Глава VI. ОТ БАИЯ-БЛАНКИ ДО БУЭНОС-АЙРЕСА
Отъезд в Буэнос-Айрес
Рио-Саусе
Сьерра-Вентана
Третья поста
Перегон лошадей
Боласы
Куропатки и лисицы
Особенности местности
Длинноногая ржанка
Теру-теро
Гроза с градом
Естественные ограды в Сьерра-Тапальгуэн
Мясо пумы
Мясная пища
Гуардия-дель-Монте
Влияние скота на растительность
Кардон
Буэнос-Айрес
Корраль для убоя скота
8 сентября. — Я нанял одного гаучо сопровождать меня в поездке в Буэнос-Айрес; дело это было довольно трудное, потому что одного боялся отпустить отец, а другого, который, казалось, был готов идти, мне описали как такого труса, что я сам не решился взять его: мне говорили, что, даже завидев издали страуса, он принимает его за индейца и с быстротой ветра пускается наутек.
До Буэнос-Айреса отсюда около 400 миль, и почти весь путь проходит по необитаемой местности. Мы выехали рано утром; поднявшись на несколько сот футов над поросшей зеленой травой котловиной, в которой расположена Баия-Бланка, мы вышли на обширную пустынную равнину. Она образована рыхлой глинисто-известковой породой, на которой вследствие сухого климата растут только отдельные пучки засохшей травы, и ни один куст, ни одно дерево не нарушает унылого однообразия. Погода была ясная, но в воздухе стояла туманная дымка; я думал, что это предвещает бурю, но гаучо сказал, что туман вызван пожаром на равнине, где-то далеко в глубине страны. После долгой скачки, дважды переменив лошадей, мы добрались до Рио-Саусе; это глубокая и быстрая речка, не шире 25 футов. На ее берегах стоит вторая поста по дороге в Буэнос-Айрес; немного выше есть брод для лошадей, где вода не доходит лошади и до брюха; но начиная с этого места и до самого моря нигде нет никакой возможности перейти ее, и потому это самый действенный барьер против индейцев.
Как ни незначительна сама по себе эта речка, иезуит Фолкнер, чьи сведения обычно столь точны, характеризует ее, как порядочную реку, начинающуюся у подножия Кордильер. Что касается ее истока, то я не сомневаюсь, что именно так и обстоит дело, ибо гаучосы уверяли меня, что в середине сухого лета эта речка, в то же время что и Колорадо, периодически разливается, чему причиной может быть только таяние снегов на Андах. Крайне маловероятно, чтобы такая маленькая речка, как Саусе, совершала свой путь через весь материк; между тем, если бы это был остаток большой реки, вода в ней, как то бывает в других подобных случаях, была бы соленой. Зимой нам следует искать истока этого чистого прозрачного потока среди ключей, бьющих вокруг Сьерра-Вентаны. Я подозреваю, что через равнины Патагонии, как и через австралийские, проходит много русел, которые выполняют свое настоящее назначение лишь в известные периоды. Вероятно, так обстоит дело и с тем потоком, который впадает в бухту Желания в глубине ее, а также с Рио-Чупат, на берегах которой офицеры, производившие съемку, нашли массивы очень ячеистой лавы.
Мы приехали вскоре после полудня, взяли свежих лошадей и солдата в проводники и направились к Сьерра-де-ла-Вентане. Эта гора видна с якорной стоянки у Баия-Бланки, и капитан Фиц-Рой вычислил ее высоту, которая оказалась 3340 футов, что весьма значительно для этой восточной стороны материка. Мне неизвестно, чтобы какой-нибудь чужестранец, до того как я побывал здесь, восходил на эту гору; действительно, очень немногие из солдат в Баия-Бланке знали о ней хоть что-нибудь. Позже мы слышали и о залежах угля, золота и серебра, и о пещерах, и о лесах; все это разожгло мое любопытство, но, увы, я оказался разочарован. От посты до горы было около 6 лье по плоской равнине того же характера, что и раньше. Впрочем, поездка становилась интересной, по мере того как гора начинала показывать свои действительные очертания. Добравшись до подножия главного кряжа, мы натолкнулись на большие трудности, пытаясь разыскать воду, и думали уже, что нам придется провести ночь без воды. Наконец мы набрели на нее, но только тогда, когда стали искать у самой горы, потому что уже в нескольких стах ярдах ручейки уходили в землю и совсем терялись в хрупком известняке и рыхлом детрите. Мне кажется, никогда еще природа не создавала более одинокой и заброшенной каменной громады; она вполне заслуживает своего названия Уртадо, т. е. уединенной. Гора крутая, вся изрезана и в трещинах; отсутствие деревьев и даже кустов настолько полное, что нам буквально не из чего было сделать вертел, чтобы подержать мясо над костром из стеблей чертополоха. Странный вид горы находится в резком контрасте с гладкой, как море, равниной, которая не только упирается в ее крутые склоны, но и разделяет параллельные гребни. Однообразие колорита придает картине характер особенного спокойствия: беловато-серый кварцит да светло-бурая засохшая трава равнины — и никаких других, более ярких красок. По привычке ожидаешь по соседству с высокой и крутой горой увидеть неровную местность, усеянную громадными обломками. Здесь природа как будто показывает, что на последнем этапе превращения ложа моря в сушу это превращение может происходить иногда совсем спокойно. При таких обстоятельствах мне любопытно было проследить, как далеко от материнской породы можно найти какие-нибудь голыши. На берегах Баия-Бланки и поблизости от поселения я находил кварцевые голыши, которые попали туда скорее всего из этого источника, пройдя расстояние в 45 миль.
Роса, увлажнившая в первые часы ночи чепраки, под которыми мы спали, утром замерзла. Хотя равнина и казалась горизонтальной, на самом деле она совершенно незаметно отлого поднималась до высоты от 800 до 900 футов над уровнем моря. Утром (9 сентября) проводник предложил мне подняться на ближайший гребень, откуда, он полагал, можно добраться до четырех пиков, венчающих вершину. Карабкаться по таким изрезанным скалам было чрезвычайно утомительно; склоны были очень зазубрены, и то, что мы одолевали за первые пять минут, часто теряли за следующие пять. Когда мы наконец взобрались на гребень, меня постигло горькое разочарование: я увидел ущелье и в нем долину, столь глубокую, что она лежала на уровне равнины; ущелье разрезало хребет поперек на две отдельные цепи и отделяло меня от четырех вершин. Долина — очень узкая, но плоская и представляет собой удобный проход для конных индейцев, связывающий равнины, лежащие по северную и южную сторону хребта. Я спустился в долину и, переходя через нее, увидел двух пасущихся лошадей, я тотчас же спрятался в высокой траве и начал осматриваться; но, не заметив никаких признаков индейцев, с осторожностью приступил ко второму восхождению. Было уже поздно, а эта часть горы, как и предыдущая, была крута и изрезана. К двум часам я уже был на самой верхушке второго пика, но это стоило мне очень большого труда: каждые двадцать ярдов обе мои ноги в верхней части бедра сводила судорога, и я боялся, что не в силах буду спуститься обратно. Кроме того, возвращаться необходимо было другой дорогой, так как не могло быть и речи о том, чтобы идти через седловину. Поэтому мне пришлось отказаться от восхождения на два более высоких пика. Они были лишь немного выше, а все геологические вопросы уже были разрешены; следовательно, не стоило тратить усилий на попытку дальнейшего восхождения. Я предполагаю, что причина судорог заключалась в резком изменении рода мышечной работы — от напряженной верховой езды к еще более напряженному карабканью по скалам. Этот урок стоит запомнить, потому что иногда подобные случаи могут причинить большие неприятности.
Я уже отметил, что гора сложена белым кварцитом, которому сопутствовал глянцевитый метаморфический глинистый сланец. На высоте нескольких сот футов над равниной к коренной породе кое-где плотно прилегают включения конгломерата. По твердости и по характеру скрепляющего вещества они походят на те, что ежедневно образуются на наших глазах на некоторых морских побережьях. Я не сомневаюсь, что и эти голыши образовали конгломерат подобным же образом в тот период, когда на дне окружающего моря отлагалась обширная известковая формация. Надо полагать, что в шероховатых и волнистых очертаниях цельного кварца до сих пор видно былое воздействие волн открытого океана.
В общем это восхождение меня разочаровало. Даже вид сверху и тот был неинтересен: равнина гладкая, как море, только без его изумительных красок и четких очертаний. Тем не менее картина отличалась новизной, и небольшая опасность, точно соль мясу, придавала ей известный вкус. Что опасность была очень невелика, было совершенно ясно, потому что два моих спутника развели большой костер, чего здесь никогда не сделают, подозревая близость индейцев. Я добрался до места нашего лагеря к заходу солнца, выпил большое количество мате, выкурил несколько папирос и тотчас постелил себе постель на ночь. Ветер был очень сильный и холодный, но никогда не спал я лучше, чем в этот раз.
10 сентября. — Подгоняемые попутным свежим ветром, мы добрались к середине дня до посты на Саусе. По пути мы видели очень много оленей, а около горы — одного гуанако. Равнину под Сьеррой пересекает несколько любопытных глубоких лощин, одна из которых имела около 20 футов в ширину и не менее 30 в глубину; нам пришлось поэтому сделать порядочный крюк, прежде чем удалось найти место, удобное для перехода. На посте мы заночевали; беседа, по обыкновению, шла об индейцах. В прежнее время Сьерра-Вентану часто посещали индейцы, и года три-четыре назад здесь происходило множество стычек. Мой проводник присутствовал при одной из них, в которой было убито много индейцев; женщины их бежали на верхушку гребня и самым отчаянным образом дрались большими камнями; многие из них таким образом спасли свою жизнь.
11 сентября. — Поехали к третьей посте в сопровождении лейтенанта, который ею командовал. Считается, что расстояние до нее 15 лье, но это не более как догадка, преувеличивающая, как обычно, расстояние. Дорога была неинтересной: она шла сухой, покрытой травой равниной; слева от нас, на большем или меньшем расстоянии, были расположены низкие холмы, продолжение тех, что мы пересекли у самой посты. Не доезжая посты, мы повстречали большое стадо коров и лошадей под охраной пятнадцати солдат; впрочем, несмотря на эту охрану, много скота, как нам сказали, растеряли по пути. Перегонять животных по равнинам очень трудно, потому что если ночью подойдет пума или даже лисица, то лошади так или иначе разбегутся во все стороны; к тем же последствиям приводит и гроза. Незадолго до того один офицер вышел из Буэнос-Айреса с 500 лошадьми, когда же он прибыл в армию, у него осталось не более 20.