И усмирить бунтующую плоть.
И, только подвиг завершив могучий,
Мирские узы ты расторгнешь сам
И возлетишь из клетки к небесам!
Итак, вы уже знаете, что Великий Мудрец Сунь У-кун, исчерпав всю свою изобретательность, обратился к Будде Татагате, который привел к покорности злых духов и тем самым избавил Танского монаха и его учеников от беды. Покинув город Диковинного верблюда, они продолжали свой путь на Запад. Прошло еще несколько месяцев, приближалась зима.
Всюду в горных лесах
Перезрели, полопались сливы,
У озер
Ледяною корою покрылись заливы,
И, нахмурясь,
Угрюмые сосны чернеют вдали,
И багряные листья,
Спадая на землю, кружатся,
И летящие плоские тучи
Снегами грозятся,
И высокие травы
На горных лугах полегли.
Наступающей стужи
Мы всюду встречаем приметы.
До костей передрогли,
Теплом очага не согреты…
Наставник и его ученики стойко переносили все невзгоды, как говорится: «Ночевали под дождем и ели под открытым небом». И вот впереди снова показались строения.
– Сунь У-кун! Что за город виднеется вдали? – спросил Танский монах.
– Вот подойдем поближе, тогда и узнаем, – ответил Сунь У-кун. – Если это столица княжества, то надо будет получить там пропуск по проходному свидетельству, если же просто областной или окружной город, то мы так пройдем.
Беседуя, они подошли к городским воротам.
Танский монах спешился, и все четверо вышли на площадку перед главными воротами, полукругом обнесенную стеной. Здесь они увидели пожилого воина-стражника, который, прислонившись к стене, сладко спал на солнышке, убаюканный ветерком. Сунь У-кун подошел к нему и, тряхнув, окликнул:
– Эй, начальник!
Стражник сразу же в испуге проснулся, вытаращил глаза и, увидев Сунь У-куна, поспешно опустился на колени, отбивая земные поклоны и приговаривая:
– Отец! Отец!
– Чего зря шумишь? – остановил его Сунь У-кун. – Я ведь не святой и не злой дух. Чего ж это ты вздумал величать меня отцом?
– А ты разве не бог Грома? – спросил стражник, продолжая стучать лбом о землю.
– Глупости! – воскликнул Сунь У-кун. – Я монах из восточных земель и иду на Запад за священными книгами. Мы только что прибыли сюда, не знаем, как называется этот город, вот я и решил спросить тебя.
Тут стражник оправился от испуга, зевнул, поднялся и, потягиваясь, ответил:
– О почтеннейший! Почтеннейший! Прости мою вину! Эта страна вначале носила название государство Нищенствующих монахов-бикшу, а теперь ее переименовали в Страну детей.
– Есть ли в этой стране государь-правитель? – спросил Сунь У-кун.
– Ну как же не быть? Есть, есть, есть, – ответил стражник.
Тут Сунь У-кун обернулся к Танскому монаху и сказал:
– Наставник! Эта страна прежде называлась «государство Нищенствующих монахов-бикшу», а теперь ее переименовали в Страну детей. Никак не пойму, зачем это сделали.
Танского монаха тоже охватило сомнение, и он нерешительно произнес:
– Если это была страна бикшу, то почему ее стали называть Страной детей?
– По-моему, царь нищенствующих монахов-бикшу скончался, а на престол возвели малолетнего царя, вот поэтому ей и дали такое название, – выразил свою догадку Чжу Ба-цзе.
– Не может этого быть, – возразил Танский монах. – Никак не может быть! Давайте пройдем в город и спросим у кого-нибудь из прохожих.
– Вот это правильно, – поддержал наставника Ша-сэн. – Этот старый стражник ничего не знает, а вид нашего старшего братца так напугал его, что он стал молоть всякий вздор. Пойдемте в город и там все разузнаем.
Они прошли через третьи ворота, вышли на главную улицу, ведущую к базару, и стали смотреть по сторонам. Прохожие были нарядно одеты и имели весьма благообразный вид.
Вот как рассказывается в стихах об этом городе:
Из питейных домов
С веселящимся шумным народом,
Из веселых кварталов
Разносятся песни и гам.
Сколько лавок
И вывесок пестрых, висящих над входом!
Сколько пышной парчи!
И числа нет узорным шелкам!
На базарах конца нет и края
Веселой торговле.
Сколько улиц кругом,
Сколько тысяч домов – и не счесть!
Сколько разных торговых рядов
Под высокою кровлей!
Вот источник богатств,
Приносящих довольство и честь.
Все спешат и снуют,
Продают – ради денег и славы! —
Золотые изделия,
Чай, и шелка, и нефрит,
Но чем ближе к дворцу,
Тем прохожие все величавей!
Как нарядны! Как чинны!
Там строгий порядок царит!
Наставник вместе со своими учениками, которые вели коня и несли поклажу, шагал по городу. Шли они долго и никак не могли наглядеться на его пышность и великолепие. Они заметили, что у каждого дома висят корзины, в которых носят гусей.
– Братцы, – спросил наконец Танский монах, – почему это здесь почти на каждых воротах висят корзины для гусей?
Чжу Ба-цзе стал оглядываться по сторонам и действительно увидел, что над каждыми воротами висят корзины, покрытые разноцветными шелковыми пологами.
– Наставник! – сказал он, рассмеявшись. – Сегодня, наверное, счастливый день, в который устраивают свадьбы и встречи с друзьями. По этому случаю и вывесили корзины.
– Чепуха! – возразил Сунь У-кун. – Разве бывает, чтобы у всех на один и тот же день приходились семейные праздники! Нет, тут что-то не то. Погодите, сейчас я все разузнаю.
– Не ходи! – крикнул Танский монах, удерживая Сунь У-куна. – Уж очень ты безобразен на вид, напугаешь людей.
– Я могу изменить свой облик, – ответил Сунь У-кун.
Ну и молодец Сунь У-кун! Прищелкнув пальцами и прочтя заклинание, он встряхнулся, превратился в пчелку, расправил крылышки и, подлетев к ближайшей корзинке, пролез под полог. Каково же было его удивление, когда он в корзинке увидел ребенка. В другой корзинке тоже оказался ребенок. Сунь У-кун просмотрел одну за другой несколько корзинок и во всех обнаружил детей, причем только мальчиков, ни одной девочки не было. Некоторые из них забавлялись, другие кричали и плакали, третьи лакомились фруктами или спали. Сунь У-кун не стал осматривать остальные корзинки и, приняв свой настоящий облик, вернулся к Танскому монаху.
– В корзинках дети, – доложил он наставнику, – причем самому старшему не больше семи лет, а самому маленькому нет и пяти. Не знаю, в чем тут дело.
Танский монах задумался.
Свернув за угол, путники увидели какое-то учреждение. Это оказалась почтовая станция с постоялым двором. Танский монах обрадовался.
– Братья, – сказал он, – давайте зайдем сюда. Во-первых, мы узнаем, что это за город; во-вторых, дадим передохнуть нашему коню и, наконец, попросимся на ночлег, ведь уже вечереет.
– Правильно, – поддержал наставника Ша-сэн, – идемте скорей!
Все четверо, довольные, вошли в помещение. Дежурный по станции доложил о них смотрителю. Путников пригласили войти. После взаимных приветствий все расселись по местам, и смотритель обратился к Танскому монаху:
– Почтеннейший! Откуда путь держишь?
– Я, бедный монах, иду из восточных земель, из великого Танского государства, на Запад за священными книгами. У нас есть при себе проходное свидетельство, и мы сочли своим долгом предъявить его и получить пропуск, а заодно попроситься у вас на ночлег и передохнуть с дороги.
Смотритель станции велел тотчас же подать чаю, а затем распорядился устроить путников на ночлег. Танский монах поблагодарил его и спросил:
– Могу ли я надеяться побывать сегодня на приеме у вашего правителя и предъявить ему свое проходное свидетельство?
– Нет, – ответил смотритель, – сегодня уже поздно. Придется вам отправиться завтра на утренний прием. А пока располагайтесь поудобнее и отдыхайте.
Вскоре все было приготовлено, и смотритель станции пригласил четверых путников вместе с ним покушать, а слугам тем временем велел подмести и проветрить помещение, отведенное гостям для ночлега. Танский монах не переставал благодарить за радушный прием. Во время трапезы наставник обратился к смотрителю станции с такими словами:
– Сейчас нас, бедных монахов, мучает сомнение, которое мы никак не можем разрешить. Помоги нам, пожалуйста! Интересно знать, как у вас здесь появляются дети на свет и как их растят?
– Есть поговорка: «На небе два солнца не светят, а среди людей не бывает двух разных истин», – начал объяснять смотритель. – Всем известно, что дети рождаются от семени отца и крови матери, десять лун зародыш пребывает в материнской утробе, а в положенное время появляется на свет. Мать кормит младенца грудью три года, после чего он постепенно принимает свой настоящий облик. Неужто вам об этом ничего не известно? Не может быть!
– Выходит, в вашей стране все происходит точно так же, как и в нашей, – вежливо ответил Танский монах. – Почему же в вашем городе над воротами каждого дома висят корзины для гусей, а в каждой корзине находится ребенок? Этого мы никак не можем понять, а потому и осмелились потревожить тебя своими расспросами.
Тут смотритель станции приложил палец ко рту и, понизив голос до шепота, сказал:
– Почтеннейший, пусть это вас не тревожит! Ни с кем не говорите об этом! Спокойно устраивайтесь на ночлег, а завтра утром отправляйтесь в путь-дорогу.
Но Танский монах настолько был взволнован, что схватил за рукав смотрителя станции и, притянув его себе, стал настаивать, чтобы он обязательно разъяснил, в чем дело. Но тот лишь головой мотал и все повторял:
– Будьте осторожны! Будьте осторожны!
Однако Танский монах изо всех сил вцепился в смотрителя и не выпускал его. Он, видимо, во что бы то ни стало решил, хотя бы ценою жизни, выведать у него всю правду.