Теперь все изменилось. Мимо меня пробегали, не обращая внимания. Все были заняты делом. Дом! Пришел дом!
Между буксирами и берегом сновали шлюпки. Около плавающего дома их все время толпилось штук пять.
Готовилось что-то серьезное.
Всем было не до меня.
Все повторяли слово «якорь».
— Как с якорем?
— Якорь обещали к обеду.
— Не видно якоря?
— Еще нет.
— А блины для якоря?
КАКИЕ ЕЩЕ БЛИНЫ?
— Якорь… Якорь… Якорь…
Я не выдержал.
— Ну, как там с якорем? — небрежно спросил я одного водолаза; тот сидел на корточках и тряпкой с вазелином протирал пружинки от акваланга.
— А?
— Я говорю: как якорь, ничего?
— Не видел, — сказал аквалангист. — Его никто еще не видел. Сегодня должны привезти.
В это время из-за скалы выполз еще один буксирный катер. Он вел за собой понтон. На понтоне один на другом лежали рыжие чугунные блины. Каждый толщиной в четверть метра. Целый столб.
Под их тяжестью понтон едва не тонул.
Катер подтащил понтон к крану…
И вдруг я увидел, что из-за палатки вышел Марлен. Он был с кудрявым человеком в шортах.
— Марлен! — закричал я и кинулся к ним. — Наконец-то!
Марлен остановился и задумчиво посмотрел на меня.
— А, это ты? — сказал он. — Как якорь?
Я разозлился. Мы не виделись два года. Нашел о чем спрашивать!
— Утонул твой якорь.
Марлен посмотрел на бухту.
— Нет, вижу, он здесь… Знакомься, это дрессировщик дельфина. Будет готовить животное.
Человек в шортах протянул мне руку:
— Рощин-второй!
Я сунул ему в ладонь два пальца.
РОЩИН-ВТОРОЙ… А ГДЕ ЖЕ ПЕРВЫЙ?
Буксиры сгрудились в центре бухты.
Кран опустил крюк и подцепил им чугунные блины.
— Придумали же якорь! — сказал Марлен. — Тонн двадцать в нем.
Он принес бинокль.
Кран начал медленно опускать якорь в воду.
Марлен передал бинокль мне.
Якорь был в воде уже до половины. Вот он скрылся…
С понтона поползла в воду цепь. Она ползла медленно, как змея, поблескивая и извиваясь.
Шевельнулся дом. Он качнулся, отошел от буксира и, вращаясь, поплыл к тому месту, где утонул якорь. Там он покружил, выпрямился и стал.
Теперь он стоял, как скрытая до половины в воде сторожевая башня. Круговой поручень опоясывал ее верхушку. Над башней развевался красный флажок.
— Дом стоит. Магнитофоны для записи рыб прибыли, — сказал вечером Павлов. — Все есть, нет только дельфина.
На следующий день появился и дельфин.
Его тоже доставил буксирный катер. Теперь вся Голубая бухта была забита судами.
Дельфина привезли в клетке. Вернее, притащили. Клетка плавала, привязанная к четырем резиновым, надутым до блеска баллонам. Дно ее было под водой, крыша чуть поднималась и была в воздухе.
Когда катер подошел к берегу, Марлен сразу же начал шуметь.
— Эй, на катере! — крикнул он старшине. — Как привязали клетку? Вы что, не понимаете? Зверя утопите. Ему дышать надо.
ДЕЛЬФИН — ЭТО МАЛЕНЬКИЙ КИТ. ЕМУ НУЖЕН ВОЗДУХ.
— Где сопровождающее лицо?
— Лицо укачалось. Спит, — мрачно ответил старшина. — Разбудить?
— Будите!
На палубу вышел, покачиваясь, желто-зеленый человек в дамской кофте.
— Вы из дельфинария? — спросил Марлен. — Сопровождающий?
Человек кивнул.
— Вы знаете, что ваш дельфин чуть не утонул?
Человек заморгал глазами и положил руку на живот.
Видно, его здорово укачало.
— Н-нет.
Марлен посмотрел на него свирепым взглядом.
— Почему вы в дамской кофте? — спросил он. — Как зовут вашего дельфина? Чем вы думаете его кормить?
— Саша.
Это было все, что смог сказать человек. Он положил на живот вторую руку и полез назад в каюту.
— Где он ухитрился укачаться? — возмутился Марлен. — На море ведь штиль.
— Дамская кофта? — сказал, подумав, старшина. — Его жена провожала. Она была в мужском пиджаке. Перепутали, видно. Не шумите. Дельфина звать Саша. Кормить его надо рыбой. Он мороженую ест.
Старшина объяснил это и пошел на корму — проследить, чтобы клетку побыстрее вели к берегу.
Тогда из каюты снова высунулся желто-зеленый. В руке он держал бумажку.
— Распишитесь в получении, — хмуро сказал он. — А то мне не отчитаться. Зверь — он знаете сколько стоит! Вот тут и тут… Два раза.
Он глотнул слюну и, взяв у Марлена бумажку, исчез.
Как-то я спросил Марлена:
— Что же ты собираешься записывать?
Он не ответил, отвел меня в палатку и достал из чемодана кассету с тонкой магнитофонной лентой.
— Вот. Один человек привез, — сказал Марлен. — Из полярной экспедиции.
Он включил магнитофон.
Под низкими сводами палатки послышались удивительные звуки.
Сначала звенели колокольчики. Они звенели тихо и мелодично: тень-тень!..
Потом послышался шорох и скрип, как будто волокут по полу мешок с битым стеклом. Потом опять: тень-тень!..
Затем магнитофон замолчал. Началась новая запись. Кто-то чирикал и посвистывал. Весело так: «Свись-свись!» Помолчит, послушает себя и опять: «Свись-свись!» Похоже на канарейку, только резче и солиднее. Сперва один голос, потом второй. Первый: «Свись!» А второй ему отвечает: «Свись-свись!»
МОЖЕТ БЫТЬ, ПИНГВИНЫ?
Третья запись была совсем непонятная.
Кто-то скрипел.
Сначала он молчал, потом как заскрипит: «Згрр-ррр-ррр… рр… р…» Поскрипел и снова замолчал. И вдруг как забормочет: «Бла-бла-бла!..» Сперва один голос, потом несколько. Галдят, как на базаре.
— Что это? — спросил я, когда запись кончилась.
— Отгадай.
— Первая запись — битое стекло, — сказал я. — Вторая — пингвины. Третья — восточный базар. Угадал?
Марлен заулыбался:
— И не гадай. Все записи сделаны под водой. Первая — торошение льда. Льдина наползает на льдину. Звенит лед. Вторая — запись голосов белух, полярных китов. После этой записи их прозвали морскими канарейками. А третья — сам не знаю кто. Охотится кто-то из подводных хищников. Может быть, кашалот, может быть, дельфин. Скрип — это сигнал, с помощью которого он обнаруживает добычу. Поскрипел и замолчал: слушает, с какой стороны придет эхо. А вот кто там бормотал — и вовсе тайна. Эти существа назвали морскими болтунами. Звуки записывают, а кто их издает, не знают. Вот почему мы будем записывать рыб в вольере. Там, по крайней мере, видно.
— Морские болтуны! — сказал я. — Не киты?
Марлен пожал плечами.
— Думаю проверить еще одно интересное сообщение, — сказал он. — Утверждают, что испуганная или гибнущая рыба в момент опасности издает крик. Конечно, не слышный для нашего уха. Этот крик слышат ее товарки. Для них это сигнал: берегись — хищник!
— Да, вот тебе и мир безмолвия!
Марлен кивнул.
— А наш дельфин? — спросил я.
— Что дельфин?
— Его ты записывать будешь?
— Если хватит времени… Думаю на будущий год устроить акустический полигон. Два гидрофона и телевизионная камера. Сижу на берегу, записываю звуки и вижу, кто их издает. Мечта!.. Ты к дельфину ходишь?
— Еще бы!
Каждое утро я ходил к дельфину.
Около берега был отгорожен сетью кусок бухты. Туда поставили клетку.
Я приходил, усаживался на берегу и смотрел, что делает Саша.
Обычно он неторопливо плавал взад-вперед. Доплывет до стенки, повернется и, не всплывая, поплывет обратно. По пути вынырнет, раскроет дыхало — пых! — вырвался вверх белый фонтанчик брызг. Дыхало захлопнулось, дельфин — дальше.
Иногда Саша начинал плавать кругами. Тогда он набирал скорость и, как серая молния, мчался вдоль загородки. Он доплывал до угла, делал еле заметное движение хвостом и, описав дугу, опять летел вдоль сети. При этом он кренился, как самолет.
Когда ему надоедало носиться, он подплывал к берегу и внимательно смотрел из-под воды на меня, на палатки, на горы. Поперек Сашиной морды тянулся белый шрам.
Дельфин смотрел на меня и усмехался.
В руках у меня был альбом. Толстым угольным карандашом я пытался нарисовать его усмешку.
Приходил дрессировщик.
— Рощин-второй! — каждый раз называл он себя и протягивал мне руку.
— Почему второй? — не выдержал наконец я.
— Рощин-первый был мой отец. Он работал с морскими свинками. От отца я унаследовал страсть к морским животным.
…В детстве мы с сестрой Зиной держали дома двух спинок. Они были чуть побольше крыс, пятнистые и прожорливые, все время ели, шевеля розовыми плюшевыми носами и едва слышно похрюкивая.
ИНТЕРЕСНО, ЧТО МОГУТ ДЕЛАТЬ МОРСКИЕ СВИНКИ В ЦИРКЕ?
НЕ МОГУТ ЖЕ ОНИ ПРЫГАТЬ ЧЕРЕЗ ОБРУЧ!
— Какая у вас программа дрессировки?
— Большая. В задании, которое я получил от Павлова, написано: научить дельфина доставлять в подводный дом письма и газеты, научить приносить работающему под водой человеку инструменты, научить отыскивать заблудившихся под водой аквалангистов.
— Ого!
Я с уважением посмотрел на Рощина.
ВОТ ТЕБЕ И ВТОРОЙ!
Каждый день Рощин с дельфином начинали с разучивания прыжка.
— С азов! С азов! — говорил Рощин, надевал резиновые сапоги, вешал через плечо сумку с мороженой рыбой и, войдя в загородку, стучал ладонью по воде.
Саша подплывал к нему и, высунув из воды голубую морду, ждал.
Рощин хлопал его по макушке, доставал из сумки рыбешку и протягивал ее Саше. Дельфин глотал рыбу и начинал щелкать челюстями.
— Еще? Нет, нет. Сначала работать.
Рощин доставал из кармана милицейский свисток. Услыхав трель, Саша от восторга переворачивался и начинал носиться вдоль загородки.
Тогда Рощин брал палку и, подняв ее над водой, ждал. Он ждал, когда Саша наконец подплывет и прыгнет через нее.
Я никогда не видел, как дрессируют животных. Я сидел на берегу, смотрел на Рощина и удивлялся.