Здесь же, в одном саду, содержали от двадцати до тридцати живых кондоров. Их кормили только раз в неделю, но они выглядели вполне здоровыми. Чилийские крестьяне утверждают, что кондор может прожить, не евши, от пяти до шести недель и при этом сохраняет всю свою силу; не могу ручаться за правдивость этого утверждения, но такой жестокий эксперимент был, по всей вероятности осуществлен.
Хорошо известно, что, лишь только в окрестностях бывает убито какое-нибудь животное, кондоры, как и другие грифы, тотчас же узнают непостижимым путем об этом и слетаются на. труп. Не следует упускать из виду, что в большинстве случаев эти птицы успевают разыскать свою добычу и дочиста обглодать скелет, прежде чем мясо хоть немного испортится. Припомнив опыты г-на Одюбона относительно слабости обоняния у трупоядных птиц, я попробовал проделать в вышеупомянутом саду следующий опыт: кондоры были привязаны каждый своей веревкой и рассажены в длинный ряд под стеной; прогуливаясь взад и вперед перед птицами, я держал в руке завернутый в белую бумагу кусок мяса на расстоянии около трех ярдов от них, но птицы не обращали на это никакого внимания. Тогда я бросил сверток на землю на расстоянии не более ярда от одного старого самца; один миг он внимательно смотрел на сверток, но потом больше не обращал внимания. Я стал подталкивать сверток палкой все ближе и ближе, пока он не коснулся, наконец, клюва птицы; бумага мгновенно была яростно разодрана, и в тот же миг все птицы в длинном ряду стали биться и хлопать крыльями. Ввести в заблуждение собаку при подобных обстоятельствах было бы невоз-можно.
Свидетельства в пользу и против наличия острого чутья у грифов странным образом уравновешиваются одни другими. Профессор Оуэн показал, что обонятельные нервы у грифа-индейки (Cathartes aura) хорошо развиты; в тот же вечер, когда доклад м-ра Оуэна был прочитан в Зоологическом обществе, один из присутствовавших заметил, что он однажды наблюдал в Вест-Индии, как стервятники собирались напротив дома в то время, когда находившийся там труп, который не успели похоронить, начинал издавать запах, а об этом птицы едва ли могли узнать при помощи зрения. С другой стороны, помимо опытов Одюбона и моего собственного м-р Бакмен поставил много разнообразных опытов, показывающих, что ни гриф-индейка (тот вид, который анатомировал профессор Оуэн), ни гальинасо не отыскивают себе пищи при помощи обоняния. Он покрыл несколько кусков зловонной падали тонким брезентом, а сверху набросал куски мяса; эти последние были съедены грифами, но вслед за тем птицы успокоились, так и не обнаружив вонючей падали, хотя клюв их находился всего в 0,5 дюйма от нее. После того брезент немного надрезали, и птицы в тот же миг обнаружили падаль; когда же брезент заменили новым и вновь разложили на нем куски мяса, грифы опять сожрали их, не обнаружив прикрытой падали, по которой ходили. Эти факты, кроме м-ра Бакмена, засвидетельствовали своими подписями еще шестеро джентльменов.
Часто, ложась отдыхать среди открытых равнин и глядя вверх, я видел грифов, носящихся в воздухе на большой высоте. Не думаю, чтобы на ровной местности пешеход или всадник обыкновенно осматривали сколько-нибудь внимательно ту часть небосклона, которая лежит выше чем на 15° над горизонтом. Если это так, то тогда гриф, прежде чем попасть в поле нашего зрения, летит на высоте от трех до четырех тысяч футов, его расстояние по прямой линии от глаза наблюдателя должно быть несколько более двух британских миль. Мудрено ли тогда, что он остается незамеченным? Не может ли дело обстоять так, что, когда охотник убивает зверя в уединенной долине, за ним все время следят сверху острые глаза птицы? А та особая манера, с которой гриф снижается, не дает ли знать всем трупоядным птицам в окрестности, что для них готова добыча?
Когда кондоры непрерывно кружатся стаей над каким-нибудь местом, полет их очень красив. Я не припомню, чтобы хоть одна из этих птиц когда-нибудь хлопала крыльями, за исключением момента взлета. Близ Лимы я, не сводя глаз, около получаса наблюдал за несколькими кондорами: они описывали большие кривые линии, носились кругами, спускались и поднимались, ни разу не взмахнув крыльями. Когда они скользили низко над моей головой, я внимательно следил наискосок за очертаниями каждого из больших маховых перьев обоих крыльев; при малейшем колебательном движении эти отдельные перья казались бы слившимися воедино, но они были отчетливо видны на фоне синего неба. Голова и шея двигались часто и как будто с усилием, распростертые крылья служили, по-видимому, точкой опоры для движений шеи, туловища и хвоста. Перед снижением птица на миг складывала крылья, а когда вновь распускала их, уже с иным наклоном, то момент, приобретенный при быстром снижении, как видно, уносил птицу вверх равномерным и неуклонным движением бумажного змея. В том случае, когда птица парит, движение ее должно быть настолько быстрым, чтобы воздействие наклонной поверхности ее тела на воздух могло уравновесить ее тяжесть. Сила, необходимая для поддержания момента в теле, движущемся в горизонтальной плоскости в воздухе (где трение так мало), не может быть велика, а кроме этой силы ничего больше и не требуется. Надо полагать, что движения шеи и туловища кондора для этого достаточно. Но как бы там ни было, когда такая большая птица часами без всякого видимого усилия кружится и скользит над горами и реками, то зрелище это поистине изумительно и прекрасно.
29 апреля. — С небольшого возвышения мы радостно приветствовали белые вершины Кордильер, проглядывавшие иногда сквозь темный облачный покров. В течение нескольких последующих дней мы продолжали продвигаться вперед медленно, так как течение реки было очень извилисто и загромождено громадными обломками различных древних сланцевых пород и гранита. Равнина, примыкающая к долине, здесь возвышалась почти на 1 100 футов над рекой и сильно изменилась по своему характеру. Хорошо окатанные порфировые голыши лежали вперемежку с многочисленными огромными угловатыми обломками базальта и первичных пород. Один из тех эрратических валунов, которые я заметил, лежал в 67 милях от ближайшей горы; другой, измеренный мной, был площадью в 5 квадратных ярдов и выступал на 5 футов из гравия. Края его были так угловаты, а размеры до того велики, что сначала я принял его за камень in situ [в коренном залегании] и вытащил компас, чтобы определить направление его кливажа. Равнина здесь была не совсем такая гладкая, как ближе к берегу, но все еще не было заметно никаких следов какого-либо значительного переворота. При таких обстоятельствах я считаю совершенно невозможным объяснить перенос этих гигантских каменных громад за столько миль от места их первоначального залегания какой-нибудь иной теорией, кроме теории плавучих айсбергов.
За последние два дня нам попадались следы лошадей, а также несколько мелких вещей, принадлежавших индейцам, например куски плаща и пучок страусовых перьев, но все это, по-видимому, давно лежало на земле. Между тем местом, где индейцы так недавно переправились через реку, и этой местностью — правда, между этими местами много миль — страна кажется совсем необитаемой. Сперва, ввиду обилия гуанако, меня это удивило; но дело объясняется каменистым характером равнин, не позволяющим сколько-нибудь долго гнаться по ним за дичью на неподкованной лошади. И все-таки в двух- местах этой глубоко внутренней области я нашел небольшие кучи камней, и мне кажется, что они не могли образоваться случайно. Они были сложены на возвышенных местах гребня самого высокого лавового утеса и походили на те, что мы видели близ бухты Желания, только были меньше по размеру.
4 мая. — Капитан Фиц-Рой решил не вести шлюпки дальше вверх по реке, которая стала очень извилистой и быстрой; кроме того, весь вид местности не внушал желания идти дальше. Повсюду мы видели те же предметы, тот же унылый ландшафт. Мы находились теперь в 140 милях от Атлантического океана и примерно в 60 от ближайшего залива Тихого океана. Долина в этой верхней своей части расширялась в обширную котловину, ограниченную с севера и с юга базальтовыми платформами, а впереди виднелась длинная цепь одетых снегом Кордильер. Однако мы смотрели на эти величественные горы с сожалением, потому что нам приходилось ограничиться лишь догадками об их природе и естественных произведениях, вместо того чтобы, как мы надеялись, стоять на их вершинах. Не говоря уже о бесполезной потере времени, которой стоила бы нам попытка подняться хоть немного выше по реке, мы уже несколько дней получали половинный хлебный паек. Хотя и этого было бы достаточно нетребовательному человеку, но после тяжелого дневного перехода такой еды маловато; неотягченный желудок и легкое пищеварение — вещи, о которых хорошо рассуждать, но которые очень неприятны на деле.
5 мая. — Перед восходом мы пустились в обратный путь. Мы неслись вниз по течению с большой скоростью, делая узлов десять. За этот один день мы прошли то, что стоило нам при подъеме пяти с половиной дней тяжелого труда. 8-го числа, после 21-дневного путешествия, мы добрались до «Бигля». Все, кроме меня, имели основание быть недовольными; но мне экспедиция принесла знакомство с интереснейшим разрезом великой третичной формации Патагонии.
1 марта 1833 г. и во второй раз 16 марта 1834 г. «Бигль» становился на якорь в заливе Баркли, у острова Восточный Фолкленд. Архипелаг расположен почти на той же широте, что и вход в Магелланов пролив; он занимает площадь 120 на 60 географических миль — немногим больше половины Ирландии. После того как за обладание этими жалкими островами спорили между собою Франция, Испания и Англия, они остались необитаемыми. Буэнос-айресское правительство продало их затем одному частному лицу, но пользовалось ими так же, как до того старая Испания — для поселения преступников. Англия заявила о своих правах на острова и захватила их. Англичанин, оставленный охранять флаг, был убит. Затем туда послали британского офицера без всякой вооруженной поддержки, и когда мы прибыли, то нашли его во главе населения, большую половину которого составляли беглые мятежники и убийцы.