Инженер сделал кислую гримасу. Однако Гонтран схватил его за руку и притащил к одному из окон.
— Ну, — проговорил он, — расскажи мне что-нибудь про эти созвездия…
— Прежде всего, — докторальным тоном начал Сломка, — этих созвездий на самом деле не существует: лишь положение земли в межпланетном пространстве обусловливают их кажущееся существование, в действительности же отдельные звезды, видимые для нас в составе известных созвездий, принадлежат совершенно различным системам и нередко удалены одна от другой на неизмеримые расстояния. Если бы мы перенеслись с Земли на другую планету, вид звездного неба был бы там совсем иной, вследствие перемещения нашей точки зрения. Словом, созвездия созданы перспективой. Кроме того, каждая из этих звезд, кажущихся нам неподвижными, на самом деле движется, притом весьма быстро…
— Таким образом веков через пятьсот… — вмешался Гонтран.
— Вид неба с земли будет совершенно другой. — Инженер смолк на минуту. — Всё меняется, все преобразовывается в природе, — начал он потом задумчивым голосом. — Благодаря этому беспрерывному движению, которое и есть жизнь, — смерть никогда не будет царствовать во вселенной.
Затем Сломка думал продолжать свои объяснения, как Гонтран, положив ему руку на плечо, сказал полушутя, полусерьезно:
— Друг мой, ты был бы плохим профессором, так как, вместо самых простых вещей, прямо начал с глубоких мудрствований… расскажи лучше о чем-нибудь попроще, — ну, хоть о Луне…
В это время в вагоне раздалось громкое зевание: то Джонатан Фаренгейт проявлял свою непреодолимую охоту спать. Почти тотчас же, — ничто так не заразительно, как сон, — и оба приятеля почувствовали сильное желание растянуться в своих гамаках.
— Господа, — сказала Елена, бросив взгляд на стенные часы, — уже одиннадцать! Время, пожалуй, нам и отдохнуть. Спокойной ночи!
Молодая девушка с милою улыбкой протянула руку своим спутникам и взошла наверх. Через пять минут после ее ухода лампы были потушены, и наши друзья, закутавшись в одеяла, храпели на весь вагон…
Яркий свет, бивший в лицо Гонтрану, заставил его на следующий день проснуться рано утром.
— Чёрт возьми, уже и день настал! — проговорил он и, усевшись на краю гамака, начал протирать опухшие от сна глаза.
Вслед за графом проснулись оба его компаньона.
— Далеко ли мы от Земли? — спросил инженера американец. Сломка посмотрел на часы.
— Уже шесть! Вероятно, за истекшие полсуток мы пролетели немало, — ответил он.
— Но сколько именно? — осведомился Гонтран.
— Сколько?.. Чтобы точно ответить на этот вопрос, мне бы следовало сделать одно довольно простое, в сущности, вычисление… Но ведь, все равно, ты не поймешь.
— Очень возможно, — согласился граф, — так как голова у меня словно налита свинцом… Неужели я болен? — с беспокойством добавил он. — Но нет: это, наверно, от перемены воздуха.
Сломка энергично хлопнул себя по лбу.
— У меня также какой-то шум в ушах… Но ты открыл мне глаза на причину недомогания: мы больны, только не от перемены воздуха, а как раз наоборот, — нужно скорее очистить воздух вагона, испорченный нашим дыханием, от излишка углекислоты.
— Как же это?
— Очень просто. Сломка вытащил из шкафа склянку с прозрачными, бесцветными кристаллами и положил их в плоские блюдца, которые расставил на полу. Затем он открыл кран от резервуара с чистым кислородом.
Через пять минут кристаллы, которые были ничто иное, как едкий кали, впитали в себя всю углекислоту и превратились в белый непрозрачный порошок обыкновенного поташа. Тогда инженер поднял блюдца и поставил их на место, закрыв потом и кислородный кран.
— Ну, что? — спросил он своих спутников. — Теперь лучше?
— Дышится, как на берегу моря, — отвечал Гонтран.
— Можно подумать, что находишься в долинах Фар-Веста, — добавил в свою очередь Фаренгейт.
Оба бодро вскочили со своих гамаков и уже кончали их уборку, как подъемная дверь верхнего этажа отворилась, и в ней показалось улыбающееся лицо Михаила Васильевича.
— Господа, — весело обратился он, — завтрак готов: чашка арроурута[7]… Утром ничего не может быть лучше.
Действительно, вслед за ним спускалась Елена, неся поднос с пятью дымящимися чашками. С помощью Гонтрана молодая девушка быстро накрыла на стол.
— Ура, мисс Елена! — закричал Фаренгейт, — ни одна хозяйка Соединенных Штатов не могла бы приготовить лучшего арроурута!
Михаил Васильевич, в несколько глотков осушив свою чашку и наскоро прожевав гренки, встал и поднялся в свою обсерваторию.
Окончив завтрак, Гонтран зевнул во весь рот и спросил:
— Ну, что же мы теперь будем делать? Ужасная скука!..
— Если хочешь иметь занятие, то в этом недостатка не будет, — заметил его приятель.
— Охотно!.. Что надо делать? — Помочь мне вести дневник нашего путешествия: определять скорость вагона, показания инструментов, положение светил…
Молодой человек с сомнением покачал головой.
— Если ничего лучшего не можешь предложить, то я тебе не помощник.
Затем, обращаясь и Елене, граф спросил:
— А вам, m-lle, не могу ли я быть чем-нибудь полезен?
— Не думаю, — отвечала молодая девушка, — мое дело для вас совершено незнакомо.
С этими словами Леночка вынула из шкафа какую-то книгу и уселась на диван.
— Что это за книга? — спросил Гонтран, — если это не секрет…
— О, нисколько! — отвечала, улыбаясь, его собеседница, — это поварская книга: я хочу ее изучить, чтобы иметь возможность из наличной провизии готовить вам более разнообразные блюда.
Раздосадованный граф наклонился и, отойдя от девушки, предложил свои услуги американцу.
— О, я буду очень рад, если вы поможете мне свести запущенные счета…
Гонтран сделал недовольную гримасу.
— Ну, нет, благодарю вас, — проговорил он и, растянувшись на диване, стал с нетерпением ожидать, когда подадут кофе.
Выпив кофе, каждый из пассажиров вагона вернулся к своим занятиям. Что касается несчастного графа, то он примостился у окна и целый день наблюдал небесное пространство, заинтересованный происходившими в нем явлениями: то либо бороздили болиды, быстро летя от одной планеты к другой; то комета пробегала, как огненный змей, задевая своим хвостом звезды…
ГЛАВА ХХVI
Путешествие на Луну совершалось вполне благополучно. Скорость вагона-гранаты не оставляла желать ничего лучшего. К концу вторых суток пути пройденная дорога равнялась 168 тысячам километров, и старый ученый надеялся через сорок часов достигнуть пояса равновесия, отстоящего от земли на 78.500 миль.
Все пассажиры вагона с увлечением занимались каждый своим делом. Даже Гонтран бросил своё far niente и нашел себе занятие, поглотившее все его внимание: он наблюдал постепенное уменьшение земного полумесяца, утопавшего в солнечных лучах, и непрерывное увеличение Луны, которая словно громадный рефлектор, повешенный в воздухе, стояла на зените. При помощи зрительной трубы, данной ему Михаилом Васильевичем, молодой человек в подробности изучал поверхность земного спутника, залитую слабым пепельным светом. Ему отлично были видны темные пятна морей и блестящие точки, которые граф не замедлил определить, как извержения лунных вулканов…
Был уже четвертый день путешествия. Вагон-граната пролетел более шестидесяти тысяч миль, как вдруг одно происшествие глубоко взволновало всех его пассажиров.
Это случилось утром. Выпив обычную чашку арроурута, Гонтран поднялся наверх, в лабораторию, чтобы взглянуть на Луну в большой телескоп Михаила Васильевича.
Не прошло и пяти минут после ухода графа, как остававшиеся внизу остальные путешественники услышали его громкий крик. Беспокоясь за своего приятеля, Сломка мигом кинулся по лестнице.
— Что такое случилось? — спросил он, входя в лабораторию.
— Друг мой, я… я открыл спутника Луны!
Взрыв хохота был ответом на заявление Гонтрана.
— Чему же ты смеёшься? — обиженно произнёс молодой дипломат.
— Ты с ума сходишь…
— Ну, уж это скорее можно сказать про тебя.
— Почему же?
— У Луны нет спутников.
— Но я…
— Говори потише: беда, если тебя услышит Михаил Васильевич!..
Гонтран встал и, передавая телескоп приятелю, произнес:
— Смотри сам в таком случае…
Пожав плечами, инженер занял место друга, но едва он приставил глаз к окуляру трубы, как недоверчивая улыбка сбежала с его лица, сменившись выражением величайшего удивления.
— Совершенно верно! — прошептал он. Затем, оставив телескоп, Сломка наклонился над лестницей и закричал:
— Профессор, зайдите-ка сюда на минутку!
Старый учёный живо взбежал по ступенькам.
— Что угодно? — спросил он.
— Гонтран заметил в пространстве какое-то странное тело, — я не смею назвать его планетою, — тело, которое как-будто вращается около Луны…
Михаил Васильевич более не слушал. Он присел к окуляру и в свою очередь принялся смотреть. Долго наблюдал он, молча, странный феномен, наконец встал, быстро обернулся и заключил графа в свои объятия.
— Дорогой мой Гонтран… сын мой… вы гениальный человек!
И слезы радости покатились по щекам старика.
— Вам принадлежит честь открытия нового астероида, новой маленькой планеты, — сказал он, снова обнимая Гонтрана. — Я даю этой планете имя планеты Фламмариона…
Сломка подпрыгнул от удивления и побежал вниз.
— M-lle Елена, Гонтран открыл новую планету! — громогласно заявил он. Леночка широко раскрыла глаза.
— Каким же это образом? — спросила молодая девушка.
— Я смотрел в телескоп… — краснея, произнёс Гонтран, спустившийся вслед за приятелем вниз… — и больше ничего…