язными, готтентоты сказали, что это была птица, высиживавшая яйца». Мне известно, что самец эму в зоологических садах берет гнездо на свое попечение; следовательно, эта особенность является общей для всего семейства. |
Скелет сцелидотерия (Scelidotherium Jeptocephalum,)
Гаучосы единодушно утверждают, что в одно гнездо кладут яйца нескольких самок. Меня решительно заверяли, что видели, как в середине дня четыре или пять самок подходили одна за другой к одному и тому же гнезду. Могу добавить еще, что и в Африке полагают, будто в одно гнездо кладут яйца две или больше самок. Хотя такая привычка на первый взгляд кажется очень странной, я думаю, что можно просто объяснить ее причину. Число яиц в гнезде 1 колеблется от 20 до 40 и даже до 50, а согласно Азара, иногда до 70–80. Исходя из того, что количество яиц, находимых в одном районе, так необычайно велико по сравнению с числом взрослых птиц, а также судя по состоянию яичника у самок, вероятнее всего предположить, что самка за сезон может откладывать большое количество яиц, но для этого требуется очень длительное время. Азара) отмечает, что одна прирученная самка снесла 17 яиц с промежутками в три дня между отдельными кладками. Если бы самке пришлось самой высиживать яйца, то, прежде чем было бы снесено последнее, первое, наверно, успело бы уже испортиться; но если бы каждая самка откладывала несколько яиц через последовательные промежутки времени в разные гнезда и несколько самок, как то и показала действительность, объединялись бы, то в одном гнезде собирались бы яйца примерно одинакового возраста. Если число яиц в одном из таких гнезд в среднем, как я полагаю, не больше числа яиц, откладываемых одной самкой за сезон, тогда гнезд должно быть столько же, сколько и самок, и каждому самцу достается равная доля труда по высиживанию, как раз в тот период, когда самки, вероятно, высиживать не могут, так как продолжают нестись. Я упоминал выше о большом количестве уачо — брошенных яиц; так, за день охоты я нашел таких 20 штук. Кажется странным, что так много яиц пропадает впустую. Не происходит ли это из-за трудности соединения вместе нескольких самок и подыскания самца, готового принять на себя обязанность высиживания? Очевидно, что для начала должно существовать в какой-то степени объединение хотя бы между двумя самками, иначе яйца останутся разбросанными по просторам равнин на расстояниях слишком больших для того, чтобы самец имел возможность собрать их в одно гнездо; некоторые авторы полагают, что вразброс яйца кладутся для того, чтобы ими питались молодые птицы. Но едва ли так обстоит дело в Америке, потому что уачо часто находят испорченными и протухшими, но почти всегда целыми.
За время моего пребывания на Рио-Негро в северной Патагонии я неоднократно слышал от гаучосов рассказы об очень редкой птице, которую они называли авеструс петисе. По их описаниям, она меньше обыкновенного страуса (которые водится там в изобилии), но с, виду очень похожа на него. Они говорят, что эта птица темного цвета, в крапинку, и ноги у нее короче и покрыты перьями ниже, чем у обыкновенного страуса. Ловить ее боласами легче, чем другие виды. Те немногие местные жители, которые видели обеих птиц, утверждают, что они могли бы отличить издали одну от другой. Яйца этого меньшего вида попадались, кажется, чаще, чем сами птицы; те, кто их видел, с удивлением отмечали, что они лишь чуть-чуть меньше яиц обыкновенного американского страуса, но несколько иной формы и бледно-голубого оттенка. Вид этот крайне редко встречается на равнинах по берегам Рио-Негро; но одним-полутора градусами южнее их уже довольно много. В бухте Желания в Патагонии (48 ° широты) м-р Мартене застрелил страуса; я взглянул на него и, самым непостижимым образом позабыв в тот момент все, что знал о метисе, решил, что это просто молодая птица обычного вида. Мы изжарили и съели ее, прежде чем я опомнился. К счастью, голова, шея, ноги, крылья, много крупных перьев и значительная часть кожи уцелели, и из этих остатков я почти полностью восстановил экземпляр, выставленный ныне в музее Зоологического общества. Описывая этот новый вид, м-р Гульд оказал мне честь, назвав его моим именем.
В Магеллановом проливе мы встретили среди патагонских индейцев одного полуиндейца, который жил несколько лет со здешним племенем, но родился в северных областях. Я спросил его, слыхал ли он когда-нибудь об авеструс петисе. Тот отвечал: «Да ведь здесь, на юге, других и не бывает». Он сообщил мне, что число яиц в гнезде петисе значительно меньше, чем у другого вида, а именно в среднем не больше пятнадцати, но утверждал, что их кладет не одна самка. На реке Сайта-Крус мы видели несколько этих птиц. Они чрезвычайно осторожны; мне кажется, они видят приближающегося человека на таком большом расстоянии, с которого тот сам еще не может их разглядеть. Поднимаясь вверх по реке, мы видели мало этих птиц, зато когда быстро и без шума стали спускаться вниз по течению, то наблюдали их в большом количестве парами и по четыре — по пять. Мы обратили внимание, что эта птица, трогаясь с места полным ходом, не распускала крыльев подобно северному виду. В заключение замечу, что Struthio rhea обитает в провинциях Ла-Платы до местности несколько южнее Рио-Негро — до 41° широты, Struthio dar-winii живет в южной Патагонии, а часть страны по Рио-Негро остается нейтральной территорией. Г-н. А. д'Орбиньи, находясь на Рио-Негро, прилагал все усилия к тому, чтобы раздобыть эту птицу, но это ему не удалось. Добрицгоффер уже давно знал о существовании двух видов страусов; он говорит: «Надо вам сказать еще, что они в разных местах страны различаются ростом и повадками; ибо те, что водятся на равнинах Буэнос-Айреса и Тукумана, больше, и перья у них черные, белые и серые; те же, что близ Магелланова пролива, меньше и красивее, — их белые перья черны на концах, а черные перья подобным же образом оканчиваются белым».
Южноамериканский страус Дарвина (Rhea, или Strut-Mo danvinii, Gould)
Здесь часто встречается очень своеобразная птичка Tinochorus rumicivorus; в ее привычках и общем облике почти поровну сочетаются черты таких не похожих друг на друга птиц, как перепел и бекас5. Tinochorus встречается, на юге Южной Америки повсюду, где есть бесплодные равнины или открытые сухие пастбища. Они часто попадаются парами или небольшими стайками в самых диких местах, где вряд ли может обитать какое-нибудь другое живое существо. Если к ним приблизиться, они низко приседают, и тогда их очень трудно разглядеть на окружающем фоне. Отыскивая пищу, они передвигаются довольно медленно, широко расставляя лапки. Они роются в придорожной пыли и в песке и имеют свои излюбленные места, где их можно заставать много дней подряд; как и куропатки, взлетают они стаями. Все эти черты, а также мускулистый зоб, приспособленный к растительной пище, изогнутый клюв и мясистые ноздри, короткие лапки и форма пятки близко роднят Tinochorus с перепелами. Но как только птица взлетает, весь ее облик меняется: длинные, остроконечные крылья, так не похожие на крылья отряда куриных, неправильный полет и жалобный крик, испускаемый при взлете, — все это напоминает бекаса. Охотники «Бигля» прозвали ее короткоклювым бекасом. И в самом деле, скелет ее свидетельствует о том, что она сродни этому роду, вернее, семейству голенастых птиц. Tinochorus — близкий родственник некоторых других южноамериканских птиц. Два вида рода Attagis почти во всех своих привычках повторяют белую куропатку; один из этих видов живет на Огненной Земле, выше границ лесной полосы, другой-в Кордильерах среднего Чили, под самой линией вечных снегов. Птица из другого очень близкого рода, Chionis alba, обитает в антарктических областях; она питается водорослями и моллюсками на скалах, обнажающихся при отливе. Хотя у этой птицы и нет перепонок на лапах, в силу какой-то непонятной своей привычки она часто встречается далеко в море. Это маленькое семейство птиц — одно из тех, которые доставляют в данный момент натуралисту-систематику затруднения своими разнообразными отношениями к другим семействам, но в конце концов смогут оказать помощь в открытии того великого плана, общего векам нынешним и минувшим, по которому были сотворены живые существа.
К роду Furnarius относится несколько видов; все они — небольшие птицы, которые держатся на земле и обитают в открытой сухой местности. По строению их нельзя сравнить ни с одной из европейских форм. Орнитологи большей частью относят их к лазящим, хотя по всем своим особенностям они прямо противоположны этому семейству7. Лучше других известен обыкновенный лаплатский печник, вид, называемый испанцами касара, т. е. домостроитель. Гнездо, от которого он получил свое название, печник располагает в самых открытых местах, например на верхушке столба, на голом камне или на кактусе. Оно построено из грязи и кусочков соломы, и стенки его толсты и прочны; формой своей оно точь-в-точь напоминает печь для плавки стекла или приплюснутый улей. Большое отверстие сверху имеет вид арки, а внутри гнезда прямо против входа имеется перегородка, которая доходит почти до крыши, образуя как бы коридор или переднюю настоящего гнезда.
Другой, более мелкий вид рода Furnarius (F. cunicularius) похож на печника общим красноватым оттенком оперения, особым повторяющимся пронзительным Криком и странной манерой бегать подпрыгивая. Из-за сходства с печником испанцы зовут его касарита (маленький домостроитель), хотя манера строить гнездо у него совсем иная. Касарита строит гнездо на дне узкой цилиндрической норы, которая, говорят, тянется горизонтально под землей почти на 6 футов. Некоторые местные жители рассказывали мне, что еще мальчишками они пробовали вырыть гнездо, но им никогда не удавалось добраться даже до конца хода. Птица эта выбирает место для гнезда в твердом песчаном фунте невысокого откоса у дороги или у ручья. Здесь (в Баия-Бланке) дома обносят стенами, которые лепят из глины, затем затвердевающей, и я заметил, что стена, окружавшая двор, где я жил, во многих местах была пробуравлена насквозь круглыми дырами. На вопрос о том, в чем тут дело, хозяин стал горько жаловаться на маленькую касариту, и впоследствии мне довелось увидеть нескольких птичек за этим делом. Весьма забавно обнаружить, как не способны, должно быть, эти птицы усвоить малейшее понятие о толщине; хотя они все время перелетали через низкую стену, но продолжали впустую пробуравливать ее, принимая за отличный откос для своих гнезд. Я не сомневаюсь, что эти птицы всякий раз, встречая дневной свет с той стороны стены, вновь и вновь бывали немало изумлены этим непостижимым явлением.