Кто примет тайно каплю эликсира,
Того навеки страх земной покинет.
Когда святые книги ты получишь,
Где заклинаний смысл глубок и сложен,
Ты вникни в них, познай, как можно лучше, —
И сам тогда владеть их силой сможешь.
Сиди под отраженными лучами,
Чтоб сердце было в благостном покое,
Чтоб страсти ненасытные молчали,
Чтоб душу не терзало все мирское, —
И чувств шести утраченные силы
Проснутся заново в окрепшем стане.
И тот, кто старцем дряхлым был и хилым,
По воле неба снова юным станет.
И если за три года ты не выдашь
Ни разу тайны волшебства великой,
То к святости широкий путь увидишь
И будешь приобщен к бессмертных лику.
Я триста лет скитался неустанно
По островам и странам отдаленным,
И за бескрайней далью океана
На край земли взирал я изумленно.
И все же не был на небе девятом, —
Хотя на дно морское опустился,
Там, в глубине пучин драконом спрятан,
Волшебный посох с обручем хранился.
Я драгоценность дивную похитил
И на Горе цветов и плодов зажил,
Как оборотней признанный правитель,
Нечистых духов окруженный стражей.
Призвал меня Нефритовый владыка,
Был Мудрецом я, равным небу, назван,
Но на небе разбушевался дико —
И совершил поступок безобразный.
Не мог я званьем удовлетвориться,
Мала казалась мне небес награда,
И у самой Ван-му – небес царицы —
Украл святые персики из сада.
Я окружен стотысячным был войском,
Никто сквозь строй, казалось, не пробьется
Но в поединке трудном и геройском
Поверг на землю князя-полководца,
И Ночжа ожидала та же участь,
И отражен был стойкий в обороне
Сошедший с неба праведник могучий,
В искусстве превращений изощренный.
Нефритовый владыка, бодисатва
И Лао-цзюнь с небесного порога,
Увидев, как войска бегут обратно,
Смутились, охватила их тревога…
Пришлось вмешаться Лао-цзы, – иначе
Был и Эрлан бы мною обесславлен.
Тогда лишь только был я войском схвачен
И с ликованьем на небо доставлен.
Там во дворце воздвигли столб позорный,
К нему узлами тело привязали,
И палачи, орудуя проворно,
Меня с утра до вечера терзали:
Мечи вонзали, пиками кололи,
По сердцу молотком стучали медным, —
Как каменный, не ощущал я боли,
И оставалось рвенье их бесследным.
Тогда они позвали духов грома,
Чтоб разом в пепел превратили тело,
Но было заклинанье мне знакомо,
И туча молний мимо пролетела.
Тогда меня в жаровню посадили,
В очаг для выплавленья эликсира.
Усердно духи Лю и Дин следили,
Чтоб в нем огонь пылал неугасимо.
Когда же наконец я обнаружил,
Что иссякает палачей терпенье,
То в злобе лютой выскочил наружу,
Чтоб разгромить небесные владенья.
Размахивая посохом от гнева,
Я взад-вперед метался там, и скоро
Все тридцать три перетревожил неба,
Не повстречав достойного отпора.
И лишь святого Будды заклинанью
Я должен был с позором подчиниться,
Он гору взял своей могучей дланью
И опустил ко мне на поясницу…
Я пять веков под нею был придавлен
И думал, что навеки там останусь,
Но, к счастью для меня, совсем недавно
Пришел святой монах из царства Танов.
Путь к Истине для нас далек и труден, —
Ведь тайна в странах Запада хранится,
Но в храм Раскатов грома мы прибудем,
Чтоб перед Буддой золотым склониться;
Кого захочешь, на Земле спроси ты,
Тебе любой немедленно ответит,
Что я волшебник самый знаменитый
Из всех, какие есть на белом свете!168
– Так ты, оказывается, тот самый конюх из небесных чертогов, который учинил дебош на небе, – ехидно сказал волшебник.
А следует вам сказать, что Сунь У-кун не выносил, когда его называли конюхом, и потому пришел в бешенство.
– Ах ты, проклятое чудовище! – заорал он. – Ты выкрал рясу и, вместо того чтобы вернуть ее, еще оскорбляешь меня! Отведай же моего посоха!
Волшебнику удалось уклониться и избежать удара. С пикой в руках он ринулся навстречу противнику, и между ними завязался отчаянный бой.
Гром битвы оглашал пещерный свод…
Они сражались в ярости великой —
Один свой посох выставил вперед,
Другой вращал над головою пикой.
Вот первый – тело изогнул дугой,
Как белый тигр, терзающий добычу,
И не жалеет сил, чтобы другой
Признал его надменное величье.
А враг, как желтый сказочный дракон,
Что кольцами клубится в злобе рьяной,
Отбросил милосердия закон —
И в голову и в грудь наносит раны! ..
Дыханье двух борцов все горячей —
Сгустилось мглой и знойным ветром веет,
И мечется слепящий сноп лучей,
Он средь паров зловеще пламенеет.
Измучились борцы, но не склонясь,
Они удары множат с дикой силой…
За что же бьются и Мудрец и Князь?
Священная одежда их прельстила!169
Они схватывались уже раз десять, и все же нельзя было сказать, на чьей стороне перевес. Раскаленное солнце стояло в зените, когда Черный волшебник, защищаясь копьем, крикнул:
– Монах Сунь! Сделаем передышку! Я хочу подкрепиться! А потом продолжим!
– Ах ты, скотина мерзкая! – заорал в ответ Сунь У-кун. – А еще называешься удальцом! Хорош удалец! Сейчас только полдень, а ты есть захотел. Я больше пятисот лет был придавлен горой и все это время не пил и не ел. А за пятьсот лет можно было проголодаться! Нет, увильнуть тебе не удастся! Никуда ты не уйдешь! Верни рясу, тогда я отпущу тебя!
Однако Черный волшебник, притворившись, что собирается защищаться, быстро скрылся в пещере, затворив за собой каменные ворота. Нет надобности распространяться о том, как он собрал всех подвластных ему духов, распорядился об устройстве пира и написал приглашения всем духам и демонам – властителям гор с просьбой прибыть на торжество.
Как Сунь У-кун ни осаждал ворота, никто ему не открывал. Пришлось вернуться в монастырь. Монахи уже успели похоронить наставника и находились в его келье, прислуживая Сюань-цзану. Они приготовили ему завтрак, а в полдень подали обед. И вот, когда они сменяли блюда и подносили воду, появился Сунь У-кун, опустившийся прямо с воздуха. Монахи почтительно склонились перед ним и провели его в келью.
– А, Сунь У-кун! Вернулся! – обрадовался, увидев его Сюань-цзан. – Ну, что с рясой?
– Да все как будто в порядке, – отвечал Сунь У-кун. – Зря я обидел монахов. Оказывается, украл рясу волшебник с горы Черного ветра. Я незаметно подкрался к нему: он сидел на лужайке на склоне горы и беседовал с каким-то ученым и даосом. Волшебник оказался недостаточно осторожным. Он рассказал, что послезавтра у него день рождения и он приглашает к себе всех духов. Кроме того, он сообщил, что ночью ему удалось достать одеяние Будды и в день своего рождения он устроит пир, который назовет «Пиром в честь одеяния Будды». Ну, тут я бросился на волшебника и пустил в ход свой посох. Однако волшебник превратился в ветер и скрылся. Исчез также и даос. Мне удалось только убить ученого-оборотня, который оказался белой пятнистой змеей. После этого я помчался к пещере Черного волшебника и вызвал его на бой. Он признался в том, что взял рясу. Мы бились с ним полдня, однако никто из нас не вышел победителем. Потом волшебник сказал, что проголодался, скрылся в пещере, запер каменные ворота и больше не показывался. Я вернулся лишь для того, чтобы посмотреть, как вы себя чувствуете, и сообщить обо всем. Самым главным было узнать, где находится ряса. А хочет он ее вернуть или нет, меня нисколько не беспокоит.
Монахи, кто благоговейно сложа руки и низко кланяясь, кто отбивая поклоны, в один голос причитали:
– О милостивый, святой Амитофо ! Если мы сегодня узнаем, где находится ряса, наша жизнь вне опасности.
– Погодите радоваться, – сказал Сунь У-кун. – Рясу я пока не отобрал, а учитель еще от вас не уехал. Вот когда у меня в руках будет ряса, а вы достойным образом проводите учителя, тогда можете считать, что все в порядке. Смотрите не допускайте даже малейшей небрежности, раздражать меня нельзя! Ну а сейчас у вас, может быть, найдется хороший чай для моего учителя и корм для нашего коня?
– Есть, как же ! Конечно, есть! – с готовностью ответили монахи. – Мы со всяческим усердием рады служить учителю.
– Пока тебя не было, – сказал Сюань-цзан, – меня три раза поили чаем и два раза кормили. Они очень внимательны ко мне. А сейчас отправляйся и постарайся поскорее принести рясу.
– Не спешите, учитель, – отвечал Сунь У-кун. – Теперь нам известно, где она находится, и дело лишь за тем, чтобы поймать этого мерзавца и отобрать у него вашу драгоценность. А это я сделаю, не сомневайтесь.
Пока они разговаривали, смотритель верхних зданий приготовил еду и пригласил Сунь У-куна поесть. Подкрепившись, Сунь У-кун снова взобрался на облако и отправился на гору Черного ветра. По пути ему повстречался оборотень, который шел по главному пути и нес под мышкой цветной деревянный ящичек, сделанный из грушевого дерева. Сунь У-кун сразу же догадался, что в ящичке лежат пригласительные карточки. Тогда он поднял свой посох и опустил его на голову оборотня. Но, к несчастью, он не рассчитал удара, и от волшебника осталась одна лепешка. Сунь У-кун оттащил его в сторону, взял ящичек, раскрыл его и увидел, что там действительно лежит пригласительная карточка, на которой было написано:
«Я, Черный волшебник, земно кланяюсь и почтительно обращаюсь к вам, почтенный старец Цзинь-чи. В прошлом вы неоднократно оказывали мне милость, за что я вам глубоко признателен. Ночью я был свидетелем пожара, но не мог оказать вам помощи. Надеюсь, что вы остались невредимы. Мне случайно удалось приобрести рясу Будды, и я собираюсь устроить пир, на который почтительно приглашаю вас. Выражаю надежду, что вы прибудете со своей свитой. Примите мое уважение. Приглашение посылаю за два дня до торжества».