– А где ты достанешь поддельную голову? – недоверчиво спросил оборотень.
– Вот погоди, сейчас увидишь, – ответил бесенок.
Он достал секиру из чистой стали, отрубил ею корень у ивы, обтесал его в виде человеческой головы, обрызгал человеческой кровью и размазал кровь по всей голове. Затем он велел другому бесенку вынести голову на лакированном блюде к воротам.
– О отец, Великий Мудрец! – крикнул бесенок, подойдя к воротам – Смири свой гнев и дозволь доложить тебе!
А надо вам сказать, что Сунь-У кун действительно очень любил, когда его возвеличивали и превозносили. Услышав, что его величают: «Отец, Великий Мудрец», – он сразу же осадил назад Чжу Ба-цзе.
– Не трогай его! Послушаем, что он скажет!
Бесенок, неся блюдо, подошел вплотную к воротам и стал говорить:
– Наш великий повелитель захватил твоего наставника, а мы, по своему невежеству не зная, что хорошо, что плохо, принялись за него: то один подойдет куснет, то другой погрызет, так вот по кусочкам и съели твоего наставника, осталась только его голова, вот она на блюде.
– Ну что ж! – вздохнул Сунь У-кун. – Раз съели, ничего не поделаешь! А голову все же давай сюда! Я посмотрю, настоящая она или нет?
Бесенок выкинул голову через дыру, пробитую в воротах.
Чжу Ба-цзе, увидев голову, принялся плакать и причитать:
– О несчастный! – голосил он – Каким ты был, когда попал в эту пещеру, и что с тобой сделали!
Сунь У-кун прервал его:
– Ты лучше посмотри, какая эта голова, настоящая или поддельная, а потом и голоси!
– И не стыдно тебе! – укоризненно произнес Чжу Ба-цзе. – Разве бывают человеческие головы поддельными?
– А я тебе говорю, что голова поддельная, – разозлился Сунь У-кун.
– Как ты узнал, что она поддельная? – удивился Чжу Ба-цзе.
– Настоящая человеческая голова так громко не стукнула бы при падении, а эта ударилась об землю, словно колотушка. Дай я еще раз брошу ее, а ты послушай, если не веришь мне.
С этими словами Сунь У-кун подхватил голову и бросил ее о камень; раздался громкий стук. Даже Ша-сэн и тот услышал.
– Брат, – сказал он, – здорово стукнуло.
– Раз стукнуло, значит поддельная, – сказал Сунь У-кун. – Сейчас я сделаю так, чтобы она предстала перед нами в своем настоящем виде.
Стремительно выхватив свой посох с золотыми обручами, Сунь У-кун стукнул им по поддельной голове и одним ударом расколол ее на части. Оказалось, что это чурка из корня ивы. Чжу Ба-цзе не удержался от брани.
– Вот я вам покажу, черти мохнатые! – заорал он. – Запрятали моего наставника у себя в пещере и вздумали меня, вашего прадеда, обмануть, показав деревянную болванку! Не может быть, чтоб мой наставник превратился в духа-оборотня ивового дерева!
Бесенок не на шутку перепугался и, весь дрожа от страха, бросился назад.
– Беда, беда, беда! – забормотал он. – Беда, беда, беда!
– Что это ты заладил одно и то же? – прикрикнул на него оборотень. – Говори, что случилось?
– Мне уже удалось было провести Чжу Ба-цзе и Ша-сэна, но Сунь У-кун, этот старьевщик, который распознает всякий хлам с первого взгляда, сразу узнал, что голова поддельная. Не показать ли ему настоящую человеческую голову, может, он тогда уберется отсюда?
– Где же я возьму настоящую человеческую голову? – спросил оборотень и тут же спохватился: – Да у нас на живодерне можно выбрать любую из тех, что еще не съедены!
Бесы и бесенята кинулись в живодерню, выбрали там свежую голову, обглодали ее дочиста, гладкую и скользкую положили на блюдо и вынесли к воротам.
– Отец наш, Великий Мудрец! – возвестил один из бесенят. – Та голова действительно была поддельная, зато эта настоящая и принадлежит она почтенному монаху из Танского государства. Ее оставил себе наш великий князь, чтобы водрузить на кровле, ну, а теперь велел преподнести тебе.
Голова со стуком вылетела через пролом в воротах и покатилась по земле, разбрызгивая капли крови.
Сунь У-кун сразу же понял, что это настоящая человеческая голова, и громко заплакал, не зная, как быть. Чжу Ба-цзе и Ша-сэн тоже завопили во весь голос.
– Брат! – обратился Чжу Ба-цзе к Сунь У-куну, глотая слезы. – Перестань плакать! Погода сейчас жаркая, и я боюсь, как бы голова наставника не протухла. Сейчас я ее похороню, а потом мы поплачем.
– Верно, – согласился Сунь У-кун.
Чжу Ба-цзе, не брезгуя кровью и налипшей грязью, обхватил голову обеими руками, прижал к груди и побежал к горному обрыву. Он нашел местечко, обращенное к солнцу, обдуваемое сверим ветром, выкопал яму своими граблями, положил в нее голову, засыпал землей, соорудил могильный холм и после этого позвал Ша-сэна.
– Вы пока поплачьте здесь со старшим братом, – сказал он, – а я схожу, поищу чего-нибудь, чтобы принести в жертву нашему наставнику.
Чжу Ба-цзе направился к берегам горного потока, наломал ивовых веток, собрал крупную гальку величиной с гусиное яйцо и вернулся к могиле. Прутья ивы он воткнул по обеим сторонам могилы, а гальку сложил перед нею.
– Что это значит? – спросил Сунь У-кун.
– Пусть эти ивовые прутья послужат соснами и кипарисами, – ответил Чжу Ба-цзе, – под сенью которых будет покоиться прах нашего наставника. А галька пусть явится нашим подношением его душе.
– Да ты что? Дуралей этакий! – прикрикнул на него Сунь У-кун. – Человек погиб, а ты приносишь ему в жертву камни?
– Ну, а как же? – оторопел Чжу Ба-цзе, и привел слова из буддийского псалма:
Выкажи покойному чувства живых людей,
Покажи ему сердце свое почтительное к родным и старшим.
– Перестань говорить глупости! – строго приказал Сунь У-кун. – Пусть Ша-сэн останется пока здесь, побудет у могилы и покараулит вещи и коня. А мы с тобой отправимся в пещеру, разобьем ее, схватим самого оборотня и разорвем его на мелкие клочки, – отомстим за наставника, а тогда уж вернемся.
– Ты правильно решил, дорогой брат, – проговорил Ша-сэн, роняя слезы. – Вы оба ступайте и не отвлекайтесь от намеченной цели, а я здесь покараулю.
Ну и молодец этот Чжу Ба-цзе! Он снял с себя монашеское облачение, потуже подвязался, взял грабли и отправился вслед за Сунь У-куном. Оба бросились на ворота, дружными усилиями сломали их и ворвались в пещеру с воинственным кличем, от которого содрогнулись небеса.
– Верни нам нашего наставника! – исступленно кричали оба в один голос.
Все бесы и бесенята, находившиеся в пещере, пришли в неописуемый ужас и стали роптать на бесенка, получившего звание начальника головного отряда, считая его виновником всех бед.
Старый оборотень подозвал его к себе и спросил:
– Как же поступить с этими монахами, ворвавшимися к нам в пещеру?
– У древних есть замечательное изречение, – ответил начальник головного отряда: – «Если сунуть руку в корзину с рыбой, рука будет пахнуть». Если мы ввязались в это дело, надо действовать до конца. Нужно сейчас же снарядить все наше войско, повести его на этих монахов и уничтожить их!
Старый оборотень недоверчиво выслушал бесенка, но сам ничего другого придумать не смог и поэтому обратился к своим подчиненным с такими словами:
– Слуги мои! Будьте единодушны! Возьмите самое лучшее оружие и следуйте за мной в поход!
Тут бесы и бесенята разом издали боевой клич и помчались к воротам. Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе отошли немного назад, на ровную лужайку, и там остановили толпу бесов.
– Ну, кто из вас главарь? – закричали они, обращаясь к толпе. – Кто главный оборотень, захвативший нашего наставника?
Бесы выстроились в боевом порядке, замелькали парчовые стяги, расшитые цветами, и из рядов, держа в руках валек, вышел старый оборотень.
– Вы что, негодные монахи, не узнаете меня? – прогремел он. – Я – великий князь Южной горы и разгуливаю по этим местам вот уже несколько сот лет. Я захватил вашего наставника – Танского монаха, и съел его. Что вы посмеете сделать со мной?
– Ишь ты храбрец, мохнатая тварь! – выругался Сунь У-кун. – Сколько же тебе лет, что ты позволил себе дерзость называться правителем Южных гор? Тем более что в небесных чертогах, по правую сторону от трона владыки, пока все еще восседает почтенный государь Ли[68], положивший начало Небу и Земле, а под крылом огромной птицы Пэн [69] сидит на престоле Будда Татагата, достопочтенный Будда, создатель всего мира. Мудрец Конфуций, почитаемый как основоположник учения жу, и то скромно называл себя учителем. А ты, скотина этакая, смеешь величать себя великим правителем Южных гор, да еще хвалишься, что разгуливаешь по этим местам несколько сот лет! Стой, ни с места! Испробуй, каков на вкус посох твоего почтенного дедушки!
Однако оборотень отскочил в сторону и вальком отбил удар железного посоха. Округлив от злости глаза, он заорал в ответ:
– Ах ты, обезьянья морда! Смеешь еще срамить меня! Какими же ты владеешь чарами, что дерзнул явиться сюда буянить у моих ворот?
– Я проучу тебя, скотина ты безвестная! – холодно засмеялся Сунь У-кун. – Ты, видно, не знаешь меня, старого Сунь У-куна. Постой! Наберись храбрости да послушай, что я расскажу тебе:
На острове чудес
В веках минувших жили
Все прадеды мои.
И Небо и Земля
Десятки тысяч лет
Зародыш мой хранили.
И на горе Хуагошань
Родился я.
Великая гора Плодов,
Гора цветов!
Там каменистое яйцо
С корой железной
Родители покинули
Над бездной,
На грозной высоте
Среди святых садов.
Распалась скорлупа,
Но из ее обломков
Младенец-богатырь
Родился я на свет.
Немудрено, что я
Был лучшим из потомков,
Я созревал в яйце
Десятки тысяч лет!