– Святой отец, возьмите заодно и эту плетку.
– Я очень благодарен вам за внимание и любезность, – отвечал Сюань-цзан и только было собрался спросить о чем-то старца, как тот исчез.
Сюань-цзан оглянулся на храм, но увидел лишь ровное место. В этот момент с высоты вдруг раздался голос:
– Святой отец! Простите, что не был достаточно учтив с вами. Я – местный дух Лоцзяшань и по поручению бодисатвы доставил вам сбрую для коня. Всеми силами стремитесь на Запад и не теряйте попусту времени.
Перепуганный Сюань-цзан от неожиданности свалился с коня и, простирая руки к небу, стал отбивать поклоны.
– Прости меня, божественный дух, за то, что своими грешными глазами я не распознал твою божественную сущность. Передай от меня глубокую благодарность бодисатве за ее великие к нам милости!
Он без конца продолжал отвешивать поклоны, устремив взор в небо. А на обочине дороги Великий Мудрец Сунь У-кун так и покатывался со смеху. Затем, подойдя к Танскому монаху и схватив его за рукав, он сказал:
– Учитель! Да вставайте же! Он уже сейчас далеко, не слышит ваших молитв и не видит ваших поклонов. Зачем же зря стараться?
– Почему, скажи, когда я совершал поклоны, ты не только не последовал моему примеру, но еще позволил себе насмехаться надо мной? Разве можно так?
– Да что вы понимаете? – рассердился Сунь У-кун. – Этого стервеца следовало бы вздуть хорошенько; лишь ради бодисатвы я не тронул его, пусть этим будет доволен. Чтобы я ему кланялся, пусть и думать об этом не смеет. Я с юных лет был истинным удальцом и никогда не снисходил до того, чтобы кланяться кому-то. Даже при встрече с Нефритовым императором и Лао-цзюнем я ограничился только одним приветствием.
– Ты недостоин звания человека! – возмущенно сказал Сюань-цзан. – И не болтай зря! Вставай скорее, нам нельзя мешкать!
И, собрав свои пожитки, путники двинулись дальше.
Целых два месяца они шли спокойно, хотя на пути им встречались люди из дикого племени ло-ло и мусульмане. Нередко попадались волки, тигры, барсы.
Время летело быстро, и незаметно подошла весна. Горы оделись в яркий бирюзовый наряд, буйно разрослась трава, и на деревьях появились почки, слива оголилась, а на ивах распустились нежно-зеленые листики.
И вот однажды, наслаждаясь в пути весенней природой, учитель и ученик не заметили, как наступил вечер. Сюань-цзан, сидя на коне, посмотрел вдаль и увидел очертания каких-то строений. Видны были крыши беседок и павильонов.
– Сунь У-кун! Как по-твоему, что это за место?
– Это или храмовые постройки, или же монастырь, – посмотрев в том направлении, куда показывал Сюань-цзан, отвечал Сунь У-кун. – Нам надо поспешить и попроситься там на ночлег.
Сюань-цзан охотно согласился с ним и подстегнул своего коня. Вскоре они прибыли на место.
Однако о том, куда они прибыли, вы узнаете, прочитав следующую главу.
Глава шестнадцатая,
Итак, Сюань-цзан подстегнул своего коня и вместе со своим учеником поспешил к видневшимся вдали храмовым постройкам. Приблизившись к воротам, они действительно убедились в том, что это монастырь.
Был монастырь на этом горном склоне,
Изящные беседки здесь стояли,
И шли от павильона к павильону
Террасы многоцветными слоями…
Прославивший утехи и отраду,
Огромный зал окутан облаками, —
И радужные клубы за ограду
Сквозь стройные ворота проникали.
Тенистые сосновые аллеи,
Бамбука купы окружали зданья,
Годов не замечая, не старея,
Они вовек не знали увяданья…
Среди акаций гордо и спокойно
Столетние вздымались кипарисы.
На пагоды взгляни и колокольни —
На их верхушках облака повисли…
Не потревожит суета мирская —
Монахи могут в думы углубиться,
Шумит, шумит листва, не умолкая,
В ветвях поют, не умолкая, птицы.
Покой, что для молений предназначен,
Как никакой иной, и чист и светел,
И духу безграничную прозрачность
Способна дать одна лишь добродетель[86].
Они хотели было войти в ворота, но в этот момент оттуда вышли монахи. И вы только посмотрите, как они выглядели:
Высокие шапки
Головы украшали,
На них белоснежные
Были халаты надеты,
Неспешно шагали,
Качались у них под ушами
Из меди блестящей и красной
Литые браслеты.
И шелком крученым
Они затянули у талий
Широкие полы
Одежды изящной и скромной,
И ноги усталые
Туго обули в сандальи,
Искусно сплетенные ими
Из прочной соломы.
И каждый рукою
Держал барабан деревянный,
И в такт песнопеньям
Монахи по ним колотили.
И видел любой,
Что, молитвы твердя непрестанно,
Монахи служению Будде
Себя посвятили[87].
Завидев монахов, Сюань-цзан почтительно посторонился и приветствовал их. Монахи поспешили ответить на приветствие и, улыбаясь, сказали:
– Простите, что не заметили вас. Откуда путь держите? – и пригласили гостя в келью настоятеля выпить чаю.
– Ваш покорный слуга едет из Китая по высочайшему повелению в храм Раскатов грома для того, чтобы поклониться Будде и попросить у него священные книги. Сейчас поздно, вот мы и решили обратиться к вам с просьбой приютить нас на ночлег.
– Пожалуйста, сделайте милость, заходите, – снова пригласил их монах.
Тогда Сюань-цзан велел Сунь У-куну ввести коня. Между тем монах только сейчас как следует разглядел Сунь У-куна и был настолько поражен его видом, что с опаской спросил:
– Скажите, пожалуйста, что это за существо такое?
– Говорите потише, – предупредил Сюань-цзан. – Этот парень очень горяч. И если ему покажется, что вы сказали что-нибудь не так, он тут же подымет скандал. Это мой ученик.
У монаха от этих слов даже мороз пошел по коже, и он, покусывая пальцы, сказал:
– Как же вы решились взять такое чудовище к себе в ученики?
– Ну, вы его не знаете, – отвечал Сюань-цзан. – Вид у него действительно безобразный, но он приносит мне большую пользу.
Все втроем они вошли во двор, где помещался центральный храм с надписью, сделанной крупными иероглифами: «Храм созерцания бодисатвы Гуаньинь». Увидев это, Сюань-цзан очень обрадовался:
– Бодисатва много раз оказывала мне милости, но до сих пор я не имел возможности поклониться ей в знак благодарности. И вот сейчас мне представляется счастливый случай. Вознести благодарность в этом храме все равно что совершить моление перед самой бодисатвой.
Тут монах подозвал послушника, велел ему открыть двери храма и пригласил Сюань-цзана войти и совершить поклонение. Сунь У-кун, положив вещи на землю и привязав коня, тоже вошел в храм.
Подойдя к золотой статуе бодисатвы, Сюань-цзан благоговейно распростерся перед ней. В этот момент монах начал бить в барабан, а Сунь У-кун стал звонить в колокол. Сюань-цзан, распростершись перед алтарем, возносил самые горячие молитвы. Наконец он умолк, монах перестал бить в барабан, а Сунь У-кун все звонил и звонил. Удары то учащались, то становились реже.
– Зачем же бить в колокол, если моление уже закончено? – наконец, не вытерпев, заметил монах.
Тут только Сунь У-кун бросил молоток и, улыбаясь, сказал:
– Да кто вас там разберет! Мне что, я, как говорится, отзвонил и с колокольни долой!
Между тем барабанный бой и колокольный звон переполошили всех обитателей монастыря, и они все, независимо от звания и положения, высыпали из своих келий и, столпившись, встревоженно говорили:
– Что за дикарь бьет в колокол и колотит в барабан?!
Выскочив из храма, Сунь У-кун крикнул:
– К вашим услугам почтенный Сунь У-кун! Это я, видите ли, немножко позабавился.
Увидев его, монахи пали ниц и, ползая перед ним на коленях, восклицали:
– Отец наш, Бог грома!
– Ну, Бог грома мне приходится праправнуком! – возразил на это Сунь У-кун. – Встаньте! Вам нечего бояться меня. Мы – священнослужители великой империи Танов и прибыли сюда из Китая.
Но монахи успокоились лишь после того, как увидели Сюань-цзана. Среди них был сам настоятель монастыря.
– Прошу вас, почтенные, пройти в келью, что позади храма, и выпить чаю, – пригласил он гостей.
Сунь У-кун взял вещи, отвязал коня и, ведя его под уздцы, вместе со всеми обошел главный храм и вошел в находившееся позади жилое помещение. Здесь все расселись по старшинству. Настоятель велел принести чай и закуски. Было еще не поздно, когда они закончили трапезу. Не успел Сюань-цзан отблагодарить за радушный прием, как из внутреннего помещения вышел старый монах, поддерживаемый под руки двумя послушниками.
На голове у старца верх убора
Опаловыми выложен камнями,
Из тонкой золотой парчи оборки
Шерсть рясы бирюзовой окаймляли.
С лишаньскою богиней престарелой
Был внешне схож. Светился ум во взоре,
И так же проницательно смотрел он,
Как яростный дракон в Восточном море.
Зубов не много у него осталось,
И был всегда открытым рот щербатый,