На дверях пламенеют, расшиты цветами,
Занавески из шелка, ярки и пестры,
Напоен ароматами зал величавый,
И багряные пол устилают ковры.
Украшенья, столы в драгоценной посуде —
Все вокруг поражает своей новизной!
Вот янтарные кубки, хрустальные плошки,
Вот червонные блюда с каймою резной.
Вот, покрытые сетью зеленой эмали,
Золотою оправою вазы блестят,
Вот из яшмы, в узорах цветов прихотливых,
Белоснежные чашки расставлены в ряд.
Сколько здесь, на столах, угощений чудесных,
Приготовлено все и с умом и с душой:
Нежен запах у листьев цедрелы душистой,
Что положены в блюда с густою лапшой,
Сколько кушаний здесь из распаренной репы,
Ароматных приправ, дорогих соусов,
Сколько залитых сахаром спелых бататов,
Нежно-сладких грибов из далеких лесов!
Мякоть мальвы, обильно заправленной медом,
Так и тает во рту, и сладка и нежна,
Но не хуже и пенка бобового сыра,
Что с грибами древесными запечена.
Как сочны молодые побеги бамбука,
Их мочили в имбирном настое не раз,
И на диво прозрачна морская капуста, —
Но не в силах всего передать мой рассказ!
Поглядим на столы: на узорных тарелках
Сколько блюд и диковинных и дорогих
Из сушеного папоротника и крахмала,
Из бесчисленных видов растений морских.
Вот закуски из редьки, посыпанной перцем,
И горчицей приправленный тыквенный ус,
Впрочем, это обычные, постные блюда,
Описанья не стоят ни вид их, ни вкус.
Но зато сколько редкостных лакомств и фруктов:
Груши с заячью голову величиной
И огромные вазы с плодами нефелий,
С драгоценным личжи и сушеной хурмой.
Вот плоды салисбурий из южных уездов,
Вот шаньдунский прославленный финик-жужуб,
Вот орехи и зерна бесчисленных видов —
В скорлупе и очищенные от скорлуп.
Вот каштаны – похожи на коконы шелка,
Зерна тиса съедобного в терпкой смоле,
Семя тыквы размером с цветы ненюфара,
Горы грецких орехов на каждом столе.
Вот кедровых орешков, лещинных орешков
Разноцветные груды на блюдах лежат,
Всех сортов, те – каленые, эти – сырые,
Золотистые, крупные, как виноград.
Груды яблок и слив, апельсинов, оливок —
Все, что зреет в полях, и в лесу, и в саду.
Да, каких только здесь не найдешь угощений,
Выбирай что захочешь: тут все на виду!
Ожидают гостей и медовые яства,
Дорогие масла, золотые сыры,
И такие отборные, редкие блюда,
Что лишь царственные украшают пиры.
Подают к ним, конечно, и чай ароматный,
И тончайшее, лучшее в мире вино,
Впрочем, всех угощений, прекрасных, обильных,
Перечислить немыслимо здесь все равно.
Много разных чудес есть и в западных странах,
Но сегодня мы с гордостью произнесем:
Дивный край Серединной цветущей державы
От земель чужеземных отличен во всем!
Танский наставник со своими учениками, а также все гражданские и военные чины расположились рядами по правую и по левую сторону от государя Тай-цзуна, который восседал на главном месте в середине стола. В строгом и чинном порядке чередовались пение, пляски, музыка. Веселье продолжалось целый день.
Прекрасен пир у государя:
Счастливой вестью осиян,
Затмил он празднества былые
Царей великих Юй и Тан.
Недаром радостен владыка:
Сбылись предвестия светил,
И полный свод святых писаний
Он в это утро получил.
Из поколенья в поколенье
С того заветного числа
Передавать их будут люди,
Чтоб вечно Истина жила,
И мудрое сиянье Будды,
Его живая благодать
Жилище государя будут
Отныне вечно озарять.
К вечеру все стали расходиться, выражая благодарность за оказанную милость. Император Тай-цзун вернулся к себе во дворец, а важные сановники разъехались по домам. Танский наставник со своими учениками отправился в прежний свой монастырь Великое счастье. Монахи встретили его земными поклонами. Не успел он войти в ворота, как его окружили.
– Отец ты наш, – хором заговорили монахи, – взгляни на верхушки этих сосен. Сегодня утром они вдруг повернулись на восток! Но мы помнили твои слова, а потому вышли за город встречать тебя. Вот ты и прибыл к нам!
Наставник был невыразимо рад и тут же направился к настоятелю. Теперь Чжу Ба-цзе больше не кричал, чтобы ему подавали чай и еду, да и вообще не шумел. Сунь У-кун и Ша-сэнвели себя очень строго и сдержанно. Это произошло потому, что они завершили свой подвиг и обрели прозрение. Было уже поздно, когда все улеглигь спать.
На следующий день император Тай-цзун вышел на утренний прием и обратился к своим верноподданным сановникам с такими словами:
– Думая о том подвиге, который совершил наш нареченный младший брат, мы все больше убеждаемся в его величии и мудрости и не находим ничего такого, чем можно было бы вознаградить его. Всю ночь, не смыкая глаз, мы подбирали самые изысканные слова, стремясь избежать подлых и грубых выражений, дабы хоть этим выразить нашу благодарность. Но мы не успели записать их. Пусть начальник-письмоводитель подойдет ко мне! – приказал он. – Я буду говорить, а ты записывай слово в слово!
Вот что было записано:
«По всей вероятности, всем известно, что оба близнеца – Небо и Земля имеют свои явления, которыми показывают, что они поддерживают друг друга для сохранения жизни. Четыре времени года хотя и не имеют сами по себе никаких внешних образов, но зато таят в себе стужу и жару, коими совершают превращения в природе. Вот почему даже простые и недалекие люди, наблюдая за Небом и всматриваясь в Землю, могут уяснять порядок, который в них существует. Зато из мудрых и просвещенных людей редко кто может исчерпывающе определить заветные числа судьбы при выяснении сокровенных лунных сил природы – Инь и светлых солнечных сил природы – Ян. Между тем Небо и Земля вмещают в себя эти силы Инь и Ян, в чем можно легко убедиться, ибо и они имеют свои явления; но исчерпывающе определить присутствие сил Инь и Ян на Небе и на Земле трудно потому, что у них нет видимого образа. Поэтому, зная явления, можно доказать по проявлению этих сил их присутствие, причем даже неразумные не будут в этом сомневаться; но поскольку внешний образ их скрыт и никто не видит его, то даже пребывающие в числе мудрых легко впадают в заблуждение. Тем более сказанное относится к учению Будды, поскольку в этом учении превозносятся призрачность существования и овладение полным покоем посредством уединения. Его учение настолько всеобъемлюще, что является пригодным для всех живых тварей, а его писаные правила ограждают все десять стран света. Духовное величие этого учения столь высоко, что нет ничего превыше, а священная сила так подавляет, что проникает вниз прениже всего. Если б можно было растянуть это учение словно ткань, то она обволокла бы всю вселенную, но если сжать его, то оно уместится в тончайшем волоске. Оно не погибает и не рождается, просуществует тысячи кальп и не состарится. Оно то исчезает, то появляется, приносит с собой много счастья и продлевает настоящее время. В этом учении дивные пути Истины достигают непостижимого совершенства, и тем, кто следует этому учению, никогда не постичь их до конца, а тем, кто будет пытаться исчерпать их, никак не определить того источника, из которого, подобно потоку, течет учение Будды и увлекает за собой в пределы безмятежного покоя. Поэтому пусть те, кто познал неразумность своего глупого существования, ничтожество своей ограниченности, устремят к этому учению свои помыслы и желания, и тогда они смогут избавиться от всяких сомнений!
Из этого следует, что те, кто содействует подъему великого учения, находят опору в западных землях. Пребывают в светлых сновидениях те, кто в свое время вознес Ханьский двор; источают милосердие те, кто озарял светом учения восточные земли. Во времена глубокой древности, когда еще только началось разделение образов и их теней, слова не успели появиться, как уже в них совершилось превращение.
Когда же наступил век постоянно видимого и постоянно невидимого, народ стал мечтать о добродетельности и научился повиновению. Когда же люди стали достигать того, что тень от них исчезала и они становились праведниками, они переселялись в потусторонние миры, их золотые лики скрывали чувственные краски и не отражали трех тысяч лучей всех миров. У них начинали вырисовываться красивые лица, на оголенных местах конечностей тела появились особые приметы, числом восемь на четыре. И вот тогда проповедь о непостижимом стала широко распространяться повсюду и спасает даже пернатых и зверей от пагубных «трех путей»; заветы и наставления Будды проникают в самые отдаленные места и служат руководством для живых существ к восхождению по «десяти землям» духовной благодати. Есть у Будды священные книги, в которых учение его делится на две части: Большая колесница и Малая колесница. Больше того, у него есть и волшебные чары, которыми он пресекает распространение ложных учений и исправляет впавших в ересь.
Главой всей школы учения Будды в нашей стране является наш законоучитель, монах Сюань-цзан. С детских лет он отличался осмотрительностью и сообразительностью, а потому давно уразумел назначение «трех пустых миров». Его прежде всего охватила мечта овладеть «четырьмя терпениями», долгое время он проводил в слиянии своих мыслей и желаний. Он достиг такой степени духовной чистоты и красоты, что для сравнения с ним уже оказались недостаточны ни сосна, ни ветер, ни вода, ни луна. Даже светлые жемчужины росы, которой питаются небожители, разве могут сравниться с ярким блеском его души! Потому он и проник разумом своим в сокровенные тайны, не связанные с мирскими узами, а духом соизмерил незримые образы. Он вознесся над всеми смертными, преодолев «шесть скверн» мирских. В течение долгих тысячелетий не будет никого, равного ему.