– Ты, наставник, висишь здесь по собственной вине, а знаешь, каково мне пришлось? Сколько раз я падал и разбивался. И все из-за тебя!
– Живей отвязывай наставника, – прервал его Ша-сэн, – после будешь рассказывать.
Сунь У-кун быстро перервал веревки и освободил Танского монаха.
– Куда же девались оборотни? – спросил он Сюань-цзана.
– Я видел, как все семеро, совершенно голые, пробежали в заднее помещение и стали звать своих детей.
– Братья! Идите за мной на поиски! – вскричал Сунь У-кун.
Все трое с оружием в руках направились на задний двор и обыскали его вдоль и поперек, но не обнаружили никаких следов. Затем они направились в рощу плодовых деревьев, где росли персики и сливы, но и там никого не оказалось.
– Убежали! Убежали! – досадовал Чжу Ба-цзе.
– Ладно! Нечего их искать! – сказал Ша-сэн. – Я пойду к нашему учителю и помогу ему размяться.
Монахи вернулись к своему наставнику и предложили ему сесть верхом на коня.
– Вы отправляйтесь в путь и поддерживайте наставника, а я здесь одним ударом разнесу все логово, – сказал Чжу Ба-цзе, – чтобы этим оборотням, когда они вернутся, некуда было деваться.
Сунь У-кун рассмеялся:
– Разбивать – значит тратить свои силы. Гораздо проще подложить немного хвороста и поджечь, чтобы с корнем уничтожить все гнездо!
Дурень Чжу Ба-цзе набрал целую охапку сухих сосновых веток, поломанного бамбука, засохших ив и лиан, высек огонь, и все логово сгорело дотла.
Теперь только наставник и его ученики окончательно успокоились и отправились в путь! Если же вы хотите знать, что случилось в дальнейшем с семью девицами-оборотнями, прочитайте следующую главу.
Глава семьдесят третья,в которой говорится о том, как из-за старой вражды возникли беда и несчастье, и о том, как посчастливилось Владыке сердец при столкновении со злым дьяволом-марой рассеять лучи, исходившие из глаз дьявола
Мы остановились на том, как Великий Мудрец Сунь У-кун, поддерживая под руки Танского монаха, вместе с Чжу Ба-цзе и Ша-сэном вышел на большую дорогу и они продолжали свой путь на Запад. И вот как-то раз, задолго до полудня они неожиданно заметили высокие строения и величественные дворцы. Танский монах придержал коня.
– Брат! – воскликнул он, обращаясь к Сунь У-куну. – Взгляни, что это за место?
Сунь У-кун поднял голову и стал всматриваться. Вот что представилось его глазам:
Дома и хоромы горами окружены,
Их дивные стены ручьями отражены.
Дерев густолистых покров осеняет резные врата,
И радует взор благовонных цветов пестрота.
Сквозь хитросплетения ивовых тонких ветвей
Видны легкокрылые цапли, нефрита белей;
Их перья подернуты нежною сизою мглой —
Так сумерки стелют на снег свой туман голубой.
В рощах, где персики зреют рдяные, как огоньки,
Мелькают иволги желтые, как пламени языки.
Олени и кроткие лани здесь парами бродят чуть свет,
Топчут осоку зеленую и молодой златоцвет.
Птицы щебечут в кустах, сладкогласно поют на лету,
Славя земли этой щедрость, богатство и красоту.
Не менее благодатен этот сияющий край,
Чем Лю и Юаня пещера в горе, что зовется Тянтай,
Или отшельников благочестивых приют,
Сад несравненный, что все Ланьюанем зовут.
– Наставник! – доложил Сунь У-кун. – Не думаю, чтобы это были палаты царей и князей, да и на дворцы богачей не похоже; скорей всего, это какой-нибудь монастырь. Как прибудем туда, так и узнаем, что там такое.
Услышав эти слова, Танский монах стал подстегивать коня. Прибыв к въездным воротам, наставник и его ученики начали рассматривать их и заметили, что над воротами вделана каменная плита, на которой высечены три иероглифа: «Хуанхуагуань», что значит «Храм Желтого цветка».
Танский монах слез с коня.
– Храм желтого цветка, – прочел Чжу Ба-цзе. – Значит, это даосский монастырь, – обрадовался он, – давайте зайдем. Даосы хоть и носят другое одеяние и шапку, но в постижении различных добродетелей ничем не отличаются от нас, буддистов.
– Ты прав, – поддержал его Ша-сэн. – Давайте зайдем! Во-первых, мы узнаем, какое у них убранство и как выглядит их храм, а во-вторых, покормим нашего коня. Кроме того, если хозяева окажутся гостеприимными, они приготовят трапезу и угостят нашего наставника.
Танский монах согласился, и наши путники вчетвером вошли в монастырь. Подойдя ко вторым воротам, они увидели еще одну надпись, исполненную в виде двух параллельных стихов:
Золото и серебро – отшельники здесь живут.
Редкие травы, растенья – монахов-даосов приют.
Сунь У-кун рассмеялся:
– Да, здесь действительно живут даосские монахи, которые жгут пырей, варят зелье, возятся с тиглями и таскают с собой склянки…
– Тише! Будь осторожен в словах! – остановил его Танский монах, крепко ущипнув. – Мы ведь с ними незнакомы и не собираемся заводить дружбы. Какое нам дело до них, если мы зашли сюда лишь на короткое время?
Пока он говорил, вторые ворота остались позади, и перед путниками показался главный храм, вход в который был закрыт. У восточного придела под портиком сидел какой-то даос и катал пилюли. Хотите знать, как он выглядел? Так вот, слушайте:
На голове его шапка пунцовая,
Золотом шитая;
Черная ряса, совсем еще новая,
Вся глянцевитая;
Носки башмаков его темно-зеленые
Круглы, как облако;
Светят, что звезды, глаза воспаленные,
Дивен весь облик его.
Словно бессмертный Люй-гун, подпоясан он
Бечевкой упругою.
Лицо у даоса подобно рясе его – Черное, грубое…
Хоть горбонос, как уйгур, но при этом же
Схож и с татарином:
Губы, большие, упругие, свежие,
Пылают заревом.
Муж сей стремится к познанию Истины,
В сем подвизается,
А в глубине его сердца таинственной
Громы скрываются.
Он настоящий даос, победитель коварных драконов,
Диких зверей покоритель, блюститель великих законов.
Танский монах громко окликнул даоса:
– Почтенный последователь учения Дао, святой праведник! Я, бедный буддийский монах, приветствую тебя!
Даос быстро поднял голову и, взглянув на Сюан-цзана, так растерялся, что даже выронил пилюлю из рук. Затем он поправил головной убор, привел в порядок одежду, спустился по ступеням и направился к Танскому монаху.
– Почтенный наставник! – вежливо произнес он. – Прости, что не вышел встретить тебя. Заходи, пожалуйста, в храм отдохнуть.
Танский монах обрадовался любезному приему и направился в храм. Еще с порога он увидел изображение даосской троицы, перед которой стоял жертвенный столик с курильницей. Взяв курительную свечу, Танский монах поставил ее в курильницу и трижды совершил поклон по всем правилам, после чего стал раскланиваться с даосом. Вслед затем он направился к местам, предназначенным для гостей, и уселся со своими учениками. Даос велел служкам принести чай. В помещение вошли два отрока, которые принесли чайный поднос, быстро вымыли посуду и ложки, вытерли их досуха и занялись приготовлением легкой закуски. Их суетливость встревожила тех, которые считали себя опозоренными и обиженными…
Дело в том, что семь девиц, обитавших в Паутиновой пещере, принадлежали к той же секте и закончили ту же школу даосов, что и этот монах-даос, который сейчас принимал Танского монаха. Как вы помните из прошлой главы, девы облачились в старые одежды и убежали. Кликнув своих приемных сыновей встретить врагов, сами они направились прямо сюда, в даосский монастырь, и на заднем дворе стали кроить и шить себе новую одежду. Их внимание привлекла суета служек, занятых приготовлением чая, и девицы обратились к ним с вопросом:
– Кто пожаловал в гости, что вы так хлопочете?
– Только что в монастырь вошли четыре буддийских монаха, – отвечали служки, – и наш учитель велел подать им чаю.
– А есть ли среди этих монахов белолицый и полный? – спросила одна из дев-оборотней.
– Есть.
– А есть ли еще один, с длинным рылом и большими ушами?
– Есть.
– Ступайте скорей, несите им чай, – сказала дева, – а своему учителю сделайте знак, чтобы он пришел сюда. Мне надо сообщить ему что-то важное.
Отроки принесли пять чашек чаю. Даос подобрал одежды и обеими руками стал подносить гостям чай. Первую чашку он поднес Танскому монаху, следующую – Чжу Ба-цзе, потом – Ша-сэну, а последнюю – Сунь У-куну. После чая, когда со стола было убрано, один из отроков сделал знак даосу, и тот сразу поднялся с места.
– Дорогие гости, – произнес он, – вы пока посидите тут! – И затем обратился к другому служке: – Оставь поднос, потом уберешь, а сейчас развлекай гостей. Я скоро вернусь.
Танский монах и его ученики остались со служкой. Но о том, как они отправились с ним осматривать монастырь, мы здесь рассказывать не будем.
Тем временем даос прошел во внутреннее помещение, где семь дев-оборотней опустились перед ним на колени.
– Брат-наставник! – возмолились они. – Выслушай нас, твоих сестриц!
Даос стал поднимать их:
– Вы сегодня ранним утром явились сюда, желая мне что-то сказать, но я занялся изготовлением пилюль, которые не допускают сближения с женским полом, и не имел времени выслушать вас. Сейчас у меня гости. Скажете мне о вашем деле попозже.
– Дорогой брат-наставник! Осмелимся доложить, что как раз из-за твоих гостей мы и пришли сюда, чтобы пожаловаться тебе на них; а когда они уйдут, то и говорить будет не о чем.
– Что вы, – засмеялся даос, – как могло случиться, что вы исключительно из-за гостей пожаловали сюда! Уж не с ума ли вы сошли? Даже если бы я не принадлежал к тем, кто пребывает в духовной чистоте и совершенствуется в том, чтобы стать бессмертным, а был бы простым мирянином, имеющим жен и детей и занятым домашними делами, и то я не смог бы заняться разговором, пока гости не уйдут. Отчего же вы хотите поступить так неразумно, да и меня поставить в неудобное положение?! Нет уж, отпустите меня.