– Братцы, взгляните, сколько людей с оружием приближается к нам! – воскликнул Танский монах в сильном испуге. – Что нам грозит?..
– Беда! Беда пришла! – вскричал Чжу Ба-цзе. – Разбойники, которых мы только что отпустили, наверное, пошли за подмогой и вот теперь вооружились и вновь пришли сюда, чтобы сразиться с нами.
– Брат! – возразил Ша-сэн. – Это не разбойники. Погляди как следует, – попросил он Сунь У-куна.
Сунь У-кун, наклонившись к Ша-сэну, прошептал:
– Злосчастная звезда не покидает нашего учителя! Это стражники, посланные на поимку разбойников.
Не успел он договорить, как стражники рассыпались в разные стороны, намереваясь окружить учителя и его учеников.
– Вот так монахи! Хороши, нечего сказать! Мало того, что ограбили дочиста, так еще продолжаете шататься здесь! – кричали воины.
Первым схватили и скрутили веревками Танского монаха. Затем связали Сунь У-куна, Чжу Ба-цзе и Ша-сэна. После этого продели ваги через веревки и понесли каждую вагу вдвоем. Погоняя коня перед собой, стражники забрали также коромысла с поклажей и направились в окружной город. Эти печальные события описаны в стихах:
Благочинного монаха
Охватили страх и дрожь,
Тщетно он в слезах пытался
Опровергнуть злую ложь.
Чжу Ба-цзе уныло хныкал
И невнятно бормотал —
На друзей своих сердился,
На судьбу свою роптал.
И Ша-сэн не меньше прочих
Был растерян, удручен,
Лишь пройдохе Сунь У-куну
Все казалось нипочем.
Он хихикал втихомолку:
Волшебство свое и прыть
Хитрецу хотелось, видно,
Поскорее проявить!
Пленники очень скоро были доставлены в город. Стражники направились прямо к правителю округа и доложили:
– Повелитель! Наши сыщики и стражники поймали разбойников и доставили сюда.
Правитель сразу же направился в зал суда, воссел на свое место, наградил за труды сыщиков и стражников, затем осмотрел награбленное имущество и призвал членов семьи Коу Хуна, чтобы возвратить его им. После этого он велел ввести в зал Танского монаха и его учеников.
– Как же так? – спросил он. – Рассказываете всем, что вы монахи, идете из далеких восточных земель в райскую обитель Будды, чтобы поклониться ему, а на деле, оказывается, вы простые грабители!
– О владыка! Дозволь мне сказать! – взмолился Танский монах. – Я бедный монах, а не грабитель! И это сущая правда. Разве осмелюсь я лгать? У меня есть подорожное свидетельство, в котором описано, кто я такой и куда направляюсь. Прожив в доме чиновника Коу Хуна полмесяца, я проникся к нему чувством глубокой признательности за гостеприимство, которое он оказал нам. По дороге мы встретили разбойников, ограбивших Коу Хуна, отняли у них награбленное и направились было обратно к Коу Хуну, чтобы вернуть ему похищенное и этим отблагодарить его за оказанную нам милость. Мы никак не предполагали, что твои стражники примут нас за разбойников и схватят нас, так как мы действительно не грабители. Умоляю тебя, владыка, вникнуть в это дело и разобрать его во всех подробностях!
– Негодяй! – воскликнул правитель округа. – Теперь, когда тебя схватили наши стражники, ты стал изворачиваться и говорить о воздаянии за милости. Почему же, встретив разбойников, ты не изловил их, не доставил сюда и не доложил обо всем властям? Как могли вы вчетвером справиться с ними? Вот, смотри, сын Коу Хуна по имени Коу Лян, подал жалобу, в которой прямо указывает на тебя, а ты еще смеешь отпираться?
От этих слов Танский наставник почувствовал себя так, словно плыл на горящем судне в открытом море. Душа у него едва не рассталась с телом.
– Сунь У-кун! – с отчаянием воскликнул он. – Что же ты не оправдываешься?
– Чего же оправдываться? Ведь есть вещественные улики, – сказал Сунь У-кун.
– Совершенно верно! – перебил его правитель округа. – Улики налицо, как же ты смеешь отпираться?
После этого он подозвал своих подручных:
– Принесите обручи для сжимания головы, наденьте их на голову этому плешивому разбойнику, а уж потом будем бить его!
Сунь У-кун пришел в замешательство и подумал: «Видимо, моему наставнику положено перенести и это испытание, но как облегчить его страдания?» Увидев, что служители привязали к обручу веревки и скоро начнут пытку, он воскликнул:
– О владыка! Не надо пока стягивать обручем голову этому монаху! Вчера ночью при ограблении Коу Хуна с факелом в руках был я, с кинжалом в руке тоже был я, я же грабил имущество, и я же убийца! Это я – главарь, и бить надо только меня одного, остальные все ни при чем.
Правитель округа выслушал его и дал новое распоряжение.
– Сперва наденьте обруч на этого! – велел он.
Служители сразу же приступили к делу: они надели обруч на голову Сунь У-куну и стали туго стягивать его веревками. Веревки с резким звуком лопнули. Тогда они опять привязали веревки к концам обруча и снова стали стягивать его, но веревки опять лопнули. Так происходило три или четыре раза. Между тем на лбу Сунь У-куна не осталось даже следа. Служители заменили веревки более толстыми и только было приготовились повторить пытку, как явился какой-то человек, который доложил:
– Повелитель! Из столицы прибыл младший опекун наследника престола Чэнь. Просим тебя выехать к нему для встречи!
Правитель округа тотчас поднялся и отдал приказ:
– Бросьте разбойников в темницу и глаз с них не спускайте. После встречи высокого гостя я продолжу дознание.
Служители повели Танского монаха и его учеников в тюрьму и втолкнули их в ворота.
Чжу Ба-цзе и Ша-сэн втащили туда же коромысло со своей поклажей.
– Братцы, что же это происходит? – недоуменно спросил Танский монах, обращаясь к своим ученикам.
– Входи, входи! – посмеиваясь, ответил Сунь У-кун. – Здесь хорошо: собаки не лают, можно отдохнуть.
Несчастных узников схватили и стали втискивать одного за другим на тюремные нары. Им пришлось перекатываться друг через друга, стукаться головами, наваливаться грудью один на другого, а тут еще тюремщики подгоняли их и колотили куда попало.
Танский монах изнемог от страданий и все время взывал:
– У-кун! Что же делать? Как быть?!
– Они бьют потому, что хотят получить деньги, – ответил Сунь У-кун. – Есть ведь такая поговорка: «Где хорошо, там находишь покой, а где плохо – приходится выкладывать деньги!» Дай им хоть сколько-нибудь, вот и все!
– Откуда я возьму деньги? – отозвался Танский монах.
– Если нет денег, можно дать одежду или вещи, это все равно, – сказал Сунь У-кун. – Дай им свое монашеское облачение, и дело с концом.
Слова Сунь У-куна словно ножом полоснули по сердцу Танского монаха, однако, не в силах больше терпеть побои, он вынужден был согласиться.
– Пусть будет по-твоему, Сунь У-кун! – простонал он.
Тогда Сунь У-кун закричал тюремщикам:
– Уважаемые начальники! Не бейте нас! В наших узлах вы найдете монашескую рясу из золотой парчи ценою в тысячу слитков золота. Достаньте ее и возьмите себе!
Тюремщики сразу же приступили к делу: они развязали оба узла и увидели там всего лишь несколько холщовых одеяний и суму с подорожной. Вдруг они заметили сверток, от которого исходило сияние, подобное заре. Они поняли, что в нем должно быть что-то очень ценное, и, развернув его, увидели вот что:
Светлым жемчугом унизана,
Сшита-скроена на диво —
Вещь такая редко встретится
У простого богомольца:
По бокам цветные фениксы
Разлетаются красиво,
На груди драконы вышиты,
Словно свившиеся в кольца.
Отталкивая друг друга, тюремщики бросились к волшебному одеянию и подняли такой шум, что встревожили начальника тюрьмы. Он вышел к ним и прикрикнул:
– Чего расшумелись?
Тюремщики опустились на колени:
– Повелитель! Только что сюда доставили из суда четверых монахов, которые оказались дерзкими грабителями. Мы им всыпали немного, и они отдали нам оба своих узла, в которых оказалась эта драгоценность! Но мы никак не можем распорядиться с ней: разодрать ее на части и разделить между всеми – жаль, а если отдать кому-либо одному, – другие останутся в обиде. На наше счастье, ты прибыл сюда, и мы просим тебя рассудить, что нам делать.
Начальник тюрьмы взглянул и убедился в том, что это монашеское одеяние. Затем он тщательно осмотрел остальные одежды и прочитал подорожное свидетельство. После этого его охватило беспокойство! На подорожной было множество печатей и подписей правителей различных стран.
– Надо было раньше прочесть! – с досадой произнес он. – Вот какую кашу вы заварили! Эти монахи вовсе не разбойники. Не смейте брать у них эту рясу! Подождем до завтра, когда правитель округа продолжит дознание, тогда все в точности и выяснится.
Тюремщики повиновались и передали ему оба узла на хранение, завязав их так, как они были завязаны раньше.
Стало смеркаться. Послышался бой барабанов на сторожевых башнях, караульщики сменились и отправились в дозор. Наконец наступила третья четверть четвертой ночной стражи. Убедившись в том, что все его спутники перестали стонать и крепко заснули, Сунь У-кун начал размышлять! «Это злоключение – ночь, проведенная в тюрьме, – было предопределено наставнику. Вот почему я не вымолвил ни одного слова в его оправдание и не прибег ни к какому волшебству. Но сейчас, с окончанием четвертой ночной стражи, истекает срок злоключения. Надо будет все разузнать, чтобы с рассветом выйти из тюрьмы».
Подумав так, Сунь У-кун прибег к волшебству и стал быстро уменьшаться в размерах. Он легко выбрался с тесных тюремных нар, встряхнулся и превратился в проворную мушку. Пробравшись сквозь щель между карнизом и черепицей на крыше, он вылетел наружу. На небе мерцали звезды, сиял светлый месяц, кругом было тихо как бывает только ночью. Определив направление, Сунь У-кун полетел прямо к дому Коу Хуна. По пути он заметил, что в одном из домов в западном конце улицы ярко светится огонь. Сунь У-кун подлетел поближе и заглянул в дом. Оказывается, там готовили бобовый сыр. Старик хозяин разводил огонь, а старуха жала размоченные бобы.