– Иди, – сказал Сюань-цзан, – только смотри не издевайся над ним.
– Ладно!
Выйдя из дома, Великий Мудрец встряхнулся и, превратившись в красную стрекозу, вылетел за ворота. Нагнав Чжу Ба-цзе, он увидел, что тот и не собирался искать хорошего пастбища. Подгоняя коня, Чжу Ба-цзе обошел усадьбу кругом и подошел к задним воротам. Здесь хозяйка с дочерьми любовалась орхидеями. При появлении Чжу Ба-цзе девушки тотчас же скрылись в доме.
– Куда это вы направились, почтенный монах? – спросила хозяйка.
Дурень выронил из рук поводья и, приветствуя женщину, сказал:
– Да вот вышел попасти коня.
– Какой-то непонятный человек ваш учитель, – продолжала женщина. – Ведь остаться в моем доме куда лучше, чем быть странствующим монахом и идти на Запад.
– Видите ли, они идут по приказу самого Танского императора и не решаются нарушить его волю. Вот только сейчас они насмехались надо мной, поставили меня в неудобное положение и даже вызвали во мне некоторые сомнения. Боюсь только, что со своей длинной мордой и огромными ушами не понравлюсь вам.
– Никакой неприязни к вашей наружности я не испытываю, – отвечала женщина. – У нас в доме нет хозяина, а он нам очень нужен. Не знаю только, понравитесь ли вы моим дочерям.
– Да вы скажите дочерям, пусть не смотрят только на внешний вид, – сказал Чжу Ба-цзе. – Чрезмерная разборчивость ни к чему. Возьмите, например, нашего Танского монаха. С виду он красавец, а на что годится? А я хоть и безобразен, зато обо мне даже стихи сложили.
– А что в этих стихах говорится? – спросила женщина.
– А вот что, – отвечал Чжу Ба-цзе.
Хотя слыву я существом
Нечистым и ничтожным,
Мне трудолюбием своим
Все ж похвалиться можно.
Не нужен сильный вол – со мной
Сравнится ли скотина?
Могу вспахать я целину
На много тысяч циней.
Едва лишь граблями взмахну,
Как всем на удивленье
Взойдут из брошенных семян
Чудесные растенья.
Коль нет дождя – я упрошу,
И сильный дождь польется,
Коль нужен ветер – покричу,
И ветер отзовется…
Везде проникну, все пройду,
Все на земле открою,
Лягнув небес могучий свод,
Колодец вмиг отрою…
– Если вам действительно хочется заняться хозяйством, – сказала женщина, – то пойдите еще раз посоветуйтесь со своим учителем. Если он не будет возражать, я согласна взять вас в зятья.
– А что мне с ним советоваться, – отвечал Чжу Ба-цзе. – Он мне не отец. Я и сам знаю, что делать.
– Ладно, – согласилась женщина. – Я сейчас поговорю с дочерьми.
С этими словами она ушла в дом, с шумом захлопнув за собой дверь. А Чжу Ба-цзе, который и не думал даже пасти коня, подвел его к дому. Он, конечно, не подозревал, что Сунь У-кун все видел и слышал. А Сунь У-кун тотчас же полетел назад, принял свой обычный вид и, представ перед Сюань-цзаном, сказал:
– Учитель, а ведь Чжу Ба-цзе все-таки увел коня![139]
– Ну, если бы он не вел его на поводу, конь мог бы легко сбежать, – отвечал Сюань-цзан.
Тут Сунь У-кун рассмеялся и передал во всех подробностях разговор хозяйки с Чжу Ба-цзе. Сюань-цзану трудно было поверить всему этому. Немного погодя они увидели, как Дурень привел коня и привязал его.
– Ну что, попас коня? – спросил учитель.
– Да здесь даже хорошей травы нет, – отвечал тот.
– Где попасти коня, ты не нашел, а вот куда привести его, нашел место, – заметил Сунь У-кун.
Услышав это, Чжу Ба-цзе понял, что тайна его раскрыта, и, опустив голову, молчал. Вскоре скрипнула входная дверь, появились две пары красных фонарей, курильница и наконец сама хозяйка. Она благоухала, украшения звенели. Вместе с ней вышли все три дочери: Чжэнь-чжэнь, Ай-ай и Лянь-лянь. Она велела девушкам приветствовать паломников за священными книгами. Девушки встали в ряд и почтительно поклонились. Поистине это были писаные красавицы.
Их дивная застенчивость влечет
Людей завороженные сердца,
И тонкие нефритовые брови
Темны, как будто мотыльков пыльца.
Взгляни – и прелесть их прозрачных лиц
Тебя дыханием весны обдаст,
Нет красоте божественной границ —
Она смиряет силу государств.
Обилье украшений головных
В подобранных изящно волосах.
И вьются, отгоняя пыль от них,
Расшитые искусно пояса.
Их нежная улыбка хороша,
Как розоватых персиков расцвет,
Когда они проходят не спеша,
Все ароматы веют им вослед.
Сгибались, колыхались на ходу
С покорностью к ручью склоненных ив,
Чу славную в преданьях красоту
И Си-цзы прелесть тонкую затмив.
И равномерно колыхаясь в такт
Их необычно маленьким шагам,
Большие шпильки наклонялись так,
Что пробегал огонь по жемчугам.
Не с неба ли девятого сошли,
Сияя красотою неземной?
Возможно, ради страждущей земли
Чан Э рассталась с золотой луной?[140]
Увидев их, Сюань-цзан сложил ладони рук и, опустив голову, начал молиться. Великий Мудрец Сунь У-кун не обращал на них ни малейшего внимания, а Ша-сэн и вовсе повернулся к ним спиной. Но что творилось с Чжу Ба-цзе! Он не мог оторвать глаз от красавиц, находился в полном смятении и был обуреваем греховными помыслами и страстями. От крайнего волнения он едва слышным голосом проговорил:
– Благодарение небу, что бессмертные небожительницы сошли с неба. Мамаша, уведите, пожалуйста, ваших дочерей.
Девушки тотчас же скрылись за ширмами, оставив пару шелковых фонарей.
– Почтенные отцы духовные, – сказала тут хозяйка. – Кто из вас пожелал бы остаться и взять в жены моих дочерей?
– Мы уже советовались на этот счет, – ответил Ша-сэн, – и решили оставить здесь Чжу Ба-цзе.
– Брат, не смейся надо мной. Опять вы разыгрываете меня.
– Какие тут еще насмешки! – воскликнул Сунь У-кун. – Ведь ты уж обо всем договорился. Ты даже называл хозяйку мамашей. Учитель будет посаженым отцом, хозяйка – матерью, я – поручителем, а Ша-сэн – сватом. Сегодня как раз счастливый день. Поклонись учителю и оставайся здесь.
– Нет, так не пойдет! – запротестовал Чжу Ба-цзе. – Кто же поступает так в подобных случаях?
– Ну вот что, Дурень! – сказал Сунь У-кун. – Нечего притворяться! Ведь сколько раз ты назвал хозяйку «мамашей», зачем же говорить, что из этого ничего не получится? Соглашайся поскорее и веди нас к свадебному столу, – так-то оно лучше будет.
С этими словами он одной рукой схватил Чжу Ба-цзе, а другой – хозяйку и сказал:
– Дорогая матушка, введите зятя в свой дом.
Дурень совсем растерялся и не знал, что делать – то ли идти за хозяйкой, то ли оставаться здесь. В этот момент хозяйка позвала слугу.
– Расставьте столы и стулья! – приказала она. – И приготовьте ужин в честь этих почтенных монахов. А я уведу своего зятя в дом.
Затем она велела повару заняться приготовлением свадебного пира, который решила устроить на следующий день. Слуги поспешили выполнить распоряжение хозяйки. Вскоре трое паломников поужинали и, быстро расстелив свои постели, улеглись спать в гостиной, но об этом мы рассказывать не будем.
Вернемся лучше к Чжу Ба-цзе. Следуя за тещей, он прошел уже бесчисленное количество комнат. Шел он неуверенно, спотыкаясь на каждом пороге.
– Мамаша, – взмолился он наконец, – идите помедленнее. Дорога для меня незнакомая, и вы уж, пожалуйста, помогите мне.
– Мы прошли только кладовые, склады, крупорушку и другие хозяйственные помещения, – сказала хозяйка. – И даже не дошли до кухни.
– Какой у вас громадный дом! – поразился Чжу Ба-цзе и снова поплелся, на ощупь находя повороты и огибая углы.
Они долго шли, пока наконец не очутились у жилых помещений.
– Дорогой зять, – промолвила хозяйка. – Твой старший брат сказал, что сегодня счастливый день для бракосочетания, и велел мне ввести тебя в свой дом. Но все это произошло как-то неожиданно, мы не успели даже позвать гадальщика, не поклонились перед домашним алтарем и не совершили свадебного обряда. Так что сейчас ты должен совершить хотя бы восемь поклонов.
– Вы совершенно правы, мамаша, – согласился Чжу Ба-цзе. – Прошу вас сесть и принять мои поклоны. Но я думаю, что для экономии один поклон можно будет считать за два: один поклон алтарю, а другой вам в благодарность за то, что вы согласились породниться со мной.
– Ну ладно, ладно, – засмеялась женщина. – Вот ведь какой экономный зять мне попался. Я сяду, а ты совершай поклоны.
И что тут только было! Зал ярко сиял в серебряном свете свечей. Дурень начал отбивать поклоны.
– Мамаша, – сказал он, кончив отбивать поклоны, – а какую из дочерей вы отдаете мне в жены?
– Не знаю, что и делать, – ответила хозяйка. – Я хотела бы выдать за тебя старшую, но боюсь, что рассердится вторая. Если же отдать за тебя вторую, станет сердиться третья. А если отдать младшую, опять же рассердится старшая. Вот я и не могу решить.
– Мамаша, – сказал Чжу Ба-цзе, – если вы боитесь, что начнутся раздоры, отдайте за меня всех трех, и все будет в порядке.
– Что за вздор ты несешь! Ведь нельзя жениться на всех сразу!
– А почему бы и нет? – возразил Чжу Ба-цзе. – Да у кого не бывает трех жен или четырех наложниц? Пусть даже их было бы больше, я охотно согласился бы. С молодых лет питаю пристрастие к женскому полу и ручаюсь, что угожу каждой из них.