не из самых ужасных: в 1698 году от действия подземных сил Котопахи раскололась скала и тысячу футов; в 1738 году…
— Эх, перейдемте прямо к делу, дорогой профессор, — пробовал было остановить своего собеседника американец; но удержать старого ученого, раз он сел на своего любимого конька, было делом нелёгким.
— …В 1738 году газовые вулканы Турбако, которые мы видели, поднимаясь сюда, усилили свою деятельность и вызвали страшные потрясения…
— Ради Бога…
— В 1744 году, — не слушая, продолжал старый ученый, — Котопахи был причиною целого наводнения. История не знает в своих летописях другого подобного явления: в одну ночь вечные снега, покрывавшие вершину вулкана, растаяли и образовали бурный поток, смывший с лица земли весь город Такунга… Но это еще не всё!
Джонатан Фаренгейт, оставив напрасные попытки удержать красноречие Михаила Васильевича, наконец философски подчинился своей участи и принялся ожесточенно дымить сигарой.
— В 1758 году произошло новое извержение Котопахи, настолько сильное, что в Гваякиле, более чем за двести километров, был слышен день и ночь шум вулкана, напоминавший гул артиллерийских залпов… В 1768 году было ещё лучше: рев Котопахи был слышан в Гонде, почти за 900 километров… Но все это пустяки сравнительно с извержением вулкана в начале нынешнего столетия. В 1808 году пламя вулкана поднималось вверх более километра над кратером, озаряя всю страну на далекое расстояние блеском пожара; громадные камни, целые скалы летели из жерла с начальною скоростью в 2.800, даже в 8.000 метров… И этого-то огнедышащего великана вы считаете потухшим только потому, что он молчал последние тридцать лет? Но разве эта почва ничего не говорит вам? Разве вы не заметили быстрого таяния снегов? Не чувствуете увеличивающегося жара? Разве вы не слышите наконец признаков волнения в недрах земли?
— А мой сейсмограф! — вмешался Гонтран, — разве вы считаете его за картонную игрушку? Полноте, мистер Фаренгейт, предсказанное извержение непременно будет, а в случае надобности мы его ускорим, мы его сами вызовем… Тогда увидите, что почва, которую мы теперь топчем, заключает в себе достаточно паров и газов, чтобы бросить нашу гранату на триста тысяч километров в пространство!.. Наконец, — прибавил граф не без иронии, — если вы не доверяете нашему предприятию, то еще не поздно отказаться от путешествия в неведомые миры.
Фаренгейт гордо выпрямился.
— Американец, сэр, никогда не отказывается от своего слова, — сухо заметил он, — я сказал, что поеду с вами, и поеду, хотя бы даже был уверен, что упаду и разобьюсь вдребезги…
Так окончился этот спор, имевший своим результатом еще более сильное скрепление уз, соединявших наших героев.
На следующий день на дно кратера стали опускать стальные ящики, предназначенные для сжатого воздуха. Одновременно с тем сборка частей вагона-гранаты настолько подвинулась, что оставалось лишь установить его на место.
Ящики для сжатого воздуха были расположены так, что между гранитным слоем и дном нижнего ящика оставалось пространство в пятьдесят футов. Они поддерживались над этим пространством при помощи укрепленных в стене чугунных консолей. Далее, около стен нижней части трубы были установлены четыре высоких колонны, назначение которых было направлять ядро в начале полета.
Когда все это было готово, вагон-граната был спущен в жерло кратера с помощью огромного крана, заменившего собою первоначальный вал, и поставлен на ящиках. Это было выполнено 22 марта. В тот же день восемь человек принялись работать у помп, накачивая воздух в стальные резервуары, а прочие начали наполнять внутренность вагона необходимыми для путешествия вещами.
Наконец 24 марта всё было закончено. Двадцати четырёхдневной работы сорока пяти человек оказалось вполне достаточно, чтобы превратить жерло вулкана в гигантскую пушку и зарядить ее необыкновенным снарядом.
Вечером Михаил Васильевич устроил для всех рабочих прощальный ужин. За десертом он встал и взволнованным голосом произнёс краткую речь.
— Друзья мои, — начал старый ученый, — вспомните о наших условиях: я обещал вознаградить каждого из вас по заслугам в тот день, когда работа будет полностью закончена. Сегодня, этот день настал. Благодарю вас за усердие и преданность, которые вы выказали по отношению ко мне. Судно, которое привезло нас сюда, ждет вас в Аспинвале, чтобы доставить обратно на берега Франции. Уезжайте же отсюда, уезжайте немедля, так как вулкан завтра же начнет изрыгать подземное пламя, и никогда не было и не будет извержения ужаснее, чем предстоящее…
При этих словах глухой ропот пробежал по рядам рабочих. Каждому послышался уже гул в недрах земли, словно старый исполин пробуждался от долгого сна, негодуя на дерзких нарушителей своего покоя.
Окончив прощальную речь, Михаил Васильевич поднял свой бокал, и все чокнулись за успех экспедиции.
Через час после того расплата была окончена, и рабочие удалились с вулкана, довольные щедрым вознаграждением. Осипов, его дочь и три спутника готовились одни провести ночь.
— Дорогой папочка, — спросила девушка, ложась спать, — а когда мы полетим?
— Завтра, 25 марта, дитя моё, в шесть часов десять минут вечера.
— Но разве ты уверен, что извержение последует как раз в этот момент?
— Милая моя, извержение последует тогда, когда я захочу.
— Как же это?
— Просто при помощи того автоматического взрывателя Брегета, который помощник мастера унёс с собой.
— А! — тихо прошептала Леночка. Она не сказала более ни слова, но легко было прочесть по ее лицу, что ответ отца был для девушки далеко не понятен.
— Ты, кажется, не поняла? — спросил Михаил Васильевич.
— По правде сказать, папочка…
— Это очень просто: на высоте двух тысяч метров отсюда, в недрах горы, мы нашли большую природную пещеру. В это-то убежище помощник мастера поместит индукционный аппарат, соединенный с часовым механизмом: в назначенное время аппарат произведет электрический ток, который, посредством проводящей проволоки, достигнет зарядов еленита, заложенных в обсидиане, и взорвет их.
После нескольких минут молчания Леночка еще раз спросила:
— А сколько времени, папочка, продолжится наше путешествие?
— Около сотни часов, я рассчитываю достигнуть Луны 29 марта, в момент ее полнолуния… Мы не можем выбрать более благоприятное время.